— Мы ещё не обговорили этот момент с Ариной, я не собираюсь сейчас это обсуждать. Вы с Ольгой вынудили наперёд сказать то, что было только в планах. — Глеб морщится и косится на меня с извинением.
Я смущённо отвожу взгляд.
Поверить не могу… В какой момент всё стало настолько серьёзно между нами?
Я и Глеб… Муж и жена…
Неосознанно трясу головой, чтобы выбросить из головы этот образ, потому что не могу до конца осознать всё. Наши взаимные чувства и без того стали для меня неожиданностью, с которой я только-только примирилась. А тут свадьба…
Настоящая свадьба!
Надеюсь, Глеб всё-таки просто защищал меня перед матерью таким способом.
Только сейчас замечаю, что мужчины наблюдают за мной. И не выдерживаю. Подрываюсь с места и, бормоча извинения, скрываюсь в ванной.
Пусть сами разбираются! С меня на сегодня хватит потрясений!
Глава 26
С того дня Николай ещё раза три за прошедшие две недели заглядывал к нам под различными предлогами. Глеб бесился. А я замечала то, что он никак не хотел замечать в отце — любовь к сыну и затаённую печаль на дне карих глаз.
С чем была связана грусть, похожая на давний шрам, во взгляде Соколовского старшего, мне оставалось лишь гадать. Лезть брюнету в душу я не собиралась. Он и без того ходил какой-то взвинченный после каждого разговора с отцом.
Учёба ближе к концу семестра становилась всё труднее, и забирала всё больше свободного времени. Нормально поговорить об упомянутой Глебом свадьбе нам не удавалось. Да и никто из нас двоих не желал первым поднимать эту тему. Мне было неловко, а Соколовский, видимо, чувствовал это и продолжал молчать, ожидая подходящего момента.
Тем временем приближался день студентов, вечеринка посвящения, которую традиционно проводят в честь первокурсников. Однокурсники, особенно женская часть нашего потока, активно готовились к предстоящему мероприятию. Кто-то даже вступил в студенческий совет, чтобы стать организаторами.
Полина оказалась среди таких активистов.
— Уже выбрала платье?
Мы с Красновой сидим в библиотеке, готовясь к промежуточному модулю. За окном осень борется с зимой за свои права, что выражается в промёрзлой погоде и почти голых деревьях. Поэтому среди ряда книжных полок относительно прохладно.
— Глеб заранее позаботился об этом. — Фыркаю я, пытаясь сдержать нежную улыбку, рвущуюся изнутри. — В тот день, когда мы с тобой впервые познакомились, он увидел платье, которое я рассматривала в одном из бутиков, и подарил мне его. Я даже поначалу решила, что это от Стаса.
Мы с подругой переговариваемся вполголоса, чтобы библиотекарша не услышала и не выгнала нас вон.
— Всё никак не могу привыкнуть, что ты не только встречаешься с Соколовским, но и живёшь у него. — Полина закусывает колпачок от ручки и смотрит на меня исподлобья нечитаемым взглядом, поэтому я не могу разобрать, осуждает она меня или просто переживает. — Кто бы мог подумать, что этот шкаф способен на светлые чувства, а не только разводить гарем вокруг себя и пользоваться женским вниманием.
— Не поверишь, но я сама в шоке. — Хихикаю.
— Стас до сих пор болеет. — Неожиданно произносит Краснова и тут же хлопает себя ладошкой по губам, жмурясь. — Чёрт. Я не должна была этого говорить. Стас был прав, язык мой — враг мой.
Я удивлённо хлопаю ресницами, глядя на подругу.
— Болеет? Так ты же давно выздоровела и не могла его заразить… — Начинаю я и обрываю сама себя.
Она про другую болезнь.
Полина видит перемену в выражении моего лица и поджимает губы, утыкаясь в конспект. Я не продолжаю тему, потому что чужие чувства для меня — тёмный лес. Тем более невзаимные. Мне бы свои понять до конца.
Это всегда больно, когда выбирают не тебя, а кого-то другого. Вот только невозможно заставить себя полюбить в ответ, поэтому никто не виноват в сложившейся ситуации. Стас встретит другую и его «болезнь» закончится. Так всегда бывает.
