Часто моргаю, анализируя его вопрос. Собираю жалкие остатки разума, расплавленного мужскими ласками, пытаюсь слепить мысли воедино, но получается неоформленная масса.
— На опознание, — выдавливаю из себя. И это максимум, на что я способна, когда меня так крепко обнимает Адам, исследует мое тело горячими ладонями, упирается возбужденным пахом в животик.
Приехать в логово голодного зверя было не лучшей идеей. Особенно, если ты — его потенциальный ужин…
— Эм-м, — Адам оставляет мое тело и упирается кулаками в дверь по обе стороны от меня. — Так это ты звонила? — сводит брови к переносице, и я рвано киваю.
Секундная заминка, во время которой я пытаюсь выбраться из его плена. Но Туманов не теряет бдительности. Стоит мне пошевелиться, как тяжелые ладони ложатся на мои плечи, а разгоряченное тело вновь прибивает меня к двери.
— Хм, прости, — приподнимает он уголок губ виновато. — Кто же знал, что ты… — делает паузу и меняется в лице, будто на него снисходит озарение. — Ты волновалась? — уточняет со смесью удивления, сомнения и в то же время какого-то мальчишеского ликования.
Активно машу головой, отрицая очевидное. Смелости не хватает даже самой себе признаться. В том, что Адам дорог мне. Как это случилось? В какой момент я оступилась и забыла, что нельзя привязываться к мужчинам? Тем более таким обаятельным коллекционерам, как Туманов.
— Испугалась за меня? И приехала сразу? — допытывается, словно поверить не может.
Спускается ладонями к моей груди, нагло очерчивает край декольте — и принимается расстегивать блузку. Панически цепляюсь за его запястья, царапаю проступившие вены, но не могу остановить напор. Особенно, когда теплые, шероховатые подушечки пальцев как бы невзначай проходят по ложбинке, очерчивают кружево лифа, поглаживают грудь сквозь тонкую ткань.
— Нет, я… по делу, — лгать получается с трудом.
Сильные мужские руки все еще заключены в кандалы моих слабых ладоней, но это не мешает им продолжать свое дело. Вопреки воплям разума, я не убираю их со своего тела, а направляю. Открываю тайные координаты. И сжимаю запястья от нетерпения, чувствуя, как под пальцами взрывается пульс.
Лицо Адама по-прежнему напротив моего. Дыхание опаляет губы, а сине-карий взгляд пожирает меня и одновременно гипнотизирует. Как иначе объяснить то, что я совершенно не борюсь с ним? Покорно наблюдаю, как он раздевает меня. Более того, остро хочу поторопить…
Последние пуговицы с треском сдаются его напору, а одна и вовсе отрывается и летит на пол, приземляясь с постукиванием на паркет. Где-то вместе с ней оказывается и моя гордость, брошенная за ненадобностью.
— От клиники отказаться решила? — легкое касание ладони разрядом тока пронзает живот, поднимается выше, поражая мелкими импульсами каждый пройденный участок.
Расслабляю и без того немощную хватку на его запястьях, тем самым давая ему зеленый свет.
Двумя руками Адам обхватывает меня в районе ребер, сдавливая так, что я теряю способность дышать.
— Да-а, — голос предательски срывается, когда умелые пальцы забираются под лиф. — Я не приму твой бизнес, — постанываю судорожно.
Запрокинув голову, касаюсь затылком твердого дерева и опускаю ресницы.
— Тебя никто не спрашивает, — чувствую жар в груди. И на поверхности тоже. Его быстро сменяет спасительная влага поцелуя. — Документы будут оформлены без твоего согласия, — дорожка прокладывается к ключице и дальше по моей шее вверх. — Поступай с клиникой, как посчитаешь нужным, — проникает в ухо вместе с горячим ветерком. — Она твоя теперь.
— Зачем ты это делаешь? — открываю глаза, ловлю взгляд Адама. — Мы ведь никто друг другу, чужие.
Туманов отстраняется и напрягается так, будто я снова влепила ему пощечину, но на этот раз настолько сильную, что едва не отправила в нокаут.
— Я сделал это для наших чертят, — выдает абсолютно серьезно. Использует запрещенный прием, потому что путь к моему сердцу лежит через детей. И вот перед Адамом начинают распахиваться все двери, запертые за последние шесть лет на амбарные замки. Забитые, замурованные. — У меня нет других, чтобы любить, — добивает меня контрольным выстрелом.
