плакала так сильно. Даже когда маму хоронили, я не плакала. За нас двоих это делала Ру. Но теперь я не могу обратиться к ней за утешением. Мне стыдно.
- Скажи, что он мудак, - попросила я Роба, который всё ещё стоял сзади и лишь мягко пожимал моё плечо.
- Я бы сказал, но пока я вижу, что главный мудак этой истории – ты, - сказал Роб и поймал меня, обхватив руками за талию. – Тихо-тихо, - шептал он, поднеся меня к скамейке у подъезда, на которую усадил. – Что с тобой, Арина? – напуганные глаза парня разглядывали моё лицо, пока его ладони мягко шлепали меня по щекам.
- Не знаю, - выдохнула я едва слышно. Голова кружилась, к горлу подкатила тошнота, руки и ноги не слушались меня, повиснув безвольными плетями. – Проводи меня домой.
- Может, «скорую»? Ты вся белая, Арин.
- Просто помоги мне дойти до квартиры, - попросила я снова и снова почувствовала, как Роб подхватил меня на руки и понёс в дом.
- «Скорую» в восемьдесят пятую квартиру, - сказал он кому-то, но никак не отреагировал на моё возмущенное мычание.
Глава 38. Сергей
Перекошенный нос, синяк под глазом и сбитые о стены в съемной квартире кулаки. Странно, что увидев меня в таком состоянии, Наташа спокойно доверила мне Стёпку на выходные. Ни одного вопроса, ни одного любопытного взгляда на моё лицо, только… удовлетворение.
Ей определенно пришлось по вкусу, что моё лицо кто-то попортил.
Что ж, её можно понять. Наверное, она сама была бы не против попортить моё лицо куда более изощренно, чем смог сделать причесанный хрен с детскими браслетиками на руке.
Но хуже, чем сделала Арина, явно не сможет сделать никто. Ещё никто не выводил меня на такие эмоции. Ещё никому, кроме неё, не удавалось настолько пошатнуть мой мир, чтобы он кубарем скатился с горы и превратился в щепки.
Да, я тоже когда-то ревновал Наташу. Да, я тоже дрался за неё, но я не помню, чтобы меня переполняла подобная ярость. С Наташей был, скорее азарт и желание показать, кто здесь главный самец.
Если Наташа чувствовала то же самое, когда в нашу квартиру пришла Арина, то мне непонятно, как она смогла сдержаться и не покрошить нас всех на салат мелким кубиком. Окажись под моей рукой хотя бы сломанная вилка, я бы, наверное, ею воспользовался без раздумий.
Наташа всё ещё отказывается подписывать бумаги на развод. Вместо этого, когда я вернул довольного проведенными выходными Стёпку домой, она предложила попить чай и перекусить всем вместе.
Через неделю, когда я снова заехал, чтобы забрать Стёпку и пройтись с ним по магазинам за канцелярией и одеждой для школы. Наташа попросила прийти на линейку всей семьёй. Будто я не планировал там быть вообще...
Я не пропустил ни одной линейки сына и точно не собираюсь пропускать и эту.
- Подпиши, - сказал я Наташе вечером, достав бумаги из прикроватной тумбочки, где она их прятала.
- Ты куда-то торопишься? – спросила она, даже не посмотрев в сторону бумаг. Отошла к чайнику и включила его, достав для нас две кружки.
- Я оставляю тебе всё, кроме машины и бизнеса, Наташ. Эта квартира, дом загородом, твоя машина… Я лишь хочу беспрепятственно видеться с сыном. Просто подпиши. Ты же не хочешь, чтобы мы устраивали разборки через суд, который вряд ли окажется к тебе столь же лояльным?
- Будешь чай? – спросила Наташа, не оборачиваясь.
- Мы снова будем пить чай и уходить от разговора вместо того, чтобы всё решить? Тебе не надоело?
Узкие плечи Наташи поднялись и опустились от медленного дыхания. Она словно пыталась познать дзен, но с трудом могла его удержать. Наверное, её раздражало даже моё спокойствие, потому что ей для того, чтобы хотя бы казаться спокойной, явно приходилось прилагать немало усилий.
- Мне надоело, Серёж. Мне много чего надоело, но не от всего в этой жизни можно просто избавиться и забыть. А по поводу бумаг на развода… - чайник выключился, Наташа разлила кипяток по кружкам и закинула в них чайные пакетики. Поставила одну кружку передо мной, а со второй села напротив. - …Давай мы сначала отправим всё ещё нашего с тобой сына в школу, а потом уже будем решать, где и какие подписи мы будем ставить.
- Ты же понимаешь, что мы занимаемся отсрочкой неизбежного? – заглянул я в глаза всё ещё своей жене.
- Кто знает, как дальше жизнь повернется? - изрекла она философски и повела плечами. – Я вот, например, раньше была уверена, что мы с тобой вместе до конца наших дней, но видишь – мы обсуждаем развод и ждём, когда уже, наконец, сможем разойтись в разные стороны. Ты когда-нибудь предполагал такой исход?
- Нет, - качнул я головой, продолжая смотреть в Наташины глаза. – Мне нечем гордиться. Я обыкновенный мудак. Но данный исход – лучшее, что я могу для тебя сделать.
- И ты в это веришь?
- Я не знаю, Наташ, - ответил я честно и оперся локтями о стол. Спрятал лицо в ладонях и потёр глаза, словно желая сбросить необъяснимый и непонятный для себя морок. – Последние два месяца я мало что понимаю в своей жизни.
- Хочешь, я помогу разобраться? – спросила вдруг Наташа.
- Есть варианты? – посмотрел я на неё, опустив руки на стол.
- Кастрация, - невинно обронила Наташа, делая вид, что разглядывает что-то в своей кружке. – Просто видела вчера на автобусе рекламу, в которой советовали, чтобы кобель не убегал из дома с бродячими суками, его нужно кастрировать, - дополнила Наташа буднично и, снова заглянув мне в глаза, спрятала улыбку за ободком кружки, отпивая чай.
- В принципе, вариант… - протянул я шутя.