— Ты сегодня со мной или Глеб тебя заберёт? — На лице подруги нет ни единого намёка на то, что между нами состоялся странный разговор про её брата.
— Не знаю, он ничего не писал насчет этого. Занят, наверное.
На самом деле меня волнует то, что Соколовский до сих пор мне не написал. Обычно он заранее предупреждает, когда не мы едем домой не вместе. Это происходит довольно редко, но всё же бывают большие разрывы между его расписанием и моим. В таких случаях мы возвращаемся домой поодиночке.
— А ты выбрала себе платье? — Неожиданно даже для самой себя, перевожу тему.
— Да, хочешь глянуть? — Воодушевляется Полина, забрасывая конспект. Я киваю. Она достаёт свой яблочный смартфон и начинает показывать мне платье.
К стыду, за своими мыслями я не слышу и трети восторженного монолога подруги. Киваю в нужный момент и мельком рассматриваю ярко красное платье. Интуиция подсказывает мне, что что-то происходит. Что-то, что мне не понравится или сделает больно.
Внутри всё неприятно сжимается. Внутренности скручиваются в узел.
Обычно предчувствие никогда меня не обманывает.
— Ладно, пошли домой, а то у меня чего-то уже ни сил, ни настроения нет грызть научный гранит. — Цокает языком Краснова, при этом внимательно глядя на меня сапфировыми глазами.
Подруга всегда странным образом улавливает перемены в моём настроении, хотя я стараюсь никак это не показывать. И вот сейчас она снова чувствует меня, практически волоком утаскивая из библиотеки.
— Если это из-за Стаса…
— Нет, — резче, чем планировала, отвечаю я, когда мы оказываемся на улице. — У меня нехорошее предчувствие. — Решаю поделиться с Полиной.
— По какому поводу? — Она осторожно прощупывает почву, наблюдая за мной.
— Не знаю. Я не уверена, но это как-то касается Глеба.
— Хочешь, пойдём и найдём его? Я же учусь с ним в одной группе, забыла?
Точно. Краснова ведь учится с Соколовским и Крицкой. Я действительно совсем забыла об этом. Тогда получается…
Словно читая мои мысли, подруга продолжает:
— У нашей группы пары закончились часа два назад. После этого я сразу пошла в библиотеку, готовиться вместе с тобой.
— Я позвоню ему.
Нервозность и волнение набирают обороты. На улице холодно. Пальто на мне не спасает от пробирающего до костей ветра, что усугубляет мои попытки не дрожать. Я достаю телефон из кармана и набираю Соколовского.
Долгие гудки тянутся невыносимым ожиданием. С каждой прошедшей секундой моё сердце сжимается всё сильнее, а подруга мрачнеет.
— Давай не будем предполагать самое худшее. Это же Соколовский. Он всегда сам себе на уме. Может, настроение плохое? — Полина пытается успокоить меня, когда я заторможено убираю телефон обратно в карман. Кладёт руки на плечи и ободряюще трёт их.
Впервые за всё время Глеб мне не ответил. Даже сообщением.
Я не хочу даже думать о причинах. А вдруг с ним что-то случилось?
— Я должна найти его. — Выпаливаю я, стремглав сорвавшись в сторону парковки.
Может, он ещё не уехал и отрабатывает задолженности по учёбе, — успокаиваю себя сама.
Но то, что меня волновало на самом деле — слова матери, брошенные напоследок. Они, как отравленное семя, засели в голове и начали давать свои первые ростки.
Краснова сначала удивлённо таращится на меня, а после бросается следом.
— Постой ты! Ненормальная! Он всё равно мимо проедет: выезд через парадные ворота. Задник ремонтируют.
Её слова заставляют меня сбавить шаг. К тому моменту, как Полина нагоняет меня, я чувствую, что руки и щеки горят от того, как быстро кровь циркулирует по сосудам. Но зато я согрелась.
— Глеб дурно на тебя влияет, — возмущается подруга, беря меня под локоть. — Его неадекватные замашки на лицо.
Краснова по-своему показывает, что переживает за меня. Это в её стиле. Поэтому я только улыбаюсь в ответ.
— С кем поведёшься, — отшучиваюсь, несмотря на то что, чем ближе мы подходим к парковке, тем сильнее сжимается что-то в груди.
