охладить толпу, разбить их группы, ослабить. Я лично беру на себя падре Чезаре. Или мне, чёрт возьми, дать вам приказ ещё раз?
— Да, сеньор Лоретти, — сглотнув, начальник полиции коротко кивнул. — Мои люди уже патрулируют ключевые точки, но ситуация выходит из-под контроля. Они считают, что падре Чезаре…Альберто Лучиано, что он… что он…
— Их не волнует, кто он. Это уже не важно, они жаждут жертвы, а не правды! — Лоретти поднял руку, пресекая каждое слово. — Если понадобятся подкрепления, обращайтесь ко мне. Каждую улицу держать под контролем. А если увидите Альберто, докладывать мне немедленно. Никаких арестов, пока не скажу я. Он… — Лоретти замолк, голос его на мгновение дрогнул, — он мой сын. Поэтому если хоть один волос упадет с его головы я вас всех прикончу.
Эти слова прозвучали так тихо, так сдавленно, что начальник полиции вскинул на Лоретти взгляд, полный ужаса. Джузеппе не стал повторять — вместо этого он развернулся и вышел из здания, глядя перед собой с пустотой в глазах. Толпа его больше не волновала.
* * *
Анжелика стояла посреди полутёмной комнаты, дыша часто и прерывисто, чувствуя, как бешеным током по венам разливается едкий яд ярости. Она не могла больше выносить его. Она должна была сказать это вслух, ей нужно было произнести эти слова, выплюнуть их, как рвоту, как осколки, впившиеся в язык. Словно за плечами у неё стояла целая жизнь, вся обросшая ложью, давившая на неё всей своей тяжестью.
Рафаэль смотрел на неё с тем ледяным, извращённым наслаждением, которое появлялось каждый раз, когда он знал, что она в его власти. Он наклонился вперёд, впился в её глаза — глазами, полными ненависти и уверенности в своём безграничном праве. Месяцы их «брака» сошлись в один мерзкий миг, в одно немое противостояние, от которого ей хотелось кричать. Но она сдержалась.
— Ты не мой муж, Рафаэль, — её голос был холоден, как лезвие. — Никаких обязательств перед тобой у меня нет. Чезаре — не священник, а значит, ты — никто мне. Просто притворство, фарс, грязная комедия, на которую ты вынудил меня подписаться. Наш брак — ничто. Ложь, Рафаэль, ложь!
Её слова били, как пощёчины, но Рафаэль только прищурился, как зверь перед броском, лишь усмехнулся, обнажая зубы. Он сделал шаг к ней, жадно ловя её взгляд, полный презрения и отвращения. Он знал, как действуют его слова, как её ломают. Но теперь всё было по-другому. Она смотрела на него и не видела больше опасного врага — лишь цепную собаку, которая готова до последнего тянуть за собой всех и вся, лишь бы не дать ей свободы.
— И что это меняет, Анжелика? — он выдохнул это, как проклятье. Его глаза метались по её лицу, словно он видел её заново, каждый её нерв, каждое слово. — Думаешь, что можешь безнаказанно позорить мою семью? Ты и в самом деле веришь, что кто-то защитит тебя от того, что я могу сделать?
Анжелика смотрела на него, словно впервые видела, словно эти несколько месяцев — всего лишь страшный сон, в котором она находилась по его милости. Но это была реальность. Она здесь. И она уйдёт.
— Я не боюсь тебя, Рафаэль, — выдохнула она, с трудом сдерживая презрительный смешок. — Ты не сможешь сломить меня, не сможешь держать здесь. Больше никогда. Если ты думаешь, что угроза лишить нас всего, испугает, — ты не знаешь меня.
— Да? — он усмехнулся, в его голосе звучало опасное спокойствие. — Позор — это ничто для тебя? Потеря имени, статуса? Если ты выйдешь отсюда, если решишь уйти от меня, я превращу тебя в нищенку. Ты будешь стоять на улице с протянутой рукой.
Её взгляд не дрогнул. Его слова, такие ядовитые и полные злобы, словно отскакивали от неё. Она сделала шаг вперёд, и подошла так близко, что могла слышать, как учащается его дыхание.
— Пусть. Плевать мне на твои угрозы. Плевать на твоё состояние и имя. Я бы лучше стала нищей, чем осталась бы рядом с тобой, — она сжала кулаки, почти зарычала эти слова, но голос её остался холодным, как лёд, в котором не было ни одной искры былой покорности.
В ночь, когда жители Сан-Лоренцо собрались на центральной площади, страх и глухое волнение окутали маленький город. Луна, скрытая тяжёлыми облаками, отбрасывала на землю только робкие, мертвенные лучи, всё вокруг казалось потусторонним и обречённым на безмолвное ожидание. Старики крестились, моля о защите, женщины шептались… Слухи о «призрачной леди» прокатились по округе со скоростью огня, заставив крестьян и горожан пугаться ночи, как никогда прежде. Мужчины шептались между собой, вспоминая, как кто-то видел белую фигуру с развевающимися чёрными волосами, как кто-то другой слышал, как по ночам среди деревьев раздавался топот копыт. Говорили, что всадница с пустыми, словно неживыми глазами, обводила взглядом деревню и исчезала так же внезапно, как появлялась.
Полицейские переговаривались с людьми Лоретти, расписывая, кому куда идти. Лоретти поднимал указательный палец, определяя маршрут:
— Вы двое — в лес, возьмите с собой собаку. Ты — на западный склон, там, говорят, всадницу видели три ночи назад. Остальные — на восточный холм, проверите до старой мельницы. Его люди исполняли распоряжения молча, с обречённостью, словно боялись не столько всадницу, сколько своего босса. Джузеппе Лоретти, всегда сдержанный и холодный, теперь был сосредоточен и напряжён, казалось, он был готов дойти до края света ради того, чтобы покончить с этим призраком. Пока другая часть его людей искала Альберто и Риту. Ему насточертело слышать, что призрак на лошади то посланница Альберто-дьявола.
Они двинулись по мокрой от росы земле, раскинувшись цепью. Полицейские, люди Лоретти, местные добровольцы, охваченные суеверным страхом и одновременно опьянённые охотничьим азартом, двигались тихо, боясь спугнуть даже собственную тень. Туман окутал стволы деревьев, и теперь они казались огромными, как великаны, которые притаились в полумраке. И каждый шорох, каждый крик ночной птицы отдавался эхом, сжимая сердца и превращая даже самых стойких в робких и испуганных детей.
Вдруг, вдалеке, на том месте, где старое кладбище упиралось в границу леса, послышался топот копыт. Все мгновенно остановились, замерев. Лица обратились в сторону звука, и вот — в разрыве молочного тумана появилась она. Белое платье, как призрачный туман, струилось по воздуху, и длинные, как сама ночь, чёрные волосы развевались позади всадницы. Женщина на чёрном коне появилась, как в кошмарном сне, беззвучная, безликая, будто и не видела никого из них. Её пустой взгляд был устремлён в одну точку, в
