её ему.
– Ты здесь другой.
– Другой? Ну да, мне здесь на десять лет меньше, чем сейчас.
Сын нахмурился. Мотнул головой и оторвал взгляд от фотографии.
– Просто другой.
– И какой же?
Похоже, вопрос поставил его в тупик. От усердия он поджал губы.
– Счастливый, – ответил наконец, когда я уже и забыл о вопросе и пошел к двери. – И мама тоже счастливая. Почему вы поругались? – увязавшись за мной хвостом, спросил он.
Я не повернулся. Его «счастливый» в который раз стало ударом. От бессильной ярости вздулись вены. Другой – счастливый. Сколько бы ни было побед у меня за спиной, сколько бы титулов я ни получил и сколькими бы банковскими счетами ни обзавёлся: всё это было дымом. Туманом, призванным на какое-то время скрыть действительность, в которой от счастья остался только снимок.
Я буду любить тебя всегда…
Сын вышел со мной в кухню и, больше не задавая вопросов, уселся на диван.
– Где твой телефон?
– В куртке. А что?
– Давай сюда.
Тим слегка поколебался, но всё-таки ушёл за мобильным. Вернулся и протянул молча. Телефон был выключен. Я нахмурился. Стоило нажать кнопку включения, посыпались оповещения о пропущенных вызовах и пришедших сообщениях. Я и не заметил, когда он отрубил телефон.
– Не делай больше так, – сказал жёстко.
– Надоела она, – огрызнулся Тим враждебно. – Не хочу с ней говорить.
– Никогда больше так не делай, – прочеканил я, схватив сына за плечо. – Никогда, Тимофей.
– Почему?
Почему? Я бы мог рассказать ему почему, но для этого он был слишком мал.
Сын смотрел с ожиданием. У меня внутри клокотало, но дело было не в Тиме – во мне самом. Даже правда не смогла избавить меня от отшлифованного годами чувства вины.
– Позвони матери. – Я протянул ему сотовый.
Тим дёрнул плечом.
– Не буду я ей звонить! – Он вывернулся и отошёл. Отвернулся.
Надавить на него? Как оно – правильно? Заставить поговорить с Ангелиной? Наверное. Но вместо этого я сам ответил на не заставивший себя ждать входящий.
Ангелина
Сколько раз набрала сына за последние два часа, не знаю. Бесконечно много. Снова, снова и снова, пока вместо гудков не услышала, что его телефон выключен. И тут меня накрыло новой волной истерики. Кусая ребро ладони, я пыталась уговорить себя подождать. Не действовало. Почему всегда эти дурацкие гудки? Почему выключен телефон?!
Я боялась выходить из дома, боялась, что сын вернётся, а я об этом не узнаю, но ещё больше я боялась, что он не придёт. В прошлый раз его нашёл Егор, а что теперь?
– Тим! – Думала, закричу, но голос сорвался. – Тим! Ты меня слышишь?!
Вместо голоса сына услышала другой.
– Тим у меня.
Облизнула губы. Дышать. Только дышать – глубоко, размеренно, пока паника и рыже-красные огоньки не отступят.
– С ним всё в порядке, Лина. Не переживай.
– Привези его домой, – потребовала сипло. – Немедленно, Дымов!
– Он не хочет домой.
Подбородок задрожал. Егор говорил очень спокойно, и на фоне этого спокойствия я понимала, насколько же я жалкая. Всё та же девочка, лишившаяся всего, а он – недосягаемая звезда.
– Привези моего сына домой, Егор! – зарычала сквозь слёзы. – Ты не имеешь права забирать его, Дымов. Не имеешь права увозить к себе, чего бы ты там ни надумал. Я позвоню в полицию! Я…
– Он не хочет домой, – повторил Егор жёстко. – Он не хочет видеть тебя. Тебе лучше подумать, Лина, как исправить это, а не о том, на что я имею право, а на что нет. Хоть раз подумай о чём-то кроме своих желаний.
– Ты мне ещё смеешь это говорить?
– Смею, – отрезал он. – И если ты продолжишь в том же духе, наш разговор закончится. Хочешь вызывать полицию – вперёд. Только ничего хорошего после этого не жди.
– Не угрожай мне.
– Я тебе не только про себя говорю. Думаешь, Тим тебе это простит?
Он замолчал. Я тоже молчала. Тишина давила на барабанные перепонки, губы дрожали. Дышать было трудно. Из коридора послышалось потрескивание. И от окна тоже. Дым… Я оглянулась. В другую сторону. До крови впилась в запястье ногтями, про себя повторяя, что ничего нет. Лёгкие отказывались подчиняться. Как рыба, я схватила ртом воздух – без толку. Приступ был сильнее предыдущих. Бросилась к шкафчику, вытащила аптечку. Тюбики и блистеры рассыпались по столу, в глазах темнело.
– Где ты… – прошептала, судорожно перерывая лекарства. Что-то ударилось о столешницу, упало к ногам. Наконец я увидела откатившийся флакончик. Брызнула и попыталась вдохнуть. Ещё раз.
– О господи…
Голова стала мутной. Телефон…
– Егор? – просипела, найдя мобильный среди таблеток. Ты…
– Что случилось? – спросил он обрывисто.
Я мотнула головой. Ничего не случилось. Сейчас – ничего.
– Привези Тима, прошу тебя.
– Не сегодня, – отрезал он. – Для него будет лучше, если он побудет со мной. А для тебя это возможность подумать, Ангел. Ты лишила сына хоккея, лишила отца. Меня лишила моего ребёнка, заставила думать, что его нет. Не слишком? Может, пора остановиться?
На этом разговор закончился. Не слишком? Нет, не слишком. Я посмотрела на таблетки, на баллончик. Нет, Егор, не слишком. И не тебе меня судить. Тихо заплакала – всхлипы без слёз. Их не осталось. Только усталость и опустошение. Какое он имеет право на всё это?! Какое?!
Прошлое
Ангелина
В ночлежке, адрес которой мне дала медсестра, лишних вопросов не задавали. Меня не спросили ни откуда я, ни как узнала об этом месте, ни, тем более, для чего пришла. Последнее было ясно и так. Условий пребывания было несколько. Главное – никакого алкоголя и наркотиков.
Денег ни на то, ни на другое у меня не было, даже если бы я захотела воспользоваться этим, как обезболивающим. Чтобы устроиться хоть на какую-то работу, мне нужен был паспорт, но мой паспорт остался у директрисы детского дома. Как же я жалела, что соврала Егору, что потеряла его! Но…
Меньше всего я хотела вмешивать во всё это Егора. Меньше всего хотела, чтобы он сталкивался с шайкой, установившей в детском доме свои порядки и держащей всех в страхе. Особенно после того, как он влез в драку с шестёрками Пита, защищая меня.
Боялась, что Пит и его свора выследят его. А потом и меня. Все знали, что они способны на всё. А я давно стала для них бельмом на глазу. Не из-за чего-то – просто так. Один раз Пит и двое его дружков уже зажали меня в туалете, но тогда дело до конца не дошло. Только это было вопросом времени. Если он хотел
