ещё одну. Прохладный воздух коснулся живота, и я попыталась запротестовать, но Виктор сломил моё сопротивление махом — просто стиснул кисть в своей так, что я прикусила губу. Быстро разделался с оставшимися пуговицами и буквально впечатал меня в себя грудью. Несколько капель вина выплеснулись из бокала и упали мне на руку, но почувствовала я это как будто с задержкой в несколько секунд. Как будто всё, что я чувствовала кроме твёрдого бугра, упирающегося в низ моего живота, кроме взгляда Виктора на губах и его тепла было временем, огибающим нас своим размеренным течением.
— Мне нужно будет уехать на несколько дней, — теперь он поглаживал меня под курткой по пояснице. — Осень… — выше вдоль позвоночника и на ягодицы. Отпил вино и тронул мои волосы, висок, скулу. — Ты пряная, как осень. У тебя пряный запах. И вкус, — очертил губы по контуру. Только я знала, что он имеет в виду совсем не поцелуи. Вернее, поцелуи, но…
Между ног заныло так, как будто бы он касался не моего рта, а там, внизу. Как будто опять поглаживал меня по влажным лепесткам плоти, только слегка проникая внутрь. Резко сжав затылок, он накрыл мой рот поцелуем, проник языком.
— Я уеду на несколько дней, Марин, — просипел он мне на ухо, поддел носом мочку, прихватил зубами. — А когда вернусь… Когда вернусь, я снова попробую тебя, — от его глухого шёпота желание вспыхнуло мгновенно. Ноющее чувство между ног, внизу живота, усилилось до такой степени, что на секунду мне показалось, что корзинка накренилась. Не корзинка — мой собственный горизонт.
Я ухватилась за полу пиджака Виктора, а он продолжил всё так же хрипло:
— Я бы сделал это прямо сейчас, но… — стиснул волосы сильнее. — Боюсь, бедолага, который развлекается с горелкой, забудет, что должен держать эту штуковину в воздухе. Хочу, как следует, проголодаться, — потянул меня назад. Взгляд его прожигал, глаза блестели раскалённым серебром. — И хочу, чтобы ты тоже проголодалась, Марин.
Только когда бокал со звоном разбился у моих ног, я поняла, что выпустила его. В уголке губ Виктора появилась дьявольская усмешка. Он отпустил мои волосы и обмакнул пальцы в своё вино. Смочил мои губы. Стекло зазвенело снова, но, в отличие от меня, он сделал это специально. Отпустил, а потом сгрёб меня в охапку и задом прижал к краю корзины, заставляя отклониться назад.
— Расправь руки, — приказал он. — Расправь, Марин.
Смятение, страх и его взгляд… Я мотнула головой, но он продолжал смотреть. Молча. Смотреть и удерживать меня над пустотой. Должно быть, я тоже обезумела, потому что в следующий миг, подобно птице, развела руки в стороны. Он наклонил меня ниже.
— Закрой глаза, — просипел.
Я покорно опустила веки и… Его губы, его рот, его огонь с лёгким привкусом впитавшего солнечные лучи винограда. Моё собственное желание и он, упирающийся в меня.
Глава 19
Марина
Дорога была мне не знакома. С обеих сторон от нас раскинулись поля, и я, мчащаяся в красном спорткаре рядом с мужчиной, от горячего дыхания которого у меня подгибались ноги, чувствовала себя героиней старого фильма о красивой жизни.
— Красиво, — сказала я, отведя взгляд от окна. Ещё недавно голубое небо стремительно затягивало тучами. Пробивающиеся сквозь них солнечные лучи падали на поле, а вдалеке уже вовсю шёл дождь.
— Не так красиво, как в июне или июле, — отозвался Виктор и закурил. — Это лавандовые поля. Ты когда-нибудь видела цветущие лавандовые поля?
Я только отрицательно качнула головой. Опять посмотрела на распростёртое до самого горизонта поле, даже не представляя, насколько может быть тут прекрасно летом. Виктор больше ничего не сказал: ни про то, что я обязательно должна это увидеть, ни про то, что у меня будет такая возможность.
Раскат грома прозвучал почти что над нами. Сколько осталось у меня от месяца? Две недели? Меньше. Наверное, только сейчас я до конца поняла необратимость сказанного им — вернёшься и забудешь.
— Проклятье, — процедил Марчелло.
Выматерившись сквозь зубы, он сделал последнюю затяжку. На лобовое стекло одна за другой упали несколько крупных капель.
— Ты так не любишь дождь?
— К чёрту дождь, — бросил он мрачно. Нахмурился и небрежно кивнул на приборную панель. Взгляд мой упал на показатель уровня бензина.
— Километров на двадцать хватить должно, — не слишком уверенно.
Дождь барабанил всё сильнее и сильнее, стекающие по стеклу капли уже превратились в струи воды. Тучи над нами сомкнулись, вокруг потемнело, и что скоро всё это закончится, ничего не предвещало.
— Вряд ли нам это сильно поможет.
— Здесь нет ни одной заправки? — спросила. Виктор пренебрежительно усмехнулся, и мне стало ясно — нет.
Предусмотрительно промолчав о том, что ему стоило подумать об этом заранее, я прислушалась к шуму дождя и шороху шин. Машина фыркнула, и Марчелло выругался снова. Сбавил скорость. Нет, не он сбавил скорость, а…
— Только этого ещё не хватало, мать твою за ногу!
— Что случилось? — опять глянула на приборную панель.
Мы прижались к обочине как раз рядом со сменившими поля деревьями. Перед этим спорткар фыркнул ещё несколько раз — недовольно, почти злобно. Под капотом что-то заклокотало, но дело было не в бензине. Уж в этом я, получившая права ещё в восемнадцать, разобраться могла.
— Сиди тут, — Виктор отстегнул ремень и открыл дверцу.
— Что случилось? — перекрикивая шум ливня, спросила я, удержав его за рукав.
Он смерил меня тяжёлым взглядом. Так ничего и не ответив, взял мою руку и заставил разжать пальцы.
Что окончательно свихнулась, я поняла только когда он всё-таки вышел прямо под дождь. До этого сидела, с замиранием сердца ожидая, что он сделает дальше. Потому что любое его прикосновение могло превратиться в нечто до сих пор неведомое мне. На сей раз Виктор ограничился тем, что просто сжал мою кисть.
