– Да уж, с совестью у меня проблемы, дорогой, именно поэтому мы здесь, не так ли? – Он похлопал Стюарта по коленке.
– Но в любом случае, я не…
– Не отвечай. – Анна повернулась к Джеку: – Мне казалось, я объяснила: спрашивать у кого бы то ни было о состоянии здоровья нельзя.
Джек посмотрел на Анну и молча пожал плечами.
Она решила молчать до конца встречи. Все было просто ужасно. Все это. Иллюзия, что это собрание могло помочь и поддержать кого-то. Пренебрежение смертью, которой все они заглянули в лицо. Ник как-то сказал ей, что нужно акцентировать внимание на том, как жить со СПИДом, а не на том, как от него умереть, но это было глупо. Война заканчивалась, как только вирус попадал в тело. Не было никакой капитуляции после героического сражения. Было мгновенное завоевание после нечестной осады. Анна вспомнила последние дни жизни Хью, длительные поездки в их дом в штате Мэн, потому что муж хотел умереть именно там, умиротворенный шумом волн, бьющихся о скалы, морским ветерком, врывавшимся по ночам. Теперь она знала: Хью умер достойно, можно сказать, быстро и без непомерных страданий. «А вот так, – подумала она, посмотрев вокруг и почувствовав острый запах испражнений, – так быть не должно». Анна повернулась к мужчине на кресле-коляске, который сидел, закрыв руками лицо. Остальные тоже почувствовали запах. Неприятный мужчина, Джек, поймал ее взгляд и отвернулся.
Стюарт нагнулся к Роберту, положив локоть на ручку его кресла-коляски.
– Может, ты хочешь, чтобы я отвез тебя в ванную? – спросил он его.
Дыхание Роберта было отрывистым. Стюарт знал, кем он был, – каждый гей в Бостоне слышал о Роберте хотя бы раз в жизни. Он был активистом, боровшимся с проявлениями дискриминации. В тридцать лет он уже преподавал в Йельском университете, был известным астрофизиком, чья книга «Путеводитель по звездам для любителей» занимала верхние строчки бестселлеров в списке «Нью-Йорк тайме» на протяжении нескольких месяцев. Когда они с Джеком пришли на собрание, Стюарт понял, что знает Роберта, но не мог вспомнить – откуда, до тех пор, пока, извинившись, не встал, чтобы выйти в туалет, и не взглянул на книжные полки. К тому времени, как Стюарт вернулся, шум в комнате только усилился, поэтому он взял книгу Роберта.
– Посмотри, – тихо сказал Стюарт, положив ее в руки Роберту. В комнате происходили как минимум три оживленные беседы, включая горячий спор между Анной и дамой в бледно-сиреневой шляпке. – Посмотри, что я нашел.
Роберт раскрыл зачитанный экземпляр книги. Фотография была сделана около десяти лет назад. Тогда он выглядел красавчиком, молодым Кэрри Грантом. Безусловно, это был тот же мужчина, но сейчас Роберт выглядел на тридцать лет старше.
– О да. Я слышал об этом парне. Кажется, я однажды строил ему дом. – Роберту казалось, что до болезни он был плотником. Он много и сбивчиво говорил о соединениях ласточкиным хвостом и об анкерах в каменной кладке, о том, как выбрать хороший кусок древесины. Роберт рассказывал об этом так уверенно, что Стюарт подумал бы, что ошибается, если бы заранее не сравнил фамилию Роберта и дату рождения на больничной бирке, которая была у мужчины на руке, с данными, приведенными в книге. Все сходилось.
Сейчас все глаза были устремлены на Роберта и Стюарта.
– Извини, – говорил Роберт. – Мои мысли совершенно выбивают меня из колеи. Если я обращаю внимание на то, что творится в голове, я теряю контроль над тем, что происходит у меня в желудке. Вот дерьмо.
– Все в порядке, Роберт. Не переживай, все в полном порядке, – пробормотала Кристин.
Стюарт встал и подошел к креслу Роберта. Кристин сказала:
– Палата двести девятнадцать. Стюарт кивнул.
– Все в порядке, – сказал кто-то. – Всякое случается. Все нормально.
Прежде чем Анна могла оценить свой поступок, она встала и выдвинула свой стул из круга.
– Нет, – сказала она. – Не все в порядке. В этом нет ничего хорошего.
Она вышла из комнаты и зашагала по коридорам. Ее вспышка была непростительна. Нужно было вернуться обратно и извиниться или заскочить на пятнадцать минут на следующей неделе, чтобы сделать это. Если бы Анна думала, что группа примет просто извинения – без настойчивой просьбы проанализировать свою ярость, – она сделала бы это сейчас. Но ярость была яростью. Нужно ли смотреть на корни, чтобы определить дерево? Гнев, словно клен, сбрасывает листву в тот момент, когда приходит его срок.
В перерыве Джек пошел искать бабушку в стиле Шанель. Он шел по запаху духов – его обоняние было острым, словно у собаки, – в приемную в конце коридора, где женщина сидела на уголке дивана, обрывая листья с растущей в горшке пальмы. Когда Джек вошел, она посмотрела на него, а затем отвернулась к телевизору.
– Что еще? – Голос был таким мягким, что Джек не был уверен, правильно ли расслышал.
– Я Джек. – Он сел рядом.
– Да, знаю.
– И я хочу извиниться.
– За что?
– Я говорил то, что не должен был говорить.
Она вскинула подбородок, и он не понял, был ли это жест согласия или отрицания.
– Я резкий человек, – заговорил Джек. – Достаточно привлекательный, чтобы мне сходило с рук то, что не сходит с рук менее везучим.
Анна рассмеялась, и ее лицо озарилось каким-то детским сиянием. Глупый розовый костюм казался сейчас трогательным, а не агрессивным. Джек почувствовал, что в нем что-то уступило, острая геометрия ярости и боли немного притупилась в ее присутствии.
– Не такой уж ты и красавчик, – улыбнулась она. – Но в любом случае, спасибо за извинения. А это были извинения?
– Да, – сказал он. – И я хочу добавить к этому восхищение твоей храбростью.
Он увидел, как она искала что-то в сумочке, и был изумлен, когда она достала пачку легкого «Мальборо» и прикурила сигарету так легко и уверенно, словно сидела в баре.
– Храбрость? Неужели опять вернулся мерзкий Джек?
– Я не это имею в виду. – Он вытащил себе сигарету. Сигаретный дым, вьющийся по легким, был как лекарство. – Надо иметь много храбрости, чтобы сказать такое. Разрезать красивую оболочку и увидеть дерьмо внутри.
– Как сказать. – Анна подняла брови и сделала большую затяжку. – Я думаю, мне следует вернуться и извиниться. Но я не хочу ничего больше говорить. Никогда не разрушай высокое извинение дешевым оправданием. Даже если оно действительно мало чего стоит. Во всяком случае, это мой девиз.
– Тебе совсем не нужно извиняться, – сказал Джек. – Было неплохо встряхнуть их. Ты права. В этой болезни нет ничего хорошего. – Он остановился и отложил сигарету. – За исключением, может быть, одного – быть смертельно больным означает, что ничто другое не сможет привести к преждевременной смерти.
