я хочу помочь. — Произнесла она уже смягчившись.
— Просто запиши мой рабочий номер и всё, — устало проговорил профессор, — я буду на лекциях до шести вечера, но после шести я буду у себя в кабинете. Это очень важно.
— Хорошо, — кокетливо произнесла Хант.
Эрик закатил глаза.
Эмили Хант была правой рукой его матери с тех пор как та села в сенаторское кресло. У неё не было своих детей, поэтому она никогда не упускала возможности лишний раз потискать маленького Эрика, что никогда ему не нравилось. Её своеобразная внешность и навязчивое внимание отталкивали его. Женщина была очень худой, можно сказать даже костлявой, она носила длинные платья в пол, пытаясь скрыть свою угловатую фигуру, отчего вызывала у него ассоциацию со Смертью, кроме того она красила волосы в фиолетовый цвет. Мать всегда говорила, что фиолетовый — цвет вдовства и одиночества. Возможно, та даже не была замужем, но Эрик не вдавался в эти подробности. Когда он стал старше, он стал замечать в её взгляде какой-то странный блеск, когда она смотрела на него.
Однажды он понял причину её нездорового взгляда. После того как он получил травму колена. Ему уже тогда исполнилось шестнадцать лет. Это произошло в Детройте в декабре в самом разгаре хоккейного сезона: он порвал связки. Мать приехала сразу же как только до неё дошла эта новость и притащила с собой Хант. Но она не могла долго находиться возле сына и улетела через несколько дней обратно в Вашингтон, а Эмили осталась. Она должна была привезти его домой сразу после выписки из больницы.
Их самолёт в Вашингтон был на следующий день после того как его выписали, поэтому ночь им пришлось провести в отеле. Эрик был на обезболивающих, которые усыпляли его. Ночью, когда наркотический сон потихоньку стал одолевать его, он услышал как дверь в его номер тихо открылась. На пороге была Эмили Хант в шелковом халате, накинутом на голое тело. Он был в таком шоке, что не мог шевельнуть ни одним мускулом, пока она прокрадывалась к его постели. У самой кровати она скинула с себя халат, обнажив худосочное тело и запрыгнула на него сверху. Обезболивающее делало свое дело: его тело будто налилось свинцом, но даже если бы он не был под действием анальгетика у него бы всё равно на неё не встал. Хант была плоской: там где у женщины должна быть грудь, у неё было два лишь два прыща, а задница висела как куль.
Она принялась медленно целовать его голый торс, издавая при этом совершенно неприличные звуки. Эрик запаниковал от мысли, что его собирается трахать женщина, которая годилась ему в матери, и он собрал остатки своих сил и скинул её с себя. А затем вскочил с кровати и на одном адреналине добежал до ванны, не чувствуя ноющей боли в травмированном колене и заперся изнутри. Только когда он услышал, как дверь за ней закрылась, он смог спокойно выдохнуть. Больше этой ночью он не мог заснуть, боялся, что она вновь придёт его соблазнять. На следующий день они улетели в Вашингтон, не сказав при этом друг другу ни слова. Но, кажется, реакция Эрика на её тело совсем не отбила желания и попыток Хант затащить его в постель. Она до сих пор пыталась флиртовать с ним и кокетничать, посылая ему недвусмысленные взгляды при редких встречах, хотя с того момента прошло больше пятнадцати лет.
Гейл быстро продиктовал ей свой рабочий номер, и повесил трубку. Ему надо было привести себя в порядок: через пятнадцать минут он должен был вести лекцию, он не мог предстать перед студентами с окровавленным кулаком и перепачканным манжетом.
Он натянул на себя маску равнодушия и вышел из кабинета, направляясь в мужскую уборную. Хизз испуганно покосилась на кровь, и буквально вжалась в свое кресло.
Приведя себя в порядок он вернулся в приёмную и обратился к своей секретарше:
— Хизз у вас найдется аптечка? Мне нужно забинтовать руку.
Женщина молча достала аптечку из нижнего ящика и протянула бинты трясущимися руками.
— Благодарю вас. — Спокойно произнес профессор и вновь скрылся у себя в кабинете.
Буквально через пару минут он снова вышел с уже перебинтованной рукой, неся в другой руке свой портфель.
10 октября, 7:00 p.m, Бикон-Хилл, Бостон.
— Энди, всё хорошо? — Обеспокоенно обратился к ней Рои́.
Девушка посмотрела на своего подопечного и ласково улыбнулась:
— Да, просто проблемы с учёбой.
Мальчик всё также настороженно смотрел на неё, словно чувствуя её настроение.
— Точно? Просто ты выглядишь такой расстроенной. Я тебя такой никогда не видел.
— Нет, зайчик, все хорошо. Хочешь посмотрим какой-нибудь фильм? — Попыталась отвлечь его Энди, — Мстителей например? Последних.
— Давай, — радостно закивал мальчик.
Андреа поставила пакет с кукурузными зернами в микроволновку, пока Рои́ искал нужный фильм. Она вновь достала мобильный и набрала номер Эрика, это был уже десятый раз как она пыталась до него дозвониться и каждый раз слышала одно и тоже: «Абонент недоступен». Вот и в этот раз тоже самое, она убрала телефон, чувствуя как к горлу подкатывает горький ком. Ей было просто необходимо поговорить с ним, хотя бы услышать его голос, чтобы убедиться, что с ним все хорошо. Чем больше времени проходило, тем тревожнее ей становилось за него. Микроволновка издала короткий звук, оповещающий, что попкорн готов. Энди вскрыла пакет, её тут же обдало горячим запахом только что приготовленного попкорна. Она насыпала его в тарелки и вернулась в гостиную, где её уже ждал Рои́.
Вдруг её осенило.
И как я сразу же об этом не подумала?
— Рои́, — обратилась она к мальчику, — можно я воспользуюсь твоим компьютером?
— Конечно, — проговорил тот, хватая горсть попкорна и отправляя его в рот, — он включён.
— Спасибо.
Энди быстро ушла в его комнату и села напротив компьютера. Она дрожащими пальцами набрала пароль от своей электронной почты. Писем от Гейла не было, Энди уже не на шутку стала за него волноваться.
Девушка быстро напечатала ему письмо:
«С тобой всё хорошо? Я пытаюсь дозвониться до тебя, но твой телефон недоступен. Дай мне, пожалуйста, знать, что с тобой всё в порядке. Я очень волнуюсь. Мне нужно с тобой поговорить.»
Отправить.
И как же ей сразу не пришло в голову написать ему письмо?
Она оставила электронную почту открытой, чтобы чуть позже проверить её на предмет входящих и вернулась в гостиную. Как только она уселась рядом с мальчиком на диване, как у неё
