— Блин, Леша! Малина на простынях! Она же не отстирается! — со стоном рассматриваю результат наших недавних безобразий.
— Не страшно! Белые простыни — это скучно! Так намного веселее и пахнет приятно!
— Давай в следующий раз ты все же будешь готовить в посуде. В кастрюле, например!
— Ты в нее не влезешь! — смеется он.
— Так я сегодня исполняла роль курицы?
— Нет. Скорее основы для десерта! Получилось охренительно!
В дверь звонят.
— Черт! Кого это принесло? — ворчит Леша.
— Не знаю.
— Давай притворимся, что нас нет.
— А если важное что-то?
— По фиг!
А потом мы слышим скрежет ключа, открывающего дверь.
— Тетя Женя! — синхронно понимаем мы.
— Чёрт!
— Черт!
Соскакиваем оба и начинаем судорожно одеваться. Но проблема в том, что я вся липкая! Даже в волосах остатки крема. Еще десять минут назад нам было слишком хорошо, чтобы думать о последствиях. А сейчас…
— Мама, папа! — Даня врывается, запрыгивает на кровать, несется к Леше. — Тебя выписали! Ура! — обнимает его.
— Ой! А почему ты липкий? — удивляется мой мальчик. — И сладкий?
— Это мазь! — выкручиваться Леша. — Доктор прописал. Мама меня намазала.
— Ой, а мама тоже заболела? Ее тоже мазью мазали?
— Для профилактики! Все, иди руки мой! Быстрее! — сплавляет его Леша.
— Мазь, да? Для профилактики чего, м? — выгибаю бровь.
— Ворчания! Однако не вовремя они. Я тебя еще на нашем балконе не успел … зажарить!
— У тебя диета! Доктор прописал! Ничего жареного!
— Ой, что он там понимает этот доктор! Ладно, в следующий раз зажарю!
Эпилог
Спешу домой. Сегодня в кои-то веке удалось смыться с работы пораньше. Заезжаю в магазин, я обещал дочке киндер-сюрприз. Вчера проспорил. Если не привезу — маленькая командирша меня съест. Характерец у нашей трёхлетней крошки просто огонь!
Захожу в дом — на первом этаже тишина. Заглядываю в комнату к Дане — играет в приставку.
— Привет, сын! Как дела в школе?
— Нормально!
— Оценки были?
Бросает настороженный взгляд.
— Одна.
— Какая?
— Нууу…, - мнется. Плохо дело.
— Говори!
— А ты маме не скажешь? — хмуро.
— Нет, нё скажу. Ты сам.
— Я боюсь, — вздыхает. — Она ругаться будет.
— А я не буду?
— Будешь. Но не так, — да, в нашей семье строгая мама.
— Так что? Двойка?
— Нет. Тройка.
— По какому предмету?
— По рисованию.
— По рисованию? Опять? И чего ж ты там такого нарисовал?
С рисованием у нас плохо, впрочем, как и с почерком. Весь в меня!
— Ну, мы рисовали узоры на тарелочках, и учитель сказала, что моей тарелкой только людей пугать, — вздыхает.
— Ничего. Прорвемся! В жизни и без рисования прожить можно!
В учителя им попалась вредная принципиальная бабка, по мнению которой рисование — главный в жизни предмет. Оно прививает ребёнку эстетический вкус, а без него человек — не человек. Встречались мы уже с ней. Беседовали. Главное, по остальным предметам учителя хвалят Даньку, эта же крыса сжирает ребёнка. Надо к ней с другим подходом, видимо. С чувством "прекрасного" подойти. Например, сухого полусладкого.
— Ладно, сына, не переживай, — треплю его по непослушным волосам. — Я сам с мамой поговорю. Где они, кстати.
— В спальне у Лерки. Она там чего-то опять бунтует.
Хорошо, иду искать моих девочек. Слышу жаркий спор из детской.
— Привет, принцессы мои!
— Пливет! — отвечает надутая Лерка.
— Так! Опять брови упали? Что случилось?
— Ой, — отмахивается Яся. — Лучше не спрашивай. Принцесса придумала новую блажь. Не хочет лекарства пить.
— Не хочу! Они голькие! И болеть не хочу! — бунтует малявка.