Оставшаяся, самая прочная дверь отлетает мигом, как картонная. И все мои чувства обнажаются. Заодно пробуждается и грызущая душу вина. Именно она отрезвляет меня. И отравляет горечью.
— Стой, Адам, — отталкиваю его. — Не все так плохо. У меня есть новости для тебя. Хорошие, — взглядом ищу сумку, где спрятана его медкарта, но он не дает мне возможности взять ее.
Опять загоняет в ловушку, будто действует по намеченному плану и не собирается сворачивать с пути. Теперь Адам переключается на мою узкую юбку. Задирает ее нагло. Ведет ладонями по гладкому капрону, достигает кромки чулка, оттягивает резинку, словно наслаждается этой игрой.
— Ты — моя лучшая новость за сегодня, — шепчет с хриплым рычанием. Врезается пальцами в бедра. — И даже не надейся, что я тебя отпущу, — наклоняется к моим губам, почти касаясь их своими.
Но почему-то не спешит целовать. Его постоянно останавливает что-то. Кроме того раза. На крыльце моего дома. Единственного, когда Адам опустил все барьеры.
Адам будто испытывает на прочность нас обоих, но моя выдержка, треснув, разлетается на миллиарды мельчайших частиц. Чтобы даже шанса не было собрать и склеить. Стены, возводимые годами, падают в один миг.
Глава 28
Адам
Не верю, что она здесь. Красивая, гордая, недоступная — в моей квартире. В моих руках. Полураздетая.
Я настолько одурманен желанием, диким и почти болезненным, что готов силой взять чертовку. Но держусь. До последнего. Ни деньгами, ни напором ее не подчинить. Поэтому выбираю иной, новый для меня путь.
Покоряю неприступную крепость, медленно и терпеливо. Ей лучше не знать, какие пошлые картинки в этот момент крутятся в моей голове. Как я взрываюсь внутри каждый раз, когда Агата принимает мои ласки и реагирует на них сиплым стоном. Скольких усилий мне стоит не плюнуть на все и не вбить упругое тело в дверь. Взять то, что по праву должно принадлежать мне.
Я привык получать желаемое, но сейчас я засовываю свои привычки куда подальше. Лишь с этой женщиной. Жду, пока она сама захочет меня и пойдет на такой шаг осознанно.
И по-прежнему не верю…
Агата не иллюзия. Не плод моей возбужденной фантазии. Настоящая. Дрожит в моих объятиях, позволяет вытворять с ее шикарным телом самые откровенные вещи, распахивает аппетитные губки, когда я наклоняюсь к ним.
И растерянно замирает, потому что я не спешу ее целовать. Пытаюсь справиться с личными барьерами, что невовремя напомнили о себе. Пока я медлю, Агата на удивление проявляет инициативу. Обхватывает мои щеки нежными, теплыми ладошками, проходит коготками по щетине. Становится на носочки, и я крепче подхватываю ее под упругую попку. Конечно же, не только для того, чтобы придержать. Мне нравится трогать ее, исследовать каждый сантиметр идеального тела. Любой повод найду — и уже не отлипну.
В следующую секунду Агата дает мне шанс. Касается моих губ своими. Осторожно, легко, не вызывающе. Будто прощупывает границы дозволенного.
Любую другую я бы оттолкнул в этот момент и «перенаправил» бы ее рот туда, где ему самое место. Каждый раз представлял, сколько мужских губ, языков и других частей тела прошло через него — и брезговал «занимать место» в этой «очереди». Но вереница грязных чужих баб померкла перед этой единственной, сгорающей рядом со мной.
Странно, но с Агатой я отвращения не чувствую. Словно она совсем невинна и будет принадлежать только мне.
Вкусная. Чистая. Родная.
Отбросив последние сомнения и дурацкие преграды, я ловлю ее поцелуй. Полностью забираю инициативу, и Агата охотно подчиняется. Ее податливость сводит с ума. Каждый отклик действует на меня как вагон виагры.
— Прости, чертовка, но наш первый за этот вечер раз состоится прямо здесь, — предупреждаю ее, срываясь. — Иначе сдохну, — добавляю честно.
