Из всех мужчин, с которыми встречалась Дендре, спала она только с Беном и Тэлботом. Оба знали об этом, но не относились друг к другу как соперники в любви. Обоим было известно, что эта женщина любит Гидеона, а каждый из них – не более чем друг и временный сексуальный партнер.
Никто из них не обсуждал это ни с ней, ни друг с другом. Было что-то особенное в том, как Дендре занималась любовью. Оба мужчины считали ее в этом плане несравненной. Неистовый темперамент, склонность к экспериментам – в постели Дендре ничуть не напоминала здравомыслящую, рачительную домохозяйку. У Гидеона была репутация необычайного любовника, а его бывшую жену считали покорным существом, подстилкой, о которую он вытирает ноги. Как лживы были эти сплетни!
Юкио постучал в дверь ванной и объявил, что мистер Тэлбот ждет ее в гостиной. Дендре опаздывала, и ей это было неприятно. Она чуть не выпрыгнула из ванны. Накинув махровый халат, она прошла через спальню к двери гостиной, чуть приоткрыла ее, заглянула внутрь и увидела Тэлбота, державшего в руке стакан неразбавленного виски. Он был очень хорош собой: высокий, худощавый, белокурый, с короткой бородкой. Синие глаза были откровенными и страстными.
Скульптор был в кожаной куртке и желтовато-коричневых вельветовых брюках, эта одежда была под стать его характеру. Он разглядывал одну из картин Гидеона. Дендре сняла все прежние картины и заменила их полотнами Пейленберга. В номере теперь было много превосходных вещей, доставшихся ей при разводе. Произведения искусства превратили уютные комнаты отеля в изысканные салоны.
В Тэлботе было нечто чувственное, обаяние, которое Дендре находила неотразимым. Она открыла дверь и поманила его в спальню. Тэлбот улыбнулся.
– Ты стала бесстыдной – слава Богу, – сказал он, поднося свой стакан к ее губам.
Дендре отпила виски. Напиток согрел ее. Ей почти сразу же захотелось еще. Тэлбот сел на кровать, а она вышла взять еще стакан и принести бутылку в спальню. Когда женщина вернулась, он откинул покрывало, разделся и лег в постель. Она отдала ему бутылку со стаканом и пошла по комнате, подбирая его одежду.
– Гидеон по крайней мере собирал сам. Тэлбот с улыбкой наблюдал за ней.
– Других жалоб нет, мадам?
– Вроде бы нет, – засмеялась Дендре, сбросила халат и легла в постель рядом с ним.
Тэлбот обнял ее.
– Ну, какие новости? Чем занималась? – спросил он, лаская ее груди.
Ей нравился секс с ним еще и потому, что он только укреплял дружбу. Они всегда рассказывали друг другу, что делали со времени последней встречи. Тэлбот говорил о своей работе, она сообщала, каких успехов добилась в своих планах. Им нравилась эта беседа в постели, но постепенно они перестали болтать, когда их ласки, поцелуи и влечение друг к другу стали ошеломляющими.
В ту ночь Тэлбот предавался любви с Дендре, а не просто занимался сексом. Это было не похоже на то, что происходило между ними несколько месяцев, с тех пор как они стали встречаться. Утолив свою страсть, они вместе приняли душ и отправились в постель.
– Что это с нами сегодня? – спросила Дендре. – Только не говори, что у нас был секс, это я знаю.
– Возникла серьезная, неожиданная проблема. Мы влюбились, – отозвался он с печальной ноткой в голосе.
Дендре поняла, что Тэлбот прав. У нее никогда не бывало такого секса, кроме последнего раза с Гидеоном на Гидре. У них возникла серьезная проблема. Ей меньше всего хотелось осложнять и без того сложную жизнь любовной связью, которая могла сделать ее только несчастной.
– Ты прав, – сказала она.
Тэлбот сел и обнял ее.
– Любовь не принесет нам добра. Сама знаешь почему, давай не будем говорить об этом. Думаю, нужно сорвать этот бутон, пока он не распустился, иначе ты потеряешь свою цель и будешь страдать. Лучше оставаться друзьями, любящими друзьями, как по-твоему?
– Да. Но мне будет очень не хватать тебя.
– О, милая, глупая Дендре, друзья не покидают друг друга, даже из-за любви, которой не может быть. Нам нужно перестать спать вместе и найти партнеров, с которыми можно иметь секс и любовь одновременно.
– Тэлбот…
– Пожалуйста, давай не будем это обсуждать. Просто… упьемся нашей последней ночью вместе.
Когда Дендре проснулась утром, Тэлбота не было. Откинувшись на подушки, она задумалась о том, что произошло между ними. Они правильно сделали, что расстались как любовники, но остались преданными друзьями. Она была довольна тем, что их связь окончилась таким романтическим и благородным образом. Но этот первый роман после брака, так насыщенный страстью, дал ей понять: секс без любви не для нее. Она хотела от Гидеона того, что было у них до появления Эдер, – любви и секса, и была намерена либо вернуть все это, либо оставить попытки вернуть его.
В дверь постучал Юкио. Дендре надела халат, снова легла в постель и пригласила его войти. Слуга появился с букетом белых роз.
На карточке было написано: «Я всегда буду думать о тебе как о самой лучшей женщине. Твой Тэлбот».
Дендре поглядела на розы, поднесла их к лицу и вдохнула аромат. Потом отдала Юкио со словами:
– Достань нашу самую красивую вазу, я хочу расставить их сама. Ты завтракал? Я собираюсь приготовить яичницу с гренками. Сделать на двоих?
– Да, спасибо, – улыбнулся Юкио, поняв, что произошло нечто заставившее Дендре вернуться на кухню. За восемь месяцев, что они прожили в отеле, у нее не возникало мысли что-нибудь приготовить, хотя условия для этого были. Еду присылали из ресторана отеля либо из китайской закусочной.
Когда Дендре переодевалась, готовясь к встрече с Гидеоном, зазвонил телефон. Это был отец. Здесь не было ничего необычного; родители звонили ей из Флориды часто, как прежде. Хотя развод дочери с Гидеоном явился для них ударом, Гершель и Фрида держались превосходно. Дендре приписывала их сдержанность тому, что оба они знали: Гидеона покинула она, Дендре, покинула потому, что очень любит, и они могут вновь сойтись в более крепком браке.
Узнав о разводе, Фрида расплакалась:
– Что я скажу соседям, родным, друзьям?
Отец слушал по отводной трубке в спальне и ответил за дочь:
– Фрида, не говори ничего. Думай об этом как об осложнении в шахматной партии, которую ведет Дендре. Ты же знаешь, что наша дочь не вступает в игру, если ее шансы на выигрыш не превышают пятидесяти процентов.
– Это безумие! У нашей дочери самая большая трагедия в жизни, а ты предлагаешь думать об этом как о шахматах! Этим она вернет мужа, спрашивается?
– Да, – в один голос ответили Дендре и Гершель.
Фрида долго молчала, потом объявила:
– Пусть будет так. Я ничего не смыслю в шахматах. Так что больше не буду ни о чем спрашивать. Но дай мне знать, когда выиграешь эту игру!
