Ознакомительная версия.
Хозяйка дома, как всегда, выглядела безупречно – держала лицо. Представляю, чего ей это стоило.
– Никого не хочет видеть. – Она кивнула мне. – Ума не приложу, как быть.
– Нельзя отталкивать молодежь, – вставила Ксюха. – Пусть студенты ходят. У нее это пройдет. Она захочет общаться…
– Никуша зла на весь мир, – вздохнула Элла. – Знаете, что она нам с отцом заявила?
Мы молча уставились на нее.
– Сказала: «Лучше бы вы дали мне умереть!» – Элла достала платок и промокнула слезы. – Мы с ног сбились, собрали лучших нейрохирургов… Мы сутками от палаты не отходили! А она говорит: «Не нужна мне такая жизнь, возьмите ее себе». Что делать, что делать?
Мы не знали, что делать. И что лучше – умереть, если не можешь активно жить, или перебороть себя и научиться жить вот так, как предстоит Нике?
В моем кармане запел телефон. Женя. Я сбросила. Женя звонил снова и снова. Я вышла в столовую, чтобы сказать ему пару слов.
– Не звони мне больше, – не здороваясь, попросила я. – Никогда.
– Нам срочно нужно встретиться, – сказал он. – Это касается твоей подруги.
– Какой подруги? – начала я злиться. – Ксении?
– Ей грозят большие неприятности, – продолжал Женя. – Но если тебе все равно…
– Мне не все равно! – рявкнула я в трубку. – Но разбирайся с ней сам. И оставь меня в покое!
Я хотела сразу поставить в известность подругу, но она ворковала по телефону со своим «птенчиком».
– Мишутка, – с придыханием шептала она в трубку, – ты покушал?
И закрывала глаза, слушая ответ…
Миша оказался студентом музыкального колледжа. Он лабал в ресторане, когда Ксюха оттягивалась там с Огурцовой. Их обеих тронули Мишина красота и его нежный девичий румянец. Но у Огурцовой шансов не было – крупновата в размерах и не умеет танцевать. Ксюшка же – миниатюрная, пластичная – всегда добивалась того, кого хотела.
Миша играл, а она танцевала. К ней приставали восточные парни, а она смотрела на юного музыканта и всех посылала подальше.
Из «Разгуляя» они ушли вместе и отправились прямиком в Поле Чудес.
Через неделю Ксюха подъехала к общаге музыкального колледжа на своем «пежо», чтобы забрать Мишу с вещами.
Поглазеть, как нищий музыкант отправляется в логово богатой любовницы, высыпала вся общага, включая вахтершу. Кто высунулся по пояс в окно, кто выполз на крыльцо. Все смотрели на Ксюху с почтительным любопытством и завистью. Кто-то завидовал Ксюхе, кто-то Мише. Лично я уверена, что Мише подфартило больше.
Мою подругу общагино любопытство не раздражало, она его просто не заметила. В поле ее зрения сейчас помещался лишь Миша со своим аккордеоном.
– Сынок, сыграй на прощание, – попросила вахтерша.
И общага завыла, засвистела, заплакала, поддерживая идею.
Миша уселся на услужливо подставленную табуретку и, потряхивая головой, виртуозно исполнил «Полет шмеля».
Мишу провожали аплодисментами.
Ксюха взяла его под свою опеку – кормила с ложечки, сопровождала на концерты, возила в колледж и домой. А вечером сидела рядом с ним в филармонии и слушала скрипичный концерт.
Тетя Таня рыпнулась было вклиниться в сиреневый туман дочкиного романа, но получила такой отпор, что быстро завяла и сникла. Пришлось довольствоваться возможностью обсуждать наглость «этого бродяжки» с моей мамой и бабушкой. Нужно отдать должное моей маме – она Мишу защищала. Мама любила музыкантов и несколько лет, помнится, заставляла меня учиться в музыкалке.
– По крайней мере этот юноша скрасит ее одиночество, – сделала вывод Кира.
С этим трудно было не согласиться. Ксюха порхала как мотылек и, кажется, напрочь забыла, что недавно так много пережила.
Она еще не подозревала, какие тучи сгустились у нее над головой. О них намекал Женя, но я не захотела с ним встречаться. А к Ксюхе он не поехал.
И вдруг мою подругу вызвал к себе следователь. Тот самый, который вел дело Вадика.
После беседы со следователем подруга прямиком прилетела ко мне на продленку. Я не люблю, когда ко мне на работу приходят и начинают отвлекать. Ксюха это знает лучше других, потому что все свои жалобы на этот счет я обычно вываливаю ей. А тут сама приехала, прямо по дороге из колледжа. Забрала из колледжа Мишу и не удержалась – свернула к интернату.
Я видела в окно, как Миша под зонтиком прогуливается вокруг машины.
Ксюха была бледна, глаза ее сухо сверкали.
– Выйди на минутку, – попросила она.
Я хотела возразить, но Карина опередила меня – подпрыгнула, повисла на моей подруге и задала ей сто вопросов, ни на один из которых не получила ответа.
– Карина, перепиши упражнение, – попросила я и вышла в коридор.
Мы встали у подоконника, напротив стеклянных дверей игровой. Детям за зиму надоели все игры и игрушки этой комнаты. Они хотели на улицу, но там шел дождь. Мальчишки рассматривали комиксы и дурачились. Девочки стащили с моего стола журнал мод и теперь листали его. Только Грошева не сводила с нас жадных глаз.
– Нет, ты прикинь, – начала Ксюха, пытаясь унять дрожь в голосе. – Он теперь намекает, что это я могла убить мужа. Чтобы стать наследницей.
Ксюха нервно теребила свой яркий шарфик, весь в пластиковых блестках. Дурацкий аксессуар. Я бы никогда такой не надела. Но Ксюха есть Ксюха.
– Нет, прикинь – я и Вадик.
– Слон и Моська, – подтвердила я. – Следователь – дурак. Или на него сильно давят.
– Вот именно! – прошипела Ксюха, отчаянно теребя блестки. Вероятно, всю дорогу от колледжа и до интерната ей приходилось держать лицо, щебетать со своим мальчиком, имитируя полную безмятежность. Теперь эмоции выбивались из нее, как пар из кастрюли.
– Почему вдруг? – удивилась я, начиная соображать, о чем хотел предупредить Женя. – Почему раньше ты была вне подозрения?
– Следователь сказал, что я не была вне подозрения! Он всегда подозревал меня!
– А Женя подозревал Горина, – зачем-то сказала я. Мне хотелось как-то утешить подругу или отвлечь.
– В это еще можно поверить! – подхватила Ксюха. – Они оба – психи. И силами равны.
– Я все равно не понимаю, – рассуждала я. – Как они это себе представляют?
– Как-как! – психовала Ксюха. – Вадик будто бы напился, стал набрасываться на меня, а я его будто бы ножиком-то и завалила.
– Но ты же на танцах была?
– Я ехала с танцев. Была в дороге. Следователь считает, что могла как-то домчаться. Оставить машину в чужом дворе… Понимаешь, полная туфта и чушь собачья. Но мне страшно! Он так говорит, понимаешь, Свет, что мне страшно! Я и сама начинаю верить, что могла человека убить… Понимаешь?
– Нет! – жестко сказала я.
Прямо напротив нас находилось лицо Карины Грошевой. Она стояла, прижав лоб к стеклянной двери игровой. На ее лице отражалось Ксюхино страдание. Грошева готова была заплакать. Но Ксюха Карину не видела.
Ознакомительная версия.
