ужаса, а потом все изменилось. Алкоголь будто затуманил мне разум, я совершенно ничего не понимала и делала то, чего хотелось.
А мне хотелось его.
— Ты не спишь?
От сонного глухого голоса я аж подпрыгиваю на кровати, но Дамир не позволяет надолго отстраниться. Притягивает меня к себе за бедро, вжимает в пресс, отчего я чувствую его утренний стояк.
— Как ты узнал, что я проснулась?
— Ты перестала дышать, — со смешком говорит Дамир.
Я пытаюсь вырваться из его объятий, но он не позволяет. Прижимает к себе крепче, целует сначала в шею, а затем спускается к ключице и двигается ниже. Я едва не забываюсь в его объятиях снова, но в этот момент мой взгляд цепляется за настенные часы, и я подпрыгиваю на кровати.
Дамир совсем не ожидает такой реакции и отстраняется. Садится следом за мной и спрашивает:
— Что случилось?
— Дети, — выдыхаю я. — Мы проспали в сад.
— Побудут дома. Они ведь еще спят. Иди ко мне, успеем заняться утренним сексом.
— Нет, — я быстро соскакиваю с кровати и иду в ванную, пока Дамир меня не перехватил.
Закрыв дверь на защелку, долго рассматриваю себя в зеркале. На груди красуется бордовый засос, на бедрах следы от мужских пальцев. Значит, прошедшая ночь была не моим ночным кошмаром. От этого становится не по себе. Я не хотела Дамира, я была раздражена и зла на его действия. Мне хотелось расцарапать ему лицо за то, что он посмел мне указывать. Однако я отдалась ему, поддалась его напору, решив, что проще уступить.
С ужасом отхожу от зеркала и ступаю в душевую кабинку. Еще раз выглядываю из дверцы и смотрю, точно ли закрыла дверь. Да, замочек повернут. Я расслабляюсь и включаю горячий душ. Не замечаю, как по щекам текут слезы. Не могу сказать, что вчерашняя ночь была самой ужасной в моей жизни. Скорее нет, чем да, просто… я ведь сопротивлялась. Пусть недолго, но попытки прекратить его действия были. А Дамир их пресек. Принудил мое тело ответить ему, отчего сейчас чувствовала себя использованной.
Из душа вышла, когда немного отошла от переживаний. Заворачиваюсь в полотенце и ступаю в спальню. Дамир по-прежнему лежит на кровати, смотрит на меня взглядом голодного хищника. Я же быстро иду к гардеробу, беру нижнее белье и одежду и начинаю одеваться под этим пристальным взглядом.
— Точно не хочешь ко мне? — спрашивает Дамир с улыбкой.
— Не хочу. Дети проснутся.
Я выхожу из спальни первой. Иду в детскую. Кирилл уже проснулся, поэтому я умываю его, заставляю почистить зубы и даю одежду. Через десять минут мы выходим из детской все вместе. Пока мы одевались, Алинка успела проснуться и почистить зубы. Одевалась она всегда быстро.
— Что будете завтракать? — спрашиваю у детей.
— Манку, — выдает Кирилл.
— Овсянку, — следом произносит Алина.
Я киваю. Приготовлю и то и то. Пока орудую на кухне, прислушиваюсь к звукам наверху. Не уснул ведь Дамир там?
Через пять минут оказывается, что не уснул. Он спускается по лестнице, с кем-то разговаривая в грубом тоне по телефону. При виде детей немного смягчается, а затем просто бросает трубку. Подходит ко мне, обнимает сзади и шепчет на ухо:
— Мне надо уехать. Решить все проблемы. Я приеду вечером. Дождись меня, нам надо поговорить.
— Думаю, не о чем, — аккуратно замечаю. — Прошлая ночь была ошибкой и она не должна повториться.
— Ошибаешься. Мы обязательно ее повторим.
Он говорит это так, что у меня не остается ни одного сомнения на этот счет. Я уверена, что так и будет. Он не станет меня слушать, не уступит, а настоит на своем. И это меня пугает до трясучки.
Когда Дамир склоняется и целует меня в щеку, я до боли стискиваю челюсти, чтобы ничего не сказать. Нужно молчать. Если я хочу сделать то, что задумала, мне нужно быть спокойной.
— Хорошо, поговорим вечером.
Дамир прощается с сыном, объясняет ему, что приедет вечером, а сейчас остаться не может, потому что у него нет времени. Я же с ужасом понимаю, что вечером они не увидятся. И если у меня все получится — они никогда больше не увидятся. Я не хочу жить в постоянном стрессе. Не хочу скандалить и устраивать истерики, не хочу отдаваться женатому мужчине и становится его любовницей. В том, что так оно и будет, я не сомневаюсь. Дамир меня просто не слушает. И не послушает.
— Дамир…
Я останавливаю его почти у двери. Подхожу ближе, чтобы дети не слышали вопрос.
— Как ты… как узнал, что я вчера была не одна?
Его взгляд снова темнеет, он стискивает челюсти так, что на его лице ходят желваки, но все же отвечает:
— Увидел по камерам.
— Ты установил в моем доме камеры? — ахаю я. — Чтобы подсматривать за мной?
— Чтобы ты была в безопасности.
— Ну конечно. Еще скажи, что твоя служба безопасности определила Адама, как опасный объект.
— Я сам это определил.
— Не думала, что ты станешь следить за мной.
— Не думал, что ты захочешь потрахаться за моей спиной.
Я проглатываю оскорбление и горько усмехаюсь. Не хочу снова начинать спор о том, что он не имеет права со мной так разговаривать. Неужели считает своей собственностью? Я ведь клятву верности ему не давала. Не говорила, что буду хранить ему верность! Господи, да ведь нас не связывает ничего кроме ребенка. И то, что он меня хочет — не повод требовать от меня запереться в четырех стенах.
— Ты прав, — говорю, чтобы успокоить его. — Я не должна была.
— Рад, что ты это понимаешь.
Дамир целует меня в щеку и уходит, я же возвращаюсь к плите и душу в себе рыдания. Поверить не могу, что Дамир все это серьезно! Что он действительно воспринимает меня своей собственностью. Неужели он не понимает, что я тоже человек, и у меня есть чувства? Или он решил, что после этой ночи я буду принадлежать ему и только ему?
Ставлю перед детьми тарелки с кашей. Стараюсь вести себя естественно. Мою посуду, складываю ее на место и говорю детям, что мы пойдем гулять. Не знаю, где установлены камеры, поэтому из одежды и вещей не беру ничего. Украдкой достаю документы, кладу их в рюкзак, а затем собираю детей. Надеюсь,
