Даже не знаю, что мне больше в глаза бросается, он или открытый рот и пунцовый цвет лица? Наверно, всё вместе. Ведь в этот момент я еле сдерживаю себя, чтобы не начать злорадствовать.
Угрозы? В век современных телефонов?
Главный вопрос: как можно было до такого додуматься? Да моя Маруська сразу бы отмела в сторону эту идею и придумала бы что-то оригинальное.
Конечно, никто не сомневался, что Любаня объявится. Но я почему-то ждала, что она это сделает красиво. Ну, в ее понимании, разумеется. Вот с вырванными волосами идея ничего так. Подкараулить и в столовой вместо сахара соль мне в чай подсыпать тоже нормально. Но тут…
Я разочарована.
Так нельзя. Стоило подготовиться.
— Сейчас мы закончили? — спрашиваю у нее, когда видео останавливается и я телефон обратно в карман запихиваю. — Можно я все-таки пойду?
— А-ага.
— Класс. Отлично поболтали. Если что, ты знаешь, где меня найти. Только, чур, в следующий раз тему разговора я выбираю. Сама видишь, у тебя с этим явные проблемы.
Энергично стучу ей по плечу, вспоминая, как она меня ногтями хватала, и лунной походкой двигаю в сторону аудитории.
Эх, а Суханов сейчас и понятия не имеет, что я его отвоевала.
Что сказать? Мне даже обидно за него стало. За красавчика и воевать толком не пришлось.
Анька радостно встречает меня, сдвигая сумку в сторону и освобождая место. Сажусь возле нее, боковым зрением улавливая Сычева, который сидит на несколько рядов ниже от нас и разговаривает с кем-то по телефону. Смотрю на парня и пытаюсь тоску в душе чем-то заткнуть. Может, права была мама, и мне следует поговорить с другом детства? Какая разница, что он там натворил, если я его всегда за брата своего принимала? Даже сейчас он всё равно продолжает оставаться моим Витамином, которого можно по башке треснуть и силой заставить извиниться. И плевать, что он не хочет и виноватым себя не считает.
Разберемся.
Преподаватель просит Сычева пройтись по рядам и собрать все наши рефераты. Кажется, сегодня мой день. Сейчас парень подойдет, я с ним поздороваюсь, и можно будет проставляться бодяжным чаем за возобновление старой дружбы.
— Что с лицом? — Алипатова заглядывает за мою голову, наблюдая за приближением Виталика. — Он опять что-то сделал?
Ох, хорошо, наверно, что я Аньке ничего не рассказывала. Нам-то с Виталом помириться проще, через плечо сплюнем и забудем. А вот у них так просто не получится. С Анюткой у нас дружба настоящая. Поэтому вряд ли она махнет рукой, узнав про звонок моим родителям.
— Смотри и учись, как нужно делать первый шаг, — с важным видом поясняю ей, спину выпрямляя. — Кто-то из нас должен быть умнее.
Так-с, судьба, или кто там за главного, давай без шуток и прочих казусов. Просто рузрули все, и помири нас. В конце-то концов, я же не прошу сделать меня президентом или женой Суханова.
— Витамин, привет, — бодрым голосом говорю я, протягивая парню папку с рефератами.
Он смотрит на меня, как на пустое место, а затем разворачивается и идет к другому ряду.
— Э-э-э, нет. Наверно, первый шаг — это все-таки не твое, — пытается пошутить подруга, а потом уже более серьезно добавляет: — Зато мы точно знаем, кто умнее. А теперь рассказывай, почему ты чуть не опоздала.
Проводив парня тяжелым взглядом, я постаралась переключиться на другую тему. К сожалению, на менее приятную, чем ситуация с Виталиком.
Любаня.
Что б она все ногти себе переломала.
Так утро, так странный телефонный звонок, так ревновашки, и самое сладкое — угрозы уровня ребенка из младшей группы детского сада.
За что я люблю Алипатову: она понимает меня и не задает лишних вопросов. Уже через несколько минут мы вдвоем сидим и вспоминаем Любавушку добрым словом.
— Вот коза.
— И не говори, смотри, чуть ладонь мне не оторвала, — жалуюсь я, руку показывая. — Отца своего впихнула. Будто он и правда в таких вещах помогать ей станет. Делать ему больше нечего, как по указке дочери студентов отчислять.
