— Но зачем? — воскликнул Нико. — Чего ради?
Я поднял глаза и сурово взглянул на него, словно говоря: «Затем, что теперь командую парадом я».
— Я позвоню в клинику и запишу вас на процедуру. Есть какие-нибудь пожелания в плане времени?
— Нет, мы в вашем полном распоряжении. — Он опять вспомнил о вежливости.
— Спасибо. Еще раз хочу напомнить, что опухоль разрослась до опасных размеров. Даже для генной терапии.
— Но вы ведь сделаете попытку? — перебил Нико.
Я выдержал небольшую паузу, чтобы он видел, что я в должной мере взвесил свой ответ.
— Да, если анализ крови не выявит каких-нибудь принципиальных противопоказаний. Но я не хотел бы, чтобы кто-либо из нас питал ложные иллюзии.
Я опять помолчал, потом более мягко добавил:
— Вам это понятно?
Нико сказал:
— Да, доктор. Но если предположить, что… что противопоказаний не будет, как скоро вы могли бы начать?
— Я сейчас попрошу свою медсестру взять кровь на анализ, чтобы мы могли сразу исключить некоторые моменты. Это означает, что при благоприятном раскладе мы сможем начать, как только будут результаты анализов.
Я бы также настоятельно советовал вам никуда не выезжать из Нью-Йорка. При васкулярной глиоме всегда есть опасность кровоизлияния. И чем меньше передвижений, тем лучше.
— Это не вопрос, — согласился он. — У нас здесь квартира и сиделка, так что жене будет обеспечен надлежащий уход. Что до меня, то через несколько часов я должен лететь в Италию, но самое позднее послезавтра я опять буду здесь. И кроме того, меня всегда можно найти по телефону.
— Отлично, — сказал я. И мысленно подивился, какой же он самонадеянный, что оставляет меня наедине с Сильвией.
Они ушли. Я остался сидеть за столом, обхватив руками голову и кляня себя за то, что согласился их принять.
У меня было искушение отменить прием на всю оставшуюся часть дня. Но я не хотел оставаться наедине со своими мыслями. И на ближайшие несколько часов забылся за чужими проблемами.
В три часа зазвонил телефон. Это была Эви.
— Ну как? — спросила она.
— Нормально. Она очень тяжело больна.
— Мне жаль. Но ты-то как?
— Мне тоже ее очень жаль, — ответил я. Что отчасти было правдой.
— Чувствую, нам есть о чем поговорить. Давай сегодня поужинаем в ресторане?
— Хорошая мысль. Только в половине пятого у меня семинар.
— Ну и отлично. У Дебби сегодня балетная школа, у Лили — скрипка. Пока я их заберу да накормлю, глядишь, уже и восемь. А к этому времени и ты освободишься.
— Наверняка. Если только Циммерман по обыкновению не пустится в свои разглагольствования. Освобожусь — позвоню.
Она рассмеялась.
— Пока.
Я повесил трубку и попытался с головой уйти в работу — попробовал набросать тезисы к лекции, затем стал диктовать на диктофон какой-то отчет. Поскольку я велел меня не беспокоить, то не обращал внимания на звонки. Но минут через пятнадцать «секретарша все же связалась со мной по селектору.
— Мэт, я знаю, вы просили вас не отрывать, но миссис Ринальди настоятельно хочет с вами переговорить.
— Хорошо, соедините.
— Алло! Я не помешала?
— Все в порядке, Сильвия. Что случилось?
— Мы можем с тобой увидеться? Ты мог бы ко мне приехать?
Я хотел было сослаться на занятость, но она меня перебила:
— Мне правда очень нужно с тобой поговорить. — В ее голосе была мольба.
Я бросил взгляд на часы. Если попросить Морти Шульмана подменить меня на семинаре, то у меня появится два часа времени и я успею на ужин с Эви. Я сказал, что могу подъехать к пяти. Сильвия согласилась.
