– Я знаю, – качнул он головой, показывая на стены, сплошь увешанные его портретами. – И это взаимно, родная моя. А у меня для тебя подарок, – повёл он меня в соседний зал.
– Что?! Правда?! – уставилась я на рисунок. – Но это же… Арман, мне было пятнадцать. И ты никогда не говорил, что он у тебя есть.
– Да, я умею хранить секреты, – улыбнулся он, опустил голову, посмотрел на мои руки в своих. – Но я очень хотел тебе сказать, что я, – поднял он глаза, – я люблю тебя намного дольше, чем мне казалось. И ты… это именно ты своей верой в меня всегда делала меня лучше. Спасибо, что увидела во мне то, что, мне казалось, я потерял навсегда. За то, что веришь сейчас.
– И никогда не устану верить, Арман, – погладила я его по щеке. – Но у меня тоже есть для тебя подарок. – Я набрала воздуха в грудь, медленно выдохнула. – Я знаю, что ты мне не говорил и никогда не сказал бы, но это мучило тебя и мучает до сих пор.
Он непонимающе покачал головой.
– То слово, что сказал тебе отец. Иуда.
– А, это, – он болезненно сморщился. – Ну, значит, так было надо, чтобы все поверили.
– И ты считаешь, последнее, что он хотел тебе сказать было ради того, чтобы все поверили? Так вот, – выдохнула я. – Не знаю, почему ты так услышал. Но тот, кто стоял рядом с ним, или сам не разобрал, или повторил намеренно неправильно. Но я отнесла эту запись на экспертизу. Звук выделили, усилили. Ты ему сказал?
– Прости, – выдохнул Арман.
– А он ответил: И ты меня, – я обняла его и прошептала в ухо. – И ты. Меня.
Не знаю точно о чём он сейчас думал. Иногда нас всех надо оставлять наедине со своими мыслями, не заставляя делиться. Но то, с каким облегчением он выдохнул и прижал меня к себе – сказало больше слов.
– Если честно, для меня он и не умирал, – отстранился Арман.
– Я знаю. Ты не одинок, – показала я пальцем на портрет Теодора.
– Ах вот как, – хмыкнул он. – А мне сказал, что смирился.
– «Для тех, кого любишь, нет прошедшего времени», – процитировала я. – И, наверно, всем нам хочется думать, что мой отец жив. Ведь он оставил столько вариантов для того, чтобы мы в это верили. Вдруг ты стрелял холостым. Или на нём был бронежилет и пакет в кровью для натуральности, – оживилась я.
– А на соседнем здании – снайпер? На случай, если я дрогну, – усмехнулся Арман. – Этому Бломбергу лучше бы с сыном нянчиться и сидеть рядом со своей принцессой, а не забивать себе голову всякими глупостями.
– Так он уже разгадал все загадки, кроме этой. Пусть, – примиряюще погладила я его по руке, – а то пошатнёт ещё Австрийский престол. В семье его жены, я слышала, тоже столько тайн, ещё со времён Габсбургов. Не дай бог он начнёт разбираться в них. Слушай, а давай, если следующей родится девочка, поженим их с его сыном?
– А Аньку? – удивился он.
– Ей мы найдём кавалера из Виндзоров или Бурбонов, – засмеялась я.
– А если это будет мальчик? – коварно приподнял Арман бровь.
– Значит, следующую девочку. Или одну из тех, что родится после неё.
– Сколько же ты хочешь детей? – усмехнулся он.
– Всех, – обняла я его. – От тебя – всех. Надеюсь, ты на этом не собрался останавливаться?
– О! Ни за что, – легли его руки чуть ниже моей спины. – Но я хочу тебя попросить, – он тяжело вздохнул. – Если будет мальчик, давай назовём его Андрей.
– Я и сама хотела тебя об этом попросить.
– Да, – кивнул он, хотя я ни о чём не спрашивала. – Я тоже верю. И жду. Всё ещё жду, всё ещё оглядываюсь, а вдруг мелькает в толпе его фигура, черты, взгляд… Но я обещал, что никогда не буду искать эту правду.
– Я надеюсь, мы никогда её и не узнаем. Это правду – никогда. Но мне нравится думать, что он жив. Что он даже рядом. Например, что он… Иванов. Или…
Арман улыбнулся. Посмотрел на часы.
– Пора? – выдохнула я.
Он взял меня за руку, заглянул в глаза.
– Сегодня твой день. И где бы ни был твой отец уже неважно. Главное, что ты – здесь! – он упёрся он пальцем в свою грудь у сердца.
– А ты – здесь! – показала я на своё.
