Ознакомительная версия.
– Здравствуй, детка.
Лара, не веря себе, разглядывала отца. Да, точно он. Худой, и кожа стала еще более темной. И очень чудно видеть его бритую голову. Она робко протянула руку и коснулась его щеки. Тимур, видя, что она плачет, погладил Лару по голове. Она привалилась к его плечу, удивляясь странному запаху. Дым и что-то еще. Благовония, может быть.
– Прости. – Она всхлипывала и размазывала слезы по лицу, не подозревая, что оставляет на щеках темные полосы пыли.
– Ты ведь не думала, что я умер. Зачем же ты плачешь?
– Просто мне тут плохо. Тяжко.
Он понимающе кивнул. Они посидели еще, потом она сказала:
– Мама тоже не верит, что ты погиб там, в Китае.
– Я знаю. Нас смыло тогда в реку оползнем. Выжил я и проводник-китаец. Он притащил меня в какое-то селение, и я долго болел. Не помнил, кто я. Они приспособили меня к работе, ходить за скотом. – Он усмехнулся. – Не слишком интеллектуальная работа, но за это время я успел выучить китайский. А когда вспомнил, кто я и откуда, то решил, что не хочу возвращаться. Пошел по монастырям и вот осел здесь. Но может, потом уйду еще выше… там много долин и немало монастырей.
– Почему?
– Потому что в городе мне тяжко. Я уже стар для экспедиций. Что я стал бы делать в Москве? Преподавать? Не мое. На даче с мамой сидеть?
Лара даже представить не могла Тимура на даче, занятого прополкой клумб или бесконечными чаепитиями с соседями.
– Тебе здесь хорошо? – спросила она.
– Да. Здесь мне видно горы. И я знаю, что они тоже смотрят на меня. – Он, не щурясь, глядел в яркое небо.
– Ты… неужели ты совсем не скучаешь по нас?
– Скучаю. Но лучше хорошо скучать, чем плохо жить вместе.
– Может, ты и прав.
Они посидели еще немного, потом Тимур сказал:
– Тебе пора. Ступай. И обязательно выпей чая перед отъездом. Он здесь поистине целебный.
Лара поднялась и послушно пошла к лестнице. Оглянулась, уже спустившись на несколько ступеней. Тимур сидел на каменной площадке и смотрел на нее. На его лице было то же выражение, что у Будды, который встречал посетителей в молитвенном зале: спокойствие, проистекающее не от равнодушия, а от чего-то другого. То ли от глубины знания, то ли от безграничной веры.
Она вернулась в монастырь, нашла Сергея, который сидел на скамеечке у стены и жмурился на солнце. При виде жены он взволнованно спросил:
– Ну что? Видела его?
– Да.
Рядом вдруг возник тот же худенький монашек. Он держал в руках деревянный поднос, когда-то покрытый лаком, а теперь порядком облупленный. На нем дымились две пиалы с чаем. Лара с сомнением посмотрела на мутную жидкость, потом на монаха. Мальчишка улыбнулся, показывая неровные, но еще белые и вполне комплектные зубы, и кивнул. Она вздохнула, взяла пиалу и принялась осторожно, маленькими глотками пить отвратительную на вкус жидкость. Сергей чай выпил быстро, он, похоже, не находил в нем ничего особенного. И опять принялся тормошить жену.
– Как он?
– Он здесь счастлив и совершенно не собирается домой.
– Ни фига себе… А как же он сюда попал?
Они поговорили еще немножко, потом пошли к машине. Но тут оказалось, что в монастыре они провели слишком много времени, и шофер решительно отказался возвращаться в Наггар, объяснив, что до темноты не успеть, а в темноте по горам ездить никак нельзя. Сам он собирался ночевать в машине. Лара и Сергей, пребывая в растерянности, вернулись в монастырь и увидели на лавочке, где только что сидели, все того же монашка. Лара сказала, что им негде ночевать, и спросила, смогут ли они найти ночлег в деревне, – она махнула рукой в сторону долины. Мальчишка покачал головой и поманил их за собой. Несколько поворотов, один домик, другой, дверной проем, прикрытый пологом циновки, и они вошли в маленькую комнатку с низким потолком. На полу лежали два тюфяка, набитые соломой и прикрытые циновками. На них – скатанные шерстяные одеяла. Убедившись, что гости никуда не сбегут, мальчишка ушел и скоро вернулся с ужином: лепешками, фаршированными кусочками фруктов, и неизменными пиалами с чаем. Лара послушно выпила чай, потому что осознала вдруг, что гадкий напиток действительно принес облегчение: голова прояснилась и дышать стало легче. Ночью они спали как убитые и утром поднялись с рассветом. Мальчишка сидел у дверей и, услышав, что они зашевелились, убежал и вернулся с чаем и фруктами. Когда они прощались с ним на ступенях лестницы, ведущей в долину, он вдруг протянул худую смуглую руку и переложил что-то из своего костлявого кулачка в ладонь Лары.
– Тебе подарок. – И убежал.
– Смотри, и здесь обзавелась поклонником, – хмыкнул Сергей.
Лара, хмурясь, разглядывала шнурок, на котором болтался бронзовый шарик, покрытый витиеватым узором. Вроде бы она видела такой вчера на шее у отца? Она обернулась, и ей показалось, что над монастырем, на склоне горы, она видит маленькую фигурку человека. Хотя что там можно разглядеть на таком расстоянии. Да еще пылища за машиной… Она надела на шею шнурок и стала думать о том, что скажет матери.
Вернувшись в Москву, Лара чуть не плакала от счастья. Машины шумели и сигналили, в воздухе ощутимо пахло выхлопными газами и бензином, но у нее совершенно не болела голова, мысли обрели четкость, и даже аппетит появился. Первым делом Лара напилась чаю и надолго залезла в ванну. Данька был дома. Не то чтобы он так уж скучал по родителям – их и не было-то всего четыре дня, – но все же не каждый день предки возвращаются с Гималаев. Это вам не Кипр какой-нибудь. Мать чмокнула его в нос и унеслась в ванную, отец пошел в кухню, и Данька поплелся за ним.
– Ну и как там? – поинтересовался он осторожно.
Сергей поднял палец и замер, прислушиваясь. Убедившись, что в ванной вовсю хлещет вода и мама их услышать никоим образом не сможет, сказал:
– Это круто! Мать тебе ужасов всяких нарассказывает – не слушай. У нее, видно, горная болезнь началась чуть ли не сразу после выхода из самолета. Есть она ничего не могла, только в монастыре, где чай какой-то лечебный. Но как только на обратном пути я попытался в местной харчевне влить в нее такое же пойло – чай с молоком и травами, – ее вырвало, и все, до рейса Дели – Москва я ее вез кулечком, чуть ли не на руках. Да еще там не сильно гигиенично… Тараканы, мухи… Но это, поверь, не главное. А главное там – горы! И небо! И… и не знаю что еще. Ты картины Рериха видел когда-нибудь?
– Ну да… нас в прошлом году таскали на экскурсию в Музей искусства народов Востока. Но мне не сильно понравилось. Ненастоящие какие-то сюжеты. И красок таких в природе не бывает.
– А вот и бывает! Я собственными глазами смотрел на все эти синие и розовые горы. И понял, что хочу увидеть их еще раз и не на бегу. Мы, собственно, дальше предгорьев не забрались. А там, говорят, есть горные озера… Давай вечером, когда мама ляжет, я тебе покажу, что успел наснимать. И если хочешь – в августе поедем вместе.
Ознакомительная версия.
