Екатерина Карабонцева - Осторожно! Мечты сбываются.

На «ватных» ногах она плелась в ванную и, не поднимая глаз, чтобы не столкнуться со своим пугающим отражением, вполголоса бубнила: «Сейчас умоюсь, потом поставлю кипятить воду, затем вернусь в спальню и сменю катетер, после чего опять спущусь в кухню и приготовлю все необходимое для завтрака…» Это было тяжело, это было просто невыносимо, но она никак не могла позволить себе сорваться, ведь, кроме нее, Крису не на кого было надеяться. И эта мысль поддерживала ее изо дня в день, не давая возможности впасть в полное отчаяние.

Но, пытаясь справиться с элементарными обязанностями, Катерина напрочь забыла об исконной цели своего предприятия. Ей было необходимо не просто ухаживать за ним, как за большим ребенком. Ей нужно было  вырастить из него человека. И первым делом, она поступила так, как в этом случае поступают все рядовые мамы – она купила ему алфавит. Маленькие карточки с буквами и словами были призваны вернуть ему речь путем ежедневных тренировок. По сто раз на день она заставляла его выговаривать элементарные слоги, доводя его до бешенства. Не смыкая глаз, они боролись друг с другом, тем самым непрерывно борясь с незримым, призрачным врагом, который был сильнее их обоих. Они злились, отчаивались, сдавались и, спустя несколько часов, принимались заново, с новыми силами.

Во время одного из таких занятий, предприняв очередную отчаянную попытку понять то, что он хотел выговорить, Катины нервы все же не выдержали.

– Крис, пожалуйста! Я так больше не могу! – взмолилась она, – Я и так с трудом всегда воспринимала твою речь, а теперь я и вовсе не могу ничего разобрать!

Это было правдой. До аварии Крис всегда разговаривал приглушенным грудным голосом истинного рок-вокалиста, глотая при этом части слов. Катерина всякий раз напряженно следила за ходом его мысли, чтобы не упустить смысл. Сейчас же, из его рта доносилось лишь монотонное жужжание. Это был сущий кошмар!

Катя так любила его голос еще с юных лет! Лежа у себя в комнате, она надевала наушники и по тысячу раз вслушивалась во фразы, произнесенные им между песнями. Она старалась мысленно улететь в воображаемый мир, чтобы хоть на мгновение побыть с ним рядом. Она закрывала глаза, и ей казалось, будто он лично шепчет ей на ухо завораживающие слова… Неужели возможно настолько увлечься фантазией, чтобы ее материализовать? От этой мысли, Катю бросило в дрожь.

И что же она имела теперь? Вот он, лежит перед ней! Его можно потрогать, с ним можно сделать все, что угодно – мечта любой поклонницы! Но тех заветных фраз, от которых мутился ее рассудок, она не услышит. Вот куда завели ее тайные желания! Проблема заключалась в том, что, в процессе осуществления, жизнь внесла в них свои коррективы. Справедливы ли они были? Возможно, вообще не следовало замахиваться так высоко в своих мечтах, не будучи готовой заплатить за них высокую цену. Но Катерина не могла от него отказаться. Никогда. Ни тогда, когда десять лет назад она лежала за тысячи километров от него в своей постели и даже представить себе не могла, что ее фантазии осуществятся. Ни, тем более, в прошлом году, когда все указывало на то, что нужно о нем забыть, но он был так близко и так добивался ее любви, что здравый смысл был просто бессилен. Значит, она должна подтереть сопли и стойко расплачиваться с судьбой за такой дорогой, эксклюзивный подарок!

Катя ежедневно растирала каждую часть его тела, стараясь привести его в тонус. Она сжимала пальцы Криса на каком-либо предмете, заставляя делать над собой усилия и пытаться его ощутить и удержать. Она заставляла его самостоятельно глотать и самостоятельно ходить в туалет, заставляла повторять слоги снова и снова, чтобы, со временем, уложить их в слова…

Спустя несколько месяцев, она перестала узнавать себя в зеркале. Ее лицо было бледно-зеленым, а под глазами чернели огромные синяки. Она практически не спала, так как ее мучили кошмары прожитого дня, она едва могла заставить себя проглотить кусочек хлеба, так как ее постоянно преследовал ужасный запах и пугающие картины, всплывающие в памяти. Ее руки и ноги были покрыты ссадинами и кровоподтеками, а волосы выпадали от нервного перенапряжения. Одним словом, ее жизнь превратилась в кошмар. Однако, она словила себя на мысли, что впервые за последние годы довольно явственно ощущает на себе жизнь. Чем это было? Проявлением мазохизма или дремавшей где-то в глубине ее души любви? Ей не дано было это понять. Зато, в награду за стойкость, ей было суждено, наконец, пережить первый успех.

Крис, как обычно, лежал на своем ненавистном одре и проклинал судьбу и себя за те нескончаемые муки, которые выпали на их долю. Ему было жаль себя, жаль того, что он и не жив толком, и не может умереть, а обречен сносить ежедневные истязания, которые неизвестно к чему приведут. Но больше всего ему было жаль ее. Мужчина искренне не понимал, почему она все это терпит. У него не укладывалось в голове, что заставляет ее каждое утро, с новыми силами и с еще большей настырностью, вновь приниматься за свое. Их сосуществование превратилось в, своего рода, пожизненное заключение, где каждый из них был приговорен к индивидуальным пыткам. И свои она сносила с невероятной стойкостью. Ему не под силу было понять, что Кате просто некуда было больше идти. Не в том смысле, что у нее не было средств найти себе другое жилье. Просто, кроме него, у нее не было другого смысла в жизни. И она держалась за него мертвой хваткой, как бы тяжело ей ни приходилось.

Она совершала обычный утренний ритуал обтирания и перестилания постели со спокойным и умиротворенным, хотя и довольно измученным, лицом. Он пытался словить каждый ее взгляд, ему так хотелось ее ласки… Как бы ему хотелось ощутить прикосновение ее рук, скользящих по его телу! В последнее время он начал понемногу ощущать работу своих внутренних органов и даже периодически, во время ее яростных тренировок, в какой-то из частей тела проскакивала мимолетная, болезненная судорога. Но как бы он ни напрягался, он не мог почувствовать бархат ее пальцев на своей коже.

Вдруг, заколка соскользнула с ее головы, и по его груди рассыпались ее медовые кудри, нечаянно задев его лицо. Его губы дрогнули, их пробило какое-то мгновенное электричество. Изо всех сил он напряг горло и выдавил из себя: «Кейт…»

Девушка замерла и завороженно уставилась на него. Ее сердце бешено забилось. Неужели это произошло? Неужели усилия не пропали даром? Неужто он  все-таки будет говорить? Не знаю, испытывает ли мать подобный восторг, когда ее чадо произносит свое первое слово? Главное отличие здесь заключается в том, что, когда в роддоме женщине отдают ребенка, ей дают гарантию, что через год он заговорит. А когда Катя забрала из больницы Криса, ей, скорее, гарантировали обратное. Но, вдруг, ее внимание отвлекла другая деталь. Кисть его руки судорожно пульсировала. Вероятно, побужденный порывом подняться и приблизиться к ней, он невольно подавал сигнал своей руке, которая тщетно пыталась его распознать. Но для них это был грандиозный прорыв!