Был необычно теплый для января вечер. Мне нужно было привести в порядок свои мысли и глотнуть свежего воздуха, и я пошел пешком. Она жила в пентхаузе на углу Пятой авеню и Шестьдесят восьмой улицы. Всю дорогу я гадал, что она мне скажет.
И смогу ли я потом пересказать это Эви.
Дверь открыла горничная-итальянка в черной с белым униформе. Она взяла у меня плащ и проводила на просторную террасу с видом на Центральный парк. Сильвия, тепло одетая, полулежала в шезлонге. Ноги ее были укутаны пледом.
Она представила меня своей сиделке Карле, которая находилась подле. Женщина почтительно встала. Я сообщил, что анализ крови благоприятный и что сканирование назначено на завтра, на десять утра. После этого сиделка благоразумно удалилась.
Я посмотрел на Сильвию и спросил:
— Зачем ты звонила?
— Нико уехал, и мне вдруг стало страшно.
— Чего ты боишься?
— Умереть. — В голосе и впрямь слышался страх.
— Ну, что ты, Сильвия, я же обещал, что сделаю все возможное.
Она подняла на меня глаза.
— Я знаю. И сейчас, когда ты здесь, мне уже лучше… Мэтью.
И взгляд, и в особенности то, как она произнесла мое имя, говорили, что я не ошибался. Когда-то, пусть и очень давно, я был для нее самым дорогим человеком.
— Ты можешь ненадолго остаться?
Я сел рядом.
— Мне жаль, что это происходит по столь печальному поводу, — тихо сказала она. — Но я действительно очень рада тебя снова видеть.
Я не ответил. Я чувствовал, что этот разговор заведет нас за пределы дозволенного между врачом и пациентом. Но она не унималась. Была настроена иначе.
— Ты помнишь, как кончается твоя любимая опера Глюка? Когда Орфей теряет свою возлюбленную и поет эту щемящую душу арию — «Как мне жить без Эвридики?». Точно такое у меня было чувство, когда я потеряла тебя.
Это сравнение идеально передавало и мое состояние после нашей разлуки. Но куда она клонит?
— Мэтью, мне так много надо тебе сказать!
По правде говоря, я сгорал от желания знать, что тогда в действительности произошло. И если я сейчас ее об этом не спрошу, я до самой могилы буду мучиться вопросом, как она могла меня оставить, ведь она меня так любила!
— Послушай, я хочу, чтобы ты это знал, — с жаром произнесла она.
Я ждал.
— Ты единственный мужчина, которого я любила.
Я тысячу раз мысленно представлял себе эту сцену, но на самом деле до последней секунды не верил, что услышу от нее эти слова. Она застала меня врасплох, и я на мгновение потерял голову. Теперь я должен знать.
— Тогда почему, Сильвия? Почему ты вышла за него?
Она отвела глаза.
— Это очень трудно объяснить. Ты никогда не поймешь.
Я видел, что она очень расстроена, поэтому тщательно подбирал слова.
— Сильвия, что произошло после того, как меня ранило?
На ее лицо легла тень страдания. Казалось, одно это воспоминание причиняет ей боль. Сильвия была готова расплакаться.
— Мэт, это было что-то ужасное. Как я везла тебя назад, в госпиталь, — лучше и не вспоминать. Это самый страшный кошмар в моей жизни. Я была уверена, что ты умираешь. И все из-за меня! Если бы я только завела мотор сразу, как ты сказал! Я никогда не переставала винить себя в том, что с тобой случилось. Единственное, что я запомнила из всей поездки, — как ты лежишь рядом без сознания, а я ничем не могу тебе помочь, кроме как остановить кровотечение. Следующее, что я помню, — это как Франсуа с Жилем выносят тебя из джипа. Едва я передала тебя с рук на руки, как небо разверзлось у меня над головой. Я просто распалась на куски.
