Лиля молча поднялась из своего угла и направилась к ней. При каждом ее шаге слышалось какое-то металлическое позвякивание. Маруся пригляделась и увидела, что щиколотка Лили была закована в металлическую цепь. Комментарии были излишни. Лиля остановилась. Подойти ближе к Марусе и чем-то помочь ей она была не в состоянии, ее удерживала мощная цепь.
— Господи! Ты же говорила, что она твоя мать! — воскликнула Маруся.
— А я этого и не отрицаю, — снова вернулась в свои угол Лиля и села на пол, обняв колени.
— И что происходит? Ты можешь мне хоть что-нибудь объяснить? — спросила Маруся.
— Ну слушай, если хочешь. У нас есть время, я расскажу. Жили мы большой и дружной семьей. Отец, мама и я с младшим братом Лешенькой. Жили шикарно, а почему? Все благодаря папуле. Он был крупной партийной шишкой и спокойно под этим прикрытием занимался весьма неблаговидными делами, сейчас это считают бизнесом, а тогда называлось махинациями. Начинал мой отец судмедэкспертом, и сразу же стал зарабатывать деньги, подделывая заключения и спасая убийц от светивших им больших сроков. За это ему платили огромные деньги, люди продавали все, что только имели, чтобы спасти близкого человека от тюрьмы. Отец скупал золото, бриллианты, потому что боялся оставлять крупные суммы на счету в сберкассе, чтобы не засветиться. Кроме того, он же был близок к государственным структурам и знал, что со счетов может все пропасть! И уже в начале девяностых он вложился в кладбищенский бизнес, скупил все кладбища и организовал акционерное общество закрытого типа. То есть это было потом уже… Сначала был кооператив. Я тогда ходила в школу, еще класс в четвертый, а братишка был в первом. В друзьях у отца были одни бандиты, криминальные авторитеты. Он как занимался разбоем, так и продолжил, только в ещё более крупных масштабах. Там были и убийства, и огромные деньги за похороны братков. Он хранил наркотики, занимался «подселением» убитых в могилы, отмыванием денег, кражей золота. Огромные золотые кресты на шеях отцовских «быков» весили по килограмму. Я даже до конца не знаю, до какой степени тогда развернулся мой отец в своем криминальном бизнесе. Он был человеком с весьма тяжелым характером, злым, агрессивным и деспотичным. И конечно, вся его агрессия в первую очередь отражалась на нас — его семье. Он постоянно издевался над матерью и воспитывал нас, и это было страшно. Я росла нервной девочкой и вскоре стала многое замечать в поведении родителей. Я страдала бессонницей и слышала, как отец избивает мать, и это для детского сердца и для психики было невыносимо. Мама ходила в синяках и ссадинах, еле передвигалась по кухне и морщилась, когда мы, дети, набрасывались на нее с объятиями и поцелуями, чтобы пожелать доброго утра. Я все это видела и очень страдала по-своему, по-детски. А вот Леша был еще очень маленький и, конечно, еще ничего не понимал. А когда мы слегка подросли, отец стал издеваться и над нами. Я думаю сейчас уже, что он никогда не любил маму и нас, как рожденных ею. Он всегда без стеснения изменял ей, приводил девиц даже в наш дом, закрывался с ними в своей комнате до утра. Мама была даже рада, потому что хотя бы ей не доставались оплеухи в такой день. А когда мы, то есть в основном я, стали заступаться за маму, чтобы он в очередной раз не превращал ее в мясо, папаша просто зверел. Именно в этой комнате он нас и воспитывал, приковывая здесь на час-два, а то и дольше… Иногда стегал розгами или ремнем… — Лиля облизнула пересохшие губы и осмотрелась по сторонам. — Именно здесь он и забил моего братика насмерть.
— О ужас! Кошмар! — вздрогнула похолодевшая от страха Маруся.
— Именно так все и было. Убил, потом выпил бутылку водки и пошел спать. Мама тогда взяла топор и… — голос Лили снова задрожал.
— Пресвятые угодники! — У Маруси не было слов, зато она быстро приходила в себя.
— Убила… — выдохнула Лиля.
— И что? Клару Сергеевну арестовали?
— Нет… Я плохо помню. Плакала все время. Лешу жалко было. Столько крови… — потерла переносицу Лиля и тряхнула головой, словно отбрасывая жуткие воспоминания. — Бандюганы в дом налетели, просто заполонили все тут… Папаша же вроде как для них свой был. Я тогда за маму испугалась, была уверена, что ее тоже убьют, но… Знаешь, бандиты тоже обалдели, когда увидели маленькое окровавленное тельце Леши и поддержали мою маму. Они сами похоронили Лешу и сделали так, что маму не привлекли к уголовной ответственности. Как-то удалось доказать, что отец погиб, попав под лопасти работающего катера, потому что напился на рыбалке. Несчастный случай… Все обставили так, что не подкопаешься, — вздохнула Лиля.
— Ужасная история… Но я не могу винить твою мать, — сказала Маруся, все еще не понимая, почему она стоит, прикованная к стене.
— Я ее тоже не винила… — согласилась Лиля. — Я бы сама поступила так же. Но весь доходный похоронный бизнес перешел к матери. Она крепко подружилась с бандитами. Это одна шайка-лейка. Мать даже вышла замуж за одного из криминальных авторитетов, но счастье их было недолгим, тот погиб в какой-то разборке года через три… Мать стала другой. И я не знаю, когда это случилось… Издевательства мужа, смерть ребенка, убийство…
— Немудрено тронуться, — подала голос Маруся.
Лиля вздрогнула от ее слов, словно только сейчас увидела Марусю.
— Тронуться? Да… Именно это слово подходит для Клары Сергеевны, — назвала она свою мать по имени-отчеству, словно ей было тяжело признать, что ее мама сошла с ума. — Она действительно тронулась, а не стала другой… Ты права, как всегда права… Целыми днями покойники, покойники, рыдающие родственники, падающие без чувств. Легко ли ей было? Но мама вполне справлялась с таким бизнесом. Ей некуда было деваться. Она понимала, что если сойдет с этой тропы, то только в могилу или в тюрьму за убийство моего отца. И со временем она стала самой жесткой и бескомпромиссной в этой среде… Ходили слухи, что, если надо, Клара Сергеевна сама вспорет живот любой беременной женщине и на ее глазах нашинкует плод, словно капусту. И не смотри на меня так… Я всю эту жестокость в полной мере ощутила на собственной шкуре. Я же оказалась единственной ее родственницей, ее единственной уцелевшей дочкой, и она словно помешалась на любви ко мне. Я все время должна была быть рядом, делать только то, что она скажет и что хочет. Ей все время казалось, что и со мной может что-то случиться, и тогда она окончательно потеряет рассудок. Мне нельзя было ни с кем общаться, матери везде мерещились враги и похитители. Я не ходила в школу, в начальных классах мать занималась со мной сама, потом стали приходить на дом репетиторы, прошедшие жесточайший отбор. Все уроки проходили в присутствии мамы, я не общалась со сверстниками. А стоило какой-нибудь учительнице понравиться мне, так она тут же ревниво замещалась другой, такой, что устроила бы мою мать — жесткую и злую. Общаться я могла только с матерью, выезжать и выходить куда бы то ни было — только с ней.