— Думаешь, блеф?
— Ань, ты же знаешь нашего химика. Он нормальный мужик, да и, вообще, я у него лучшая студентка.
Алипатова шутку мою не оценивает, а лишь плечами пожимает. А мне всё равно как-то. Есть видео, которое я удалять не собираюсь, пока диплом на руки не получу, а значит, не скоро. Да и, в конце концов, Сергей Аркадьевич на такое точно не способен.
— Немцова! — гремит на всю аудиторию голос химика. — Я еще долго должен наблюдать за вашими разговорами на моих занятиях? Вам мало того, что вы сдали мне двоечный вариант?
— К-как двоечный? — подпрыгиваю с места и чувствую, как будто на меня ведро воды ледяной вылили. — Он не может быть двоечным.
Я могла, конечно, ночью в облаках летать, но это не значит, что с заданием я не справилась. Блин, да химия — мой любимый предмет. Я не могла оплошать.
— Хотите со мной поспорить? — мужчина продолжает гнать на меня, стуча мелом по столу.
— Хочу… — не успеваю договорить, что хочу разобраться в ошибках, но звонок прерывает меня.
— На следующем занятии будьте готовы. — Химик хватает папки со своего стола и быстрым шагом выбегает из кабинета, а я так и продолжаю стоять с открытым ртом.
Неужели Любаня не блефовала?
«Он всё для меня сделает, — в голове крутится угроза Любани. — Два слова — и ты уже улицы метешь».
От мыслей о том, что меня, такую умницу и красавицу, из универа попрут, стало дурно. Хоть по всем показателям я и умнее рыжей мартышки, но получается, в первом же раунде она меня уделала. И часа не прошло, как препод, который Полинку «обожал», превратился в цербера, готового расчленить некогда любимую студентку.
И, как назло, на меня все смотрят. Никто и не думает вставать со своих мест. Почувствовала себя участницей реалити-шоу, которую на голосовании выгнали, и все этому рады. То, что я поговорю с преподавателем, не обсуждалось. Разберусь с ним, а уж потом, на сессии, когда многим понадобится моя помощь, хорошенько подумаю, кому из глазастых помогать.
Весь оставшийся день я хожу как чумная. Вижу Сычева, меня тоска поедает, вспоминаю про Любаню, так волна возмущения накатывает, и я не знаю, куда девать эти противные эмоции.
Я не успокаиваюсь тогда, когда сажусь в машину Назара. Парень улыбается, а я ломаю голову, рассказывать ему о своих предполагаемых проблемах или промолчать.
— Плохой день? — интересуется он, беря меня за руку.
Мягко сказано. Знал бы он, что сегодня было.
А почему я, собственно, молчать-то должна?
Это не пожаловаться Аньке на покарябанную руку, здесь другое и более важное.
— Твоя Любаня грозилась выгнать меня из универа, и кажется, с помощью ее же отца у нее все получится. — Хм, сказала и жалкой не выглядела. Чудеса прямолинейности.
— Не получится, — уверенно заявляет Назар, — Любаня — любительница поговорить, но на этом всё заканчивается.
— Папанька ее меня на паре так отчитал, что сомневаться не приходится.
— Без повода? — немного задумавшись спрашивает Назар.
— Было бы за что, я бы молчала и не парилась. А тут…
Эй, а почему заплакать хочется, когда на его плечо крепкое смотрю?
— Я разберусь, — говорит он и прижимает меня к себе. — Обязательно разберусь. Ну, не веришь, что ли?
Пожимаю плечами и все-таки опускаю на него голову.
— Креветка, ты же сообразительная. Подумай, кто решится отчислить такую всез… умную студентку? Да универ только на твоих плечах и держится. Да я…
— Ладно, ладно. Я успокоилась, — обрываю его, когда перебарщивать начал в своих успокоениях. — Так кто тебе утром звонил?
Хм, думал, что я забыла?
— Эх, женская ревность.
— Кто бы говорил?
— Так я и не ревную. Сказал же, что даже слова этого не знаю. Да и ты у меня особенная.
В смысле «особенная»?
Типа никто не посмотрит? Он снова это сказал?
— Помнишь наш спор? — Ладно, завтра узнаю, с кем он разговаривать не хотел. Сегодня пари выиграю.
— Какой спор?
