— Конечно. Ты никого не заставляешь. Просто ловко крутишь всеми вокруг, подчиняя их своим желаниям. Ты ведь видел, что Стас из себя представляет. Поэтому и согласился. Решив, что потом как-нибудь скинешь его со счетов, скажешь, не так?
Теперь он смотрел на меня исподлобья, тяжело так, хмуро.
— Так, — признал все же. Я кивнула.
— И все ты прекрасно понимаешь, и желание твое наказать Стаса — это просто желание наказать хоть кого-то, чтобы тебе самому не было так противно от себя. Потому что именно ты закрутил это все, ты виноват в ее смерти!
Арсений ничего не говорил, просто смотрел, а я нервно закачала головой, резко стерев слезы, сказала:
— Я разберусь во всем, слышишь? Узнаю правду. И ты получишь по заслугам, Карельский, будешь страдать, как все вокруг тебя, кого ты на это обрек.
— Считай, ты это уже сделала, — усмехнулся он, вставая, я посмотрела непонимающе, но кажется, больше ничего объяснять он не собирался.
Я сделала шаг назад под его внимательным взглядом, потом еще один, а потом просто сбежала из кабинета. Мчалась вниз по ступеням, мимо удивленного охранника, на улицу, дальше, дальше.
Я не знаю, когда остановилась, сколько прошло времени, где я была. Оглядевшись и толком ничего не увидев из-за застилавших глаза слез, направилась на ближайшую большую дорогу и побрела по ней. Опустился вечер, резко похолодало, я шла, обхватив себя за плечи, мерзла, но все равно шла, мало что соображая. Выглядела, наверное, как умалишенная.
Наконец пришла к дому Стаса. Долго звонила в домофон, мне никто не открыл, поймав такси, отправилась в ресторан, там его не оказалось, как сомнамбула, брела по дороге к остановке, когда получила смс: «Клуб Байконур на Литовской. Стас там».
Сообщение, конечно, от Арсения. Значит, продолжает за мной присматривать. Да и черт с ним. Теперь это уже не важно.
Я тормознула рукой проезжающее мимо такси и уже через минуту мчалась в сторону клуба, греясь в теплом салоне, оказывается, я успела изрядно замерзнуть. Я не знала, что скажу Стасу, но понимала, что больше тянуть невозможно, я должна поставить точку в этой истории, должна понять, что же произошло с родителями моего бывшего мужа.
В клубе было многолюдно, громко, пестро, я растерялась, бредя между танцующими и осматриваясь. Наконец перевела взгляд на балкон, там была вип-зона, и увидела спину Стаса, он стоял, прислонившись к перилам. Странно, но я узнала его в мерцающем свете софитов просто по фигуре. Настолько его образ был запечатлен внутри меня.
«Все слишком сложно», — подумала, прикрывая на мгновенье глаза, а потом решительно пошла к лестнице. Наверху меня остановил охранник, прося показать браслет вип-зоны. Вот черт. Я крикнула:
— Стас!
Он обернулся, увидев меня, замер, а потом подошел к охраннику.
— Пропусти, — сказал, глядя на меня, тот сразу убрал руку, делая шаг в сторону.
Стас был изрядно пьян, за его столиком сидела компания из двух парней и трех девушек откровенного вида. Чем закончился бы его вечер — не было секретом.
— Что ты тут делаешь? — спросил он. Я сглотнула, рассматривая его с тоской.
— Давай уйдем отсюда, — сказала, не сводя взгляда. Он молчал, рассматривая мое лицо, потом, не отводя взгляда, достал кошелек. Вытащив несколько купюр, подошел к столику и бросил их на него.
— Идем, — сказал мне.
Мне пришлось поддерживать его, пока мы спускались с лестницы. На улице стояло несколько машин, мы загрузились в одну из них. Ехали молча, не глядя друг на друга. Стас в итоге даже задремал. Я понимала: сегодня разговора не получится. Он слишком пьян. Возле дома я помогла ему выйти, пошатываясь, он достал ключи и сунул мне в руку. Придерживая его за талию, я пошла к дверям. Он молчал, склонив голову, опираясь рукой на мои плечи.
В квартире я провела его в комнату и почти свалила на кровать. Он немного повозился и затих. Я села рядом, вздыхая. Уехать и вернуться утром? Вместо этого решила принять душ. Подойдя к шкафу, открыла его, по привычке вытащила полотенце и только после этого замерла. Все, как было при мне. И я помню, все помню до мельчайших подробностей.
