– Пожалуйста, скажи, что ты хочешь играть Адама, – принялась она уговаривать Дуэйна. – Если бы ты только согласился его играть, я бы обрела уверенность. Это один из самых замечательных персонажей.
Дуэйн уже согласился играть Джорджа Вашингтона. Предложение исполнить роль Адама не привлекало его, и он заметил: – Я начал отращивать бороду. По-моему, у Адама ее не было.
Он очень гордился своей бородой, которая была гуще и глаже, чем у большинства мужчин. Жалкие кусочки растительности на лицах Бобби Ли и Эдди Белта делали их похожими на обездоленных беженцев из документальных фильмов.
В общем, вопрос о бороде вызвал в городе нарастающую напряженность. Перед зданием суда была установлена емкость с водой, но пока что в нее никого не окунали. Вероятным кандидатом на эту процедуру был будущий зять Дуэйна Джо Кумс, поскольку тот каждое утро, спотыкаясь, брел в ванную и, еще толком не проснувшись, брился.
– Почему бы тебе не выдвинуть на роль Адама Дики? – предложил Дуэйн. – Он считает себя Адамом.
– Чтобы я заговорила с этим крысенком! – возмутилась Дженни.
Дуэйн вспомнил, что Сюзи Нолан точно так же обозвала Дики. Он и сам последнее время очень редко видел «крысенка». По всей видимости, он и Билли Энн находились на высшей стадии супружеского блаженства. Каждый день не меньше часа Карла разговаривала с Билли Энн по телефону, чтобы удостовериться, что ее мальчик получает должный уход. Когда Дуэйн попытался доказать ей, что она вмешивается не в свое дело, то встречал неподвижный взгляд.
– Это мой ребенок, и я не могу не интересоваться, что происходит с ним, поскольку он женился на девушке, которую мы почти не знаем, – отчитала Карла мужа. – Она вряд ли знает, что такое ботулизм.
– Ботулизм? – переспросил Дуэйн. – После такого количества наркотиков, которые он проглотил, никакой ботулизм ему не страшен.
Дорога до дома показалась Дуэйну бесконечной, и он подумал, что вряд ли найдется в городе человек, которому было бы приятно ехать в одной машине с Дженни.
Он не мог сказать, что не любил ее. Нет, она вызывала его интерес. Он вполне ужился с одной из любовниц своего сына и, возможно, уживется и с другой. Но Дженни, как и Карла, имела порок, заключавшийся в безудержной болтовне, и остановить это половодье слов он был не в силах. В ту секунду, когда она садилась в машину, все дамбы рушились, и потоки, не зная удержу, поглощали вечно сонливого Шорти, который настолько привык к Дженни, что сразу же засыпал, как только та открывала рот.
– Хорошо, что Лестер влюбился, – заметила Дженни. – У меня не хватило бы сил руководить этим праздником, если бы я трижды в день разбивала его сердце.
– Можно считать, что Лестеру тоже повезло, – заметил Дуэйн.
Дженни испуганно взглянула на него, как будто только сейчас осознавая, что Лестеру тоже могло не нравиться, когда три раза на дню ему разбивали сердце.
– Ты думаешь, Джейси согласится принять участие в празднике? – спросила она. – Из нее получилась бы Ева.
Дуэйн ничего не сказал, но Шорти на миг приоткрыл свой красный глаз.
– Может быть, Карла попросит ее, – продолжала она. – Мне на это не хватит духу.
– Почему бы тебе самой не попросить Карлу? – спросил он, совершенно не понимая, какой линии поведения ему придерживаться в ситуации неожиданно возникшей дружбы Карлы и Джейси. Карла не особенно раскрывала детали их отношений. О Джейси она отзывалась весьма коротко и туманно.
– Джейси выходила замуж только за французов, – однажды сообщила она. – Все ее мужья были французами.
Дуэйн предполагал, что она разовьет эту интересную тему, но Карла как в рот воды набрала.
– Ее дети говорят идеально по-английски, – в следующий раз доложила она. – В Европе они изучили кучу разных языков.
Нелли, далекая от идеала, развалясь на диване, следила за телеигрой и одновременно слушала дыхание Джо Кумса в телефонной трубке. Дуэйн попытался припомнить, когда в последний раз слышал, как Нелли произнесла хотя бы одно связное предложение на любом языке, но решил не расстраиваться, сравнивая своих детей с детьми Джейси. Может быть, они вовсе и не были такими блестящими, какими их представляла себе Карла.
Дженни Марлоу перечитывала текст, посвященный Техасвиллю, с графитовым карандашом в руке.
– Я думаю, что у меня скоро разовьется патологическое состояние тревоги, – сказала она. – Вот уж не ожидала, что когда-нибудь буду директором-распорядителем всего праздника. Дуэйн, если я освобожу тебя от роли Джорджа Вашингтона, ты согласишься сыграть одного из Браунов в истории с Техасвиллем?
– Какого? Того, который упился до смерти, или того, кто жил с гремучими змеями?
– Эда Брауна, того, кто жил с гремучками. Существует легенда, что по ночам он расхаживал с ними, положив себе на руки и плечи. Он пел, а змеи гремели и шипели. Поговаривают, что он научил их исполнять какой-то ритмический танец. Что-то вроде ча-ча-ча.
– Не доводилось слышать! – удивился Дуэйн. – Ча-ча-ча?
– Ча-ча-ча, – задумчиво повторила Дженни. – Пожалуй, это надо занести в сценарий. Если использовать неядовитых змей, эффект получится потрясающий.
Спустя несколько дней Дуэйн снова оказался на дороге, ведущей в Даллас. Поездка занимала два часа и к числу любимых Дуэйном не относилась. На этот раз его сопровождали Карла с Сонни. Карла отправилась, чтобы поднять мужчинам настроение, упавшее ниже некуда. Особо плохо было Сонни, у которого случился самый тяжелый за последнее время приступ склероза, и его срочно пришлось везти в Даллас к невропатологу.
Вечером в минувшее воскресенье он вышел из своего магазина и как сквозь землю провалился. Покупатели заходили и останавливались, считая, что он, должно быть, в ванной или пошел за чем-то в свой отель. Но прошел час, а Сонни не появлялся. Рабочие сами себе готовили бутерброды с сосисками и мясом в микроволновой печи, оставляя банкноты с мелочью у кассы, и уезжали на работу. В ранние часы торговля шла бойко; вскоре на прилавке скопилось столько мелочи, что рабочие пересыпали ее в мешок.
Бобби Ли тоже зашел в магазин и сразу же ударился в паранойю. Он немедленно связался по радиотелефону с Дуэйном.
– Я думаю, что террористы похитили Сонни Кроуфорда, – уверенно заявил он.
Дуэйн как ошпаренный выскочил из кровати. Бобби Ли обладал способностью свои самые параноидальные догадки излагать основательно и степенно, и ему невозможно было не поверить хотя бы в первые пять секунд. Дуэйн почти оделся, пока до него не дошло, что вряд ли ливийские террористы стали бы избирать местом своего нападения магазинчик Сонни.