— Чтобы не болеть, нужно одеваться тепло. А не бегать по морозу без шарфика, — щелкаю ее по носу.
— А я не хочу шалфик! Я на моле хочу! — топает ногой.
— Ничего себе запросы. На море сейчас тоже холодно.
— Даже в Афлике? — недоверчиво.
— Африка далеко. И там гориллы, злые крокодилы, ты же помнишь?
— Я их не боюсь! Зато там без шалфика ходить можно! Вези меня на моле, папа! Сечасжи! — сердито топает ногой. Синичка угорает. Я немного растерян.
— Яся, она мне кого-то слишком сильно напоминает! Как так можно? И как с этим бороться?
— Когда-то кое-кого ты обещал ремнем воспитать, — припоминает она наши молодые годы.
— Да, было дело. Думаешь, пора переходить к таким мерам?
— Не знаю, тебе виднее.
Легко сказать. А как исполнить? Эта маленькая злючка потом возненавидит меня и будет отрываться неизвестно сколько. Характер у нас — просто жесть. Если маленькая козявка что-то вбила в свою маленькую головку — все! Просто триндец. Не сдвинуть с места. Никакие уговоры не действуют, уловки. Бесполезно. Проще сразу сделать, как она хочет, чем воевать с этой козой. Я уже давно понял, в нашей семье воспитывает всех Лера. Мы все только служим принцессе.
— Папа, иди, собилайся на моле! — выдаёт повелительным тоном. — А я пока Балсика одену.
Барсик — это её плюшевый кот. Затасканный, но любимый. Без него мы никуда.
— А Барсик точно в Африку хочет?
— Точно!
— Ты не боишься крокодилов, а он-то боится!
— Я его защищу.
— Хорошо. А подарок на новый год тогда мимо тебя? — выдвигаю самый весомый аргумент.
— Пусть Дед Молоз под ёлку положит. Я ему в письме так и напишу!
— Нет. Это так не работает. Это же волшебство. Раз тебя не будет, то и волшебства не будет.
— Пусть тогда в Афлику подалки несёт! — категорично.
— Куда? Под пальму?
— Да! Под пальму!
— Так там же жарко. Дед Мороз растает! — задумывается.
— Точно растает?
— Точно.
— Ладно, — вздыхает. — Подождём. Сколько до Нового года, мама?
— Две недели.
— Это много?
— Нет.
— Холошо. Потелплю. Но после плаздника — слазу в Афлику.
— Капец. Надо майору её отправить. Пусть научит его командовать.
— Это Лера может, — смеётся Синичка.
— Мы сегодня ужинать будем? Я жутко голодный, — целую мою любимую жену.
— Пойдём. Клавдия Ивановна там пирог испекла.
Ужин проходит шумно. В гости приезжает тётя Женя. С нами за столом мой тесть и его новоиспеченная супруга — Клавочка.
Да, та самая, которая ухаживала за ним в больнице. Как говорит теперь сам Истомин, глаза его стали видеть хуже, и это хорошо. Потому что главное видят не глаза, а сердце. И только теперь он стал зрячим.
Живём мы все вместе в большом доме Истоминых. Данил Сергеевич за эти годы поправил здоровье. Ходит с тростью, но уверенно. Фирму он вернул, дела наладил. Мы с Синичкой помогаем по мере возможности. Хотя основная моя работа все же в отделе Серёги.
Всяко бывает у нас. Шумно, весело, скандально. Но самое главное — мы семья. Крепкая, любящая. И дом ожил теперь. Как будто столько лет ждал криков детей, шума дружных голосов, тепла родных сердец рядом.
Каждый пришёл к этому своим нелегким путем, и каждый теперь ценит это тепло и домашний уют как самый ценный дар.
На моих коленях сидит оттаявшая маленькая принцесса — уплетает киндер, рядом — Синичка. Напротив довольный Данька, который рассказывает тёте Жене о друзьях в школе. Во главе стола Истомин держит за руку свою Клавочку. Хорошо. Это настоящее счастье. Улыбаюсь…
И тут раздаётся громогласный детский голос:
— Я передумала! Не хочу новый год! Хочу в Афлику! Сечасжи!
Конец
