его предал? Осознавать тяжко, но тоже, сука, да.
— Извинений не будет, — бросаю холодно. — Ни перед ней, ни перед тобой.
— В жопу извинения, что с тобой происходит?
Говорят, словами можно ударить сильнее кулаков. До этого момента я считал это все херней. Сколько всего обидного я в свой адрес слышал. От отца, который никак не мог смириться с моей неполноценностью, от матери, что считала меня главной проблемой развала семьи, да и не только. Жизнь, в общем-то, не сахарная вата, всякое бывало. И от Кима в этот момент я ждал чего-то такого, что разрушит мою устоявшуюся картину. Возможно, даже не слов. Я ждал, что мне прилетит. Я бы не сдержался — врезал.
Если бы он сделал что-то подобное с… блядь, в это мгновение на ум приходит лишь чертова сводная сестра. Нет-нет-нет…
Я отхожу от Кима и мотаю головой. Его слова достигают цели. Бьют так, что дышать становится нечем. Своей заботой он рвет мою душу на ошметки, потому что обо мне, сука, никто никогда не заботился. Не тогда, когда я по-серьезному лажал и был виноват, не тогда, когда я был мудаком. Да никогда, в общем-то…
— Тан, блядь, — повышает голос. — Поговори со мной, на хрен.
Я не хочу. Разговаривать, смотреть ему в глаза, общаться. Он не должен считать меня другом.
— Забери ее, — выдаю каким-то неживым голосом. — Забери ее, на хрен, к себе.
Я подхватываю брошенный на кровать футляр с наушниками, беру ключи от машины и собираюсь свалить, но Ким снова не позволяет. Толкает меня в грудь, отшвыривая от выхода.
— Ты издеваешься? — он повышает голос и видно, что тоже на эмоциях.
— Не хочешь?
— Хочу, — выдает. — Но не ее.
— В смысле?
Я в какой-то момент думаю совсем в другую сторону. Видимо, мозг настолько отключается, что я выдаю:
— Ты че, педик?
— Хуедик, — выдает на автомате, а затем начинает ржать. — Это развод был, Тан. Мы с Соней не вместе и никогда не будем. Она мне, как сестра.
— В смысле — не нравится?
— В смысле — нет. И ты тоже, между прочим, не нравишься.
Я вроде должен радоваться, что мой друг не гей, но радуюсь другому. То ли тому, что не стал предателем и мразью в глазах единственного близкого человека, который у меня все еще есть. То ли тому, что Соня ему не нравится. То ли одновременно и тому и другому. Одно заявление, а такой пиздецки тяжелый груз с меня спихивает.
— Фух, — выдыхаю. — Ну и нахер конспирация?
— Ты себя видел? — уточняет. — Что она тебе сделала, что ты так взъелся. Я хотел, чтобы ты оставил ее в покое.
— Просто сказать не мог?
— А я не говорил?
Сжимаю челюсти до скрипа зубов. Реально ведь говорил и не раз, да только я никогда не слушаю, всегда гну свою линию и поступаю так, как хочу. Тогда хотел Романову донимать. Унизить хотелось, чтобы место свое знала. Сейчас появились другие желания и контролировать их сложнее. Стоит ей в поле зрения оказаться, ноги сами несут к ней без мыслей и понимания, что вообще собираюсь сделать.
— Так что у вас произошло?
— Ничего. Свозил ее на море, купил ей глинтвейн.
— Оставил засосы на шее.
— Таки заметил?
— Таки да.
— Это ничего не значит, — выдаю то, о чем сам думал. — Между нами ничего не изменилось. Она по-прежнему мне никто.
Если Ким и хочет меня остановить, то не делает этого. Отходит в сторону, а когда я выхожу, следует за мной. Мы почти синхронно садимся по машинам и уезжаем, правда, в разные стороны. Я — на встречу приключениям, а он — гулять с Зевсом, тусить с Асей или помогать матери. Он — пример идеального парня, сына и человека. Я никогда не дотягивал, хотя когда-то очень хотелось. Когда-то слишком давно, когда мое лицо не было изуродовано.
Соня
— Ты какая-то странная в последние дни. С тобой все в порядке? — требовательно спрашивает Стефания.
Мне хочется сказать, что не в порядке, но я лишь пожимаю плечами и киваю. Рассказать подруге о случившемся не могу. Внутри словно какой-то барьер стоит. Невидимая заслонка, которую страшно поднимать.
— Соня-я-я! — дергает меня Стефа. — Не молчи.
— Все нормально.
— Не верю! Точно что-то произошло, — она хмурится и начинает пристально меня рассматривать.
Я под взглядом подруги ежусь и автоматически тянусь к воротнику свитера, чтобы убедится, что шея закрыта. Там… его следы. Выглядят, как покрасневшая сыпь, но я прекрасно знаю, что это и… прячу их.
— Что это там? — спрашивает с любопытством, а я в ужасе распахиваю глаза. — Засосы? Ох… Вау… — выдает с придыханием. — Ким настолько страстный? А говорили, холодный, как неприступный Кай из сказки.
Я отвожу взгляд и закусываю губу. Ким тоже заметил засосы, но тактично промолчал, хотя и спрашивал, как я себя чувствую, точно ли все в порядке и не нужна ли мне помощь. Сейчас мне кажется, что это было так давно. В какой-то прошлой жизни, хотя прошло всего два дня. Два долгих дня, во время которых я выходила из своей комнаты только затем, чтобы поесть на кухне. Пробиралась к ней бегом и на цыпочках и выбирала время, когда Тан уходил. Я слышала оглушающие хлопки двери в его комнату, а затем рев двигателя автомобиля на улице.
— Ну расскажи же! — требует Стефания, словно забывая, что мы в университете и нас могут услышать. — Расскажи, какой он…
— Обычный, — пожимаю плечами. — Как все.
— Как все?! — то ли спрашивает, то ли восклицает Стефа. — У тебя Ким первый парень, какие все…
Сообразив, что сморозила глупость, пытаюсь найти оправдания, но ничего в голову не приходит. Хорошо, что время пар неумолимо приближается, и нам приходится разойтись под предлогом занятий. Я ухожу в свою аудиторию, а Стефания в свою. Полтора часа, пока длится пара, сижу на нервах и практически ничего не слушаю, не говоря уже о том, чтобы записывать. Пока Стефа не заметила засосы, я чувствовала себя спокойно, а сейчас мне снова
