Нет долгих прощаний, в них нет нужды. Мы оба в зоне, и пора действовать. Быстрая проверка радиосвязи и я ухожу пешком, а Энджи как можно тише ползет на моем «Блейзере» к моему наблюдательному пункту на Форелевой горе.
Это двадцатиминутный поход к границе комплекса, изучение моей цели через зеленый фильтр панорамных видеорегистраторов, когда радиогарнитура с костной проводимостью оживает, как зуд внутри моего черепа.
— На месте, — уточняет Энджи.
— Принял, — отвечаю я. Негромкий шепот слабоват, чтобы включить мой микрофон, который не слышен с расстояния более ярда. — Вхожу.
Только одна область ярко освещена: ящик для покаяния, одиноко стоящий на пустой площадке в центре комплекса. Этой поздней ночью снаружи никого не видно, и лишь в некоторых окнах внутри зданий горит свет. В окне верхнего этажа главного дома мерцает свеча? И она слабеет и исчезает.
Наверху кто-то ходит. Может быть, поздний позыв в туалет. Будь начеку.
Главный дом — моя первая остановка ночью. Я не перегружен, чем был бы на разведке, но мне не нужен спальный мешок или другое снайперское снаряжение, и мне не нужно тащить патроны для пулемётчика команды. Весь лишний вес, который я взял сегодня? Как и я, оно здесь по одной причине, Кортни покидает это место со мной. Вещи, которые я принес с собой на эту миссию, будут использованы для шумного прорыва, именно это дерьмо отвлечет внимание, и тихо умрет любой, кто откажется убраться.
Я очень, очень надеюсь, что Лукас, Иеремия и этот сукин сын Эммануил откажутся убраться.
Проскальзывая из тени в тень, я легко добираюсь до бака с пропаном возле главного дома, и первое развлечение появляется из моего рюкзака. Цифра один, написанная инфракрасно-отражающим маркером, светится ярко-зеленым в очках, и сильный магнит приклеивает его к днищу стального бака. Надеюсь, вы, придурки, оплатили счет за газ и заправили этого ублюдка.
Следующая остановка — их автопарк. Они не хотят, чтобы кто-то взял машину и уехал, так что есть только одна запертая дверь в металлическом заборе вокруг автомобилей. Я тоже не хочу, чтобы кто-то уезжал сегодня, похоже, мы хоть в чем-то согласны. Отвлекающий маневр номер два бросаю через забор, и по крайней мере, пара из них закатывается под тот или иной автомобиль. На всякий случай, пара капель быстродействующей эпоксидной смолы в замке гарантирует, что никто не откроет ворота легко, либо для спасения машины, либо для преследования, пока мы будем бежать. Еще несколько моих отвлекающих манёвров прикрепляется к электрическим панелям, и последний цепляется на большой бак керосина для генератора.
Быстрый осмотр внутренней части часовни указывает, что она пуста, но украшена. Над дверью и по всей внутренней части небольшого здания висят ленты и банты, сделанные из отбеленных простыней и обрывков ткани. Огромные букеты цветов наполняют воздух ароматом.
Это похоже на свадьбу. Это уже произошло? Или назначено на завтра?
Мое внимание привлекает движение, фосфоресцирующее зеленое, и внезапная вспышка света на мгновение стирает чувствительное ночное зрение, прежде чем оптика автоматически отрегулируется. Кто-то сидит на крыльце одной из лачуг, крошечная светящаяся искра перед его лицом.
Сигарета.
Вспышка, вероятно, была от зажигалки.
Давай, уничтожь своё ночное зрение вместе с лёгкими.
Глупые враги облегчают мне работу. Я не могу определить, кто это, даже высококачественные видеорегистраторы не любят слишком много света, когда повсюду темно, но у меня все равно нет слайдов всех лиц и имён.
Значок, которым Кортни отметила на карте моего телефона, показывает, что ее лачуга должна быть примерно… здесь, но здесь только пустое пространство между двумя другими лачугами. Недавно земля была перерыта. Новый сад? Странное место для этого. Сейчас это не имеет значения. Где она? Где она может быть? У Хизер дома? В женском общежитии?
Низко пригнувшись, прижав автомат к плечу, я бесшумно скольжу в ночь в поисках своей любви. Хижина Хизер, немногим больше фанерного садового сарая, стоит пустая. Кровать застелена, и никаких признаков того, что кто-то был внутри этой ночью. Где ты, черт возьми, Хизер? Еще одна загадка. Следующая остановка — женское общежитие.
