меня, когда кончишь. Не отводи взгляд. Я хочу, чтобы ты кончила, глядя мне в глаза, — и после еще нескольких толчков он рычит: — Сейчас.
Я делаю глубокий вдох и дико прижимаюсь к Эйдану. Мой оргазм достигает пика, и я стону, но не отворачиваюсь. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, пока моя киска сжимается снова и снова на его огромном длинном члене, замершем глубоко во мне.
— О, черт, Кайла, — выдыхает он. — Господи Иисусе, блядь, я кончаю.
Все тело Эйдана дергается. Глубоко внутри я чувствую, как пульсирует член. Затем он стонет и неглубоко толкается, изливаясь в меня, глядя прямо в глаза.
Близость настолько интенсивна и всепоглощающа, что у меня перехватывает дыхание. У меня такое чувство, будто мою грудь сдавливает невидимая сила.
Эйдан тоже это чувствует. Я уверена в этом, ведь вижу, как его глаза наполняются болью.
Он произносит мое имя на приглушенном выдохе, затем дарит мне отчаянный, пожирающий поцелуй.
Все это время мы держим глаза открытыми.
Мы лежим, переплетясь, на лесной подстилке, и тяжело дышим, но в остальном молчим. Затем Эйдан стонет и опускает лицо к моей шее, пряча глаза.
Глядя в бесконечно голубое небо, я обнимаю его за плечи, инстинктивно понимая, что на этот раз это он — тот, кто разваливается на части.
— Все в порядке, — шепчу я хрипло и ошеломленно. — Эйдан, все в порядке.
Он издает приглушенный звук боли.
— Ш-ш.
Я нежно целую его в щеку и запускаю пальцы в волосы. Он тяжелый и горячий, дрожит всем телом, и внезапно меня переполняет глубокое чувство покоя.
Или это благоговейный трепет. Или что-то совсем другое. Я не уверена, что для этого есть подходящее слово.
Что бы это ни было, это прекрасно.
Мои губы приближаются к его уху, и я шепчу:
— Мне понравилось. Я наслаждалась каждой секундой. Всем, что ты делал и говорил. Ты меня слышишь? Это то, что мне было нужно. — Он издает прерывистый стон. — Мой прекрасный лев. Ты такой замечательный. Ты — именно то, что мне нужно.
Эйдан поднимает голову и страстно целует меня, постанывая мне в рот.
— Кайла, — говорит он, тяжело дыша, — боже. Блядь. Я сделал тебе больно? Ты в порядке?
Я хихикаю.
— Если не считать нескольких царапин и синяков, я превосходно себя чувствую.
Пристальным взглядом Эйдан скользит по моему лицу в поисках любого признака того, что я лгу. Когда он, кажется, удовлетворен тем, что я честна, сглатывает и облизывает губы.
Говорит, запинаясь:
— Я немного увлекся.
— Да неужели, — отвечаю я с усмешкой. — Божечки-кошечки, какой у тебя секс-словарь. Даже лучше, чем твой обычный.
Через мгновение Эйдан начинает смеяться. Мягко, качая головой, он смеется с облегчением, затем снова целует меня.
— Я ничего не могу с этим поделать. Ты пробуждаешь во мне зверя.
— Естественно! Но сейчас я была бы очень признательна, если бы мы встали. Мне в поясницу впивается камень, и это ужасно больно.
— Черт. Извини.
Эйдан отстраняется, встает, заправляет себя в джинсы и застегивает их. Затем помогает мне встать и бережно счищает землю и листья с моей кожи.
— Ты вся исцарапана, — говорит он приглушенным голосом, морщась, когда отряхивает меня мягкими, как перышко, движениями пальцев. — У тебя колено кровоточит.
Я глубоко и удовлетворенно вздыхаю.
— Вот что происходит, когда заек трахают в лесу. Я уверена, что завтра мне будет чертовски больно. Где моя одежда? Я начинаю мерзнуть.
Эйдан ненадолго покидает меня, чтобы забрать мои ботинки, рубашку, джинсы и свою куртку с того места, где бросил их на землю. Затем он помогает мне одеться в молчаливой сосредоточенности, держа меня осторожно, будто считает, что я могу сломаться.
Его нежность и забота трогают меня. Он такой милый и нежный, полная противоположность моему доминирующему, рычащему зверю, каким был всего несколько минут назад.
Невероятно, сколько разных личностей может вместить одно тело. Мы все ходим с тысячей незнакомцев внутри нас, тихо дремлющих, пока кто-нибудь не разбудит их. Подобно разряду электричества, который оживил монстра Франкенштейна, все, что требуется нашим спящим гигантам, чтобы пробудиться к жизни, — это одна-единственная искра.
Когда я оделась, Эйдан берет меня за руку и молча выводит из леса. Мы выходим на солнечный свет, и смотрим на небо, затем друг на друга.
Что-то этакое есть между нами, невысказанное и глубокое.
Он первым отводит взгляд, сжимая мою руку и улыбаясь.
Эта улыбка могла бы разбить мне сердце.
~
Остаток дня мы проводим в его квартире. Мне требуется еще раз принять душ, чтобы смыть с кожи все остатки листьев и грязи. Потом Эйдан смазывает неоспорином мои порезы и царапины и перевязывает колено.
Он выглядит несчастным, когда делает это, брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию.
Хотя мои травмы незначительны и получены самым чудесным образом, ему ненавистна мысль о том, что мне больно.
Я снова провожу ночь у него. Он будит меня на рассвете и занимается со мной любовью с бессловесной настойчивостью, от которой у меня перехватывает дыхание. Затем Эйдан отправляется в то тихое место в своей голове, куда он уходит, когда ему нужно спрятаться.
Но я не спрашиваю его, что не так. Я не давлю. Я оставила его в покое.
Он не единственный, у кого есть секреты.
~
Когда я прихожу домой, Фиона уже там. Я нахожу ее в кабинете Майкла, что вызывает во мне вспышку раздражения.
— Что ты здесь делаешь?
Держа метелку из перьев, она резко встает из-за его стола и вздрагивает, когда видит меня.
— Кайла!
— Да, это я. Я здесь живу, помнишь?
Она улыбается виноватой улыбкой.
— Прости, дорогая. Я не слышала, как ты вошла. Ты ходишь как кошка.
Чувствуя себя неловко, я медлю на пороге. Я не была в этой комнате с тех пор, как произошел несчастный случай. Дверь была закрыта, и воздух тут спертый. Что-то в этом вызывает у меня чувство клаустрофобии.
— Я не хотела, чтобы в этой комнате убирали. Я думала, что говорила тебе об этом.
— Разве?
— Разве нет?
Она смеется.
— Ну, если ты и говорила, то я не помню.
— Ой. Извини. Честно говоря… я тоже.
Вспоминая, что она сказала на прошлой неделе о возможной причине моих провалов в памяти, я чувствую себя еще более неуютно. Мои щеки пылают, я неловко топчусь на пороге и прочищаю горло.
— Но я бы хотела на время оставить эту комнату в покое. Это просто… — я беспомощно жестикулирую. — Я еще не разбирала его вещи.
