это вызовет еще одно подобное воспоминание?
— Тогда, пусть так и будет. — Она с печалью во взгляде пожимает плечами. — Я больше не могу убегать от этого, Брэкстен. Хорошо это или плохо, мне нужно знать.
Если бы это зависело от меня, ей бы никогда больше не пришлось сталкиваться ни с одним болезненным воспоминанием, она не имела бы даже гребаного понятия о существовании боли, но я знаю, что это решать не мне. Вот почему я неохотно отпускаю ее запястье.
Взяв папку у Крейга, она садится на стул и открывает ее, просматривая каждую страницу, будто они стеклянные.
— Она работала медсестрой-травматологом в отделении неотложной помощи окружной больницы Теннесси, — начинает рассказывать Крейг. — Так познакомилась с твоим отцом… э-э, Хоббсом, — поправляется он. — Он доставил из тюрьмы, где работал, заключенного, который пострадал от нанесенных самому себе травм.
Сам нанес себе травмы — моя задница. Без сомнения, причиной был Хоббс.
— Встречались они недолго, потом поженились и у них родилась ты. Два года спустя Хоббсу предложили должность надзирателя в приюте, поэтому вы переехали. Твоя мать так и не вернулась на работу. Она хотела остаться дома и растить тебя, но работала волонтером в местном приюте для бездомных.
— Правда? — шепчет Алиса, продолжая просматривать каждую страницу.
Крейг кивает.
— Судя по тому, что мне удалось найти, она была очень доброй женщиной. Нравилась всем, кто ее знал.
Это заставляет меня задуматься, как она связалась с таким куском дерьма, как Хоббс.
Алиса продолжает листать страницы, пока не доходит до фото 8х10. Женщина на снимке — точная копия девушки, держащей его. Волосы такого же светлого оттенка, но короче, длиной до подбородка; глаза голубые, но не такие светлые; а улыбка… такая же чистая, как у ее дочери.
Алиса проводит пальцем по щеке женщины, прежде чем разразиться рыданиями.
Болезненный звук разрывает меня изнутри на части. Опустившись перед ней на колени, касаюсь поцелуем ее бедра, желая, чтобы этого было достаточно, чтобы унять боль.
— Хотела бы я помнить ее, — говорит Алиса сквозь всхлипы. — Почему я помню только плохое? Почему не могу вспомнить прекрасные моменты, связанные с ней?
— Ты вспомнишь, Страна Чудес. Просто дай этому время.
Взяв себя в руки, она вытирает слезы и смотрит на Крейга.
— Могу я оставить эту фотографию себе?
— Безусловно.
— Спасибо.
Забрав фото, Алиса возвращает папку Крейгу.
— Я понимаю, Алиса, что ты, должно быть, расстроена, но сейчас мы знаем больше, чем несколько дней назад, — утешает Крейг. — Не теряй надежды. Справедливость восторжествует, я искренне в это верю.
Так и будет, потому что я уничтожу этого ублюдка, даже если это последнее, что я сделаю.
Алиса
Горячая вода бьет по моему обнаженному телу, когда я стою под пульсирующими струями душа. Пар окутывает замкнутое пространство, успокаивая каждый дюйм ноющих мышц, включая сердце.
Вернувшись домой из полицейского участка, Брэкстен ушел помогать отцу и Джастису колоть дрова для вечернего костра. Поэтому я воспользовалась возможностью принять душ, нуждаясь в одиночестве, чтобы собраться с мыслями.
Сказать, что я эмоционально истощена, было бы преуменьшением. Я чувствую себя так, словно меня подхватил торнадо бесконечной суматохи. Добавьте к этому нескончаемые тупики, в которые мы продолжаем упираться, и они так же приносят досаду, как и поражение.
Если бы только нам удалось прерваться от всего этого и найти Хоббса — я отказываюсь называть его отцом, — тогда мы все смогли бы продолжить жить дальше, вот чего я хочу больше всего на свете. Жить без страха и боли. Свободно дарить и принимать любовь. Хочу последовать совету Тэтчера и выяснить, кто я такая. Заново открыть для себя свои симпатии и антипатии, выяснить, есть ли у меня какие-то таланты, увлечься чем-то новым. Все это мне хочется делать без необходимости оглядываться каждую секунду, и с Брэкстеном, потому что теперь я не представляю себе жизни без него.
С этой последней мыслью заканчиваю мыться и выключаю воду. Открыв дверцу душевой, надеваю халат и выхожу из ванной.
Оставляя на кафеле мокрые следы, направляюсь в спальню и роюсь в шкафу в поисках чего-нибудь из одежды, не уверенная, какой наряд подойдет для костра.
В итоге останавливаю свой выбор на черных леггинсах и длинном тонком свитере оливково-зеленого цвета. Из комода у противоположной стены комнаты достаю нижнее белье, с улыбкой выбирая что-нибудь для Брэкстена.
Мысленно покачав головой, закрываю ящик и поднимаю взгляд, задерживаясь на своем отражении в зеркале, чего я обычно стараюсь избегать.
Смотрю на почти исчезнувшие синяки на лице и замечаю в себе некие изменения. Несколько недель назад, очнувшись в больнице, я выглядела по-другому. Та девушка была избитой незнакомкой, она чувствовала себя одинокой и опустошенной.
В девушке, что смотрит на меня сейчас, хоть все еще и заметен страх неизвестности, но в ее глазах появилась искорка надежды, которой раньше там не было. Теперь у нее есть воспоминания о том, какой прекрасной может быть жизнь, и все благодаря одному мужчине.
Это заставляет меня понять, что синяки на моем лице — не единственные раны, которые начинают заживать.
Расстегнув верх халата, продолжаю осмотр своего тела и обнаруживаю, что там синяки тоже в основном исчезли, со временем они превратятся не более чем в болезненное воспоминание.
Этот момент триумфа длится недолго, когда я думаю об отметинах на спине. Шрамы, которые мне еще предстоит увидеть, потому что тогда я не была достаточно сильна, чтобы встретиться с правдой своего прошлого, но я была такой девушкой несколько недель назад. Сейчас я изменилась.
Эта мысль заставляет меня храбро повернуться спиной к зеркалу и еще ниже опустить халат, позволяя шелку упасть до ягодиц, окутывая мои руки.
Несмотря на смелый шаг, понимаю, что мои глаза закрыты от страха. Собрав все свое мужество, открываю их, и от увиденного у меня перехватывает дыхание.
Длинные, белые, зловещие шрамы пересекают кожу крест-накрест, они начинаются ниже лопаток, спускаются к пояснице и даже дальше к ягодицам.
«Ты была плохой девочкой, Алиса. Пришло время для твоего наказания».
Воспоминание о моем кошмаре всплывает на поверхность, погружая в омут эмоций. Печаль, сожаление и, самое главное, ненависть. Я ненавижу его за то, что он сделал. Не только со мной, но и с Брэкстеном и его братьями.
Я так погрузилась в свои мысли, что не слышу, как кто-то входит в дом, пока не становится слишком поздно. Дверь спальни, которая, как я думала, была заперта, распахивается.
— Брэкс, что случилось с… — Нокс резко останавливается, переступив порог комнаты, его холодный,