Я прошлась по квартире, зажигая свет и осматриваясь. Память услужливо подкидывала детали. Новая картина на стене, скатерть на столе. На плите турка, испачканная сбежавшим кофе, турку покупала я, даже помню тот день. Я ушла из жизни Стаса, но осталась в этой квартире переплетением его и меня, наших общих вещей и воспоминаний.
Почему он не выбросил эти вещи, напоминающие обо мне? Почему оставил? Ему ведь не было все равно, я знаю, вижу. Зачем каждый раз брать в руки эту турку и подвергать самого себя пытке из воспоминаний? Не дом, могила, в который ты постоянно хоронишь свои чувства, натыкаясь на обломки счастливого прошлого.
Я вымыла турку, поставила на ее место на полке. Убрала остатки кофе с плиты, улыбнулась, представив, как Стас чертыхается и вскакивает, услышав шипение. Кофе у него постоянно убегал, но он упорно продолжал варить его в турке, отказываясь от кофемашины. Считал, это уютно и по-домашнему.
Вздохнув, потерла лицо руками. Здесь я когда-то была счастлива. А теперь все такое родное и чужое одновременно. Наконец, я зашла в ванную, долго стояла под струями воды, закрыв глаза. Вытеревшись насухо, оделась и направилась в спальню. Стас лежал в той же позе, посапывая. Прикрыв дверь, я прошла в гостевую комнату и, застелив белье, легла спать. Сон навалился на удивление сразу, и это было своеобразное спасение. Мне не снилось ничего, а проснулась я словно от толчка в бок.
Дверь была немного приоткрыта, я слышала шаги в квартире. Поднявшись, посмотрела на часы — начало одиннадцатого. Тихо пошла в сторону кухни, услышав чертыхание и шипение, невольно улыбнулась. Стас стоял у плиты, турка на столе, от нее поднимался вверх пар. Мужчина был в одних домашних штанах, и это было так привычно, словно я вырезала картинку из прошлого и поставила кадр у себя перед глазами.
— Вот черт, — Стас оттирал плиту, не замечая моего присутствия.
А я поступила совсем по-идиотски, быстро преодолев расстояние, нас разделяющее, обняла его со спины, прижимаясь щекой к голой спине. Он замер, я почувствовала, как напряглись мышцы, как быстрее забилось сердце. Стояла, закрыв глаза, понимая, что прошлого не вернуть, и обнимала его.
— Карина, — прошептал он, снова воцарилось молчание. Так мы и стояли минут пять, потом я отстранилась, отпуская его, он повернулся, разглядывал меня почти болезненным взглядом. Потом спросил: — Почему ты тут?
Я вздохнула.
— Нам надо поговорить.
Он кивнул, мы еще помолчали, Стас спросил, отворачиваясь:
— Кофе будешь?
— Давай.
Он снял с крючка маленькое ситечко на длинной ручке, мы купили его в магазине сувениров в аэропорту, возвращаясь из медового месяца. Когда поставил чашки на стол и сел, я спросила:
— Зачем ты хранишь наши вещи?
Он даже не удивился. На мгновенье застыв взглядом на чашке, усмехнулся.
— Сам не знаю, — сказал, не глядя на меня, — наверное, так и не смог поверить, что все кончилось. Законсервировал реальность, словно надеясь, что однажды прошлое исчезнет, я проснусь, а ты рядом, и все по-прежнему.
Я отвернулась, закусив губу, чтобы сдержать слезы.
— Не будет никогда по-прежнему, Стас, — сказала все-таки, он кивнул.
— Я уже понял.
Глава 25
Стас сделал глоток, глядя в стену, я рассматривала его красивое лицо. Он ведь мог стать счастливым с кем-то другим, неужели нет? Неужели так любил, что смог простить предательство и принять обратно? Я тряхнула головой.
— О чем ты хотела поговорить? — задал он вопрос.
Я немного помолчала, набираясь смелости, а потом посмотрела ему в глаза:
— Я знаю правду о смерти твоих родителей.
Да, именно родителей. Выходит, Карельский смог убедить меня своими доводами? Стас замер, отведя взгляд, нахмурился. Потом усмехнулся.