— Осторожно, Пирс, — подтверждает Энджи тем же шумным голосом у меня в голове. — Два придурка. Десять метров вперед, налево за угол, потом три метра. Похоже, они просто стоят и разговаривают.
— Принял, — отвечаю я. — Один из них курит? — Я чувствую запах сигареты, но это не значит, что он близко.
— Подтверждаю.
Я сокращаю расстояние до угла, но остаюсь в тени в полусидячем положении, не приближаясь. Еще слишком рано начинать вечеринку, я не нашел Кортни, но, возможно, смогу получить полезную информацию, подслушав. Два тихих голоса разносятся в неподвижном воздухе.
— Это твоя вина, ты же знаешь. — Мужской голос. Это Лукас. Я слышал от него всего несколько слов, но узнал бы этого сукиного сына где угодно.
— И тебе повезло, что шлюхе Иеремии нужно время, чтобы покаяться в своих грехах.
Ящик покаяния.
Она все еще там? Или они уже выдали ее замуж за этого засаленного придурка?
— Я знаю. — Женщина. Значит, Андреа? — Мне очень жаль, Лукас. Ты мой муж, и твое дело наказывать Мэтью. Мне не следовало вмешиваться.
— Все в порядке, — успокаивает Лукас мягким голосом.
— Я знаю, что ты сделала это потому, что любишь его, и я тоже. И я тоже тебя люблю. Вот почему должен наказать вас обоих. Если вы согрешите и не придете к покаянию, вы не сможете спастись.
— И ты должен подавать пример пастве, — соглашается она, шмыгая носом.
— А я должна подавать пример другим женщинам, а Мэтью — детям. — Снова всхлипывание, граничащее с плачем. — Мы подвели тебя, Лукас. Мне так жаль.
— Это не я виноват в том, что ты потерпела неудачу, Андреа. Это Господь.
Ты, черт возьми, издеваешься надо мной? Ты стоишь и говоришь мне, что мать, пытающаяся защитить своего ребенка, шла против воли Бога? Это не мой Бог, ты жалкий кусок дерьма.
— Я знаю, — тихо всхлипывает Андреа. — Мне жаль. Я исправлюсь.
— Я знаю, что ты это сделаешь. Молись о силе поступать правильно, и Господь даст ее тебе. Вот увидишь. — Я слышу шорох, и тихий плач Андреа прекращается после звука поцелуя. — Я люблю тебя, Андреа.
— Я тоже люблю тебя, Лукас, — отвечает она и вздыхает. — Завтрашний день обещает быть прекрасным. Часовня такая красивая.
Завтра?
Свадьба еще не состоялась.
Меня охватывает облегчение. Напряжение, которое я даже не осознавал, растворяется в воздухе.
— Вы, женщины, отлично поработали, — соглашается Лукас. — Лучше, чем она заслуживает, это точно.
— И сестра Кортни будет такой красивой! Я кое-что пришила к платью! — Гордость Андреа за свою работу ясно слышится в ее голосе. — Я бы хотела, чтобы они подождали несколько дней, чтоб синяк под ее глазом зажил получше.
— В плане Господа нет ожидания удовольствия человека, — поясняет ей Лукас. — И тебе лучше это запомнить.
— Да. Прости меня, муж мой. Я забылась, — Андреа замолкает. — Я поплачу завтра. Я всегда плачу на свадьбах, — объясняет она, и ее голос проясняется.
— Ты можешь поплакать на свадьбе, — поощряет Лукас. — Но шлюха будет много плакать после свадьбы, если не научится подчиняться. Честно говоря, я не знаю, что Иеремия в ней нашел, — заканчивает он.
— Брат Иеремия будет пророком Господа, преемником своего отца, если Господь приведет Отца Эммануила в Рай до того, как наступит Конец, — горячо высказывается она.
— И разве Господь не повелел своему пророку Осии жениться на проститутке? Возможно, это свидетельствует нам о брате Иеремии? Неужели мы пали, Лукас? Как это было у израильтян во времена Осии?
В шоке у меня отвисает челюсть от ее слов. Она не просто избитая жена, она добровольный и ревностный участник. Стокгольмский синдром? Чтобы вылечить голову этой женщины, потребовалась бы целая армия психиатров.
