ее не отменить.
А принять ее…
Господи, да я боюсь на нее просто посмотреть.
Слезы ручьями по щекам.
— Идем со мной…
Делает ко мне шаг. Глаза его вспыхивают решительностью схватить и потащить меня с собой, но я пячусь.
Роман замирает.
— Не могу… — судорожно выдыхаю. — Не могу…
Мне не объяснить Роману, что сейчас в моей душе происходит. Ее будто перекрутили в фарш.
— Это… должно быть мое решение, Рома… не желание, а решение…
Роман молчит.
Он тоже понимает, что меня сейчас не заставишь быть рядом. Можно силой запереть в доме, но он ведь жаждет не просто присутствия, а любви, которую я должна теперь разделить на него, Алину, Варю и Иву.
Без этого мы обречены.
Он это знает.
— Тогда спокойной ночи, — тихо отвечает он.
Поджав губы и роняя слезы, я коротко киваю и отворачиваюсь. Чувствую его взгляд на себе и кусаю губы до боли, когда щелкает замок.
Секунды мне кажутся часами.
Роман выходит, бесшумно прикрыв за собой дверь, а я прижимаю ладони к лицу и беззвучно всхлипываю.
Любовь, говорят, все прощает, но в моем случае она лишь накручивает мои кишки на колючую палку.
Если бы я не любила Романа, то простила бы и отпустила.
Пожелала бы ему счастья.
Вздрагиваю, когда за моей спиной вновь щелкает дверная ручка и едва слышно скрипят двери.
Я в дикой надежде оглядываюсь.
— Это всего лишь я, — мне неловко улыбается Святой Валентин и тянется рукой к лому, что приставлен к комоду, — забыл тут… Вот…
Его пальцы застывают в нескольких сантиметрах от лома, и он хмурится. Затем лезет в карман куртки.
Кладет на комод какую-то белую визитку:
— Друг, короче, занялся… Ну, типа… Попросил просто раздать…
Я подхожу, подхватываю визитку и опускаю на нее взгляд. Буквы размываются перед глазами от слез, и мне приходится несколько раз проморгаться.
“Грузоперевозки. Поможем переехать без проблем!”
Я поднимаю взгляд на Валентина, и тот торопливо хватает лом.
— И много вы дверей вот так выламывали? — спрашиваю я, крепко стискивая визитку в пальцах.
— У меня в машине всегда лом с собой. Ну, всякое же бывает… — шмыгает. — Понимаете? Ладно, — вновь лезет в карман свободной рукой и через секунду кладет на комод карамельку в желтой обертке. Указывает взглядом на визитку в моих пальцах. — Ручаюсь. Быстро приедут, все упакуют и привезут куда надо… Ну, вы поняли…
Открывает дверь, пятится и вновь следует тихий щелчок замочного язычка.
Быстро приедут, все упакуют и привезут куда надо…
Опять смотрю на визитку и выдыхаю:
— А среди ночи приедут?
Если мне вновь быть с Романом, это значит не только принять его дочь, но и стать другой женщиной.
И это, наверное, самое сложное для меня.
Придётся осознать, что я больше не девочка, которую надо оберегать, которой надо мыть волосы, целовать пальцы и массировать плечи.
Я больше не та, которой нужно дуть в попку.
Я должна стать женщиной, которая сама может защитить своих детей, себя и стать опорой мужу.
Быть партнером.
Мне больно признавать, но я не была опорой для Романа.
Я была его любимой девочкой, но не той, которая подставит плечо, когда ему больно и сложно сделать шаг вперёд.
Я не была той женщиной, которая знает какие дела ведет ее муж и к которой можно прийти за советом или хотя бы за словами, что мы справимся с трудностями. Вместе. Я и он.
Я должна стать той, которая посмотрит на ошибки Романа, не испугается их и не забьется в угол со соплями, слезами и нытьем, что меня никто не любит и все обижают.
Я должна принимать решения не на эмоциях, а холодным разумом, когда это нужно.
И я хочу быть той женщиной, к которой дочери чувствуют уважение, а не только детскую привязанность.
Мне нравилось жить, ни о чем не думая, и быть уверенной, что любые проблемы решит Роман, а я могу просто сидеть рядом и мило улыбаться.
Очень приятная роль с малой ответственностью за себя и семью. Но я должна повзрослеть.
Пора, Лера.
Взрослеть всегда больно и сложно, но если я этого не сделаю, меня ждёт жизнь с одинокими ночами и ручьями слёз.
Если я останусь маленькой девочкой, то не излечусь от обиды, злости, жалости к себе. Буду годами лелеять в себе слабость и мысль о том, какая я одинокая и обманутая.
Разве это жизнь?
Сижу в гостиной, стискивая в пальцах визитку, перечитываю строчки “Грузоперевозки. Поможем переехать без проблем!” и кусаю губы.
Момент истины настал.
А способна ли моя душа полюбить несчастную девочку так сильно, что эта любовь сотрет из моей головы нехорошие мысли о её матери и порочной связи, из-за которой она родилась? Какова вероятность того, что я буду просыпаться каждое утро с нарастающим раздражением и ненавистью к слабой крошке, а после нескольких месяцев, а может быть, и лет, возненавижу и саму себя?
Можно, конечно, плюнуть на свои сомнения и рискнуть, но этот риск будет дорого стоить для каждого из нас: для меня, для Романа, для наших дочерей и для Ивы. Я не могу позволить себе просто взять и прыгнуть в холодную прорубь, не нащупав хотя бы ниточку уверенности в том, что выплыву и что внутри меня больше света, чем тьмы, которая шепчет о том, что Ива — это ребёнок измены.
Я должна её увидеть. Эта мысль вспыхивает в моей голове чётко и ярко.
Я аж встаю с кресла и замираю.
Я должна перешагнуть этот страх, посмотреть на Иву, познакомиться с ней и только после этого искать в своей душе чувства, неважно, хорошие или плохие.
Встреча с ней может наконец поставить точку в моих метаниях от отчаяния до жалости.
Я должна посмотреть на неё, чтобы понять, кого вижу в ней: тень злобной и больной на всю голову Наташи или маленькую одинокую девочку, которой нужна мама?
Я сначала лишь коснусь ледяной воды в проруби, что так манит меня темной глубиной, и если обожгусь, если станет больно, то прыгать не буду. Я отойду в сторону. Оставлю Романа и Иву, а сама пойму, чего жду от этой жизни, чего хочу
