— Послушайте. — Голос Габи снова звучал хрипло, и она откашлялась. — Я не знаю, что вам рассказал обо мне мой дед…
— Совсем немного! И вообще всего несколько дней назад он даже не знал о вашем существовании.
— Ну, тогда позвольте мне просветить вас, сеньор. — Габи на мгновение остановилась, но; затем взволнованно продолжила: — Его приемная дочь Елена приходится мне приемной матерью. Она была подругой моей родной матери.
Обе они из Венесуэлы, обе вышли замуж за англичан, обе жили в Лондоне. Поэтому, полагаю, у них было много общего. Мои родители погибли во время кораблекрушения, когда мне было всего несколько месяцев. Они не имели близких родственников — ни здесь, ни в Венесуэле. Поэтому Елена и ее муж, у которых не было своих детей, удочерили меня.
— Понятно. — Что-то в его голосе заставило Габи поднять взгляд, и она успела заметить, что в мрачных глазах мужчины мелькнуло выражение, которое у любого другого человека означало бы сострадание.
— Хотя она никогда не скрывала от меня правды, я считала ее своей матерью, глубоко любящей меня матерью. И именно поэтому, — добавила она вызывающе, — у меня нет никакого желания встречаться с ее отцом.
— Вы вполне уверены в этом, сеньорита?
— Вполне. И позвольте объяснить вам почему. Когда Елена убежала из дому, чтобы выйти замуж за небогатого англичанина, ее отец написал, что никогда не примет ее обратно, не хочет говорить с ней и с этого момента она — не его дочь. Только одно письмо — и больше ничего. Я нашла его в прошлом году после смерти Елены.
Лицо Габи исказилось, и на мгновение она прикрыла глаза.
— Но все-таки у нее осталось утешение — этот нищий англичанин.
Габи взглянула на Эстрадо и уловила в его глазах загадочное выражение.
— О нет, на самом деле нет, — голос Габи сломался. — Ее замужество оказалось неудачным. Он бросил ее, когда я была еще ребенком.
— Ваш дед ничего не знает об этом.
— Вы хотите сказать, что он не хочет этого знать, не так ли? — Габи не могла скрыть обиды.
— Но почему, же Елена не написала ему?
— Вы хотите спросить, почему она не попросила у него прощения? Нет! — Габи вскинула голову и встретила его взгляд. — Те, кто помнят моего деда, говорили, что он гордый и непреклонный человек. Я думаю, что и у Елены было немного его упрямства.
— Г-м-м. Но это не должно распространяться на ее приемную дочь.
Она пожала плечами.
— Возможно. Но в любом случае, сеньор Эстрадо, вы должны понять, что я не хочу с ним встречаться.
— Это правда, ваш дед всегда был немного, как бы это лучше сказать… авторитарен, но вы увидите, что с годами он стал добрее.
Габи стукнула рукой по подлокотнику кресла.
— Ничего я видеть не хочу. Я уже сказала вам, что не могу уехать и никуда не поеду. — Она судорожно вздохнула. Что же это такое случилось с ней, обычно такой спокойной и уравновешенной? — Поймите, я не хочу создавать для вас проблемы. Я напишу деду письмо, из которого будет ясно, что вы нашли меня и…
— У вас очень милая квартира.
— Что? — Габи посмотрела на Эстрадо отсутствующим взглядом. — Ах да, спасибо.
— И так удобно, что ваша клиника размещена в этом же доме.
— Да… да. — Габи осторожно взглянула на него.
В мягком голосе мужчины прозвучало нечто такое, что заставило ее насторожиться.
— Насколько мне известно, ваш договор об аренде истекает через шесть недель.
Габи настороженно улыбнулась.
— Есть ли что-то, чего вы обо мне не знаете?
— О, много чего, сеньорита Холм. Но дайте время, и я уверен, что буду иметь удовольствие раскрыть ваши самые интимные секреты. — И когда губы Габи сжались от ярости, он продолжил: — И, конечно же, вы тоже многого не знаете обо мне.
— Уверяю вас, сеньор Эстрадо, что не существует ничего, что интересовало бы меня относительно вас.
— Даже то, что Питер Троят мой старый знакомый?
— Вы знаете моего домовладельца? Но вы не можете!.. — слова вырвались у Габи помимо ее воли.
— Боюсь, что могу. Вы же понимаете, что недвижимость в Лондоне — только небольшая часть его бизнеса. Он работает везде. Недавно у меня появилась возможность подбросить ему одно дельце… И он очень мне за это благодарен.
Габи пристально смотрела на побелевшие от напряжения кончики стиснутых пальцев. Затем она снова подняла глаза на Эстрадо, и его взгляд вызвал у нее легкую дурноту. Это был взгляд Дикого кота, выпустившего когти и готового напасть на беззащитную жертву.
— К-кто вы? — Прошептала она.
— Вы сами сказали, сеньорита, что я — посыльный вашего деда. — Его холодные серые глаза снова издевались над ней. — Да, Питер был очень благодарен мне и сказал, что стоит мне только попросить, и он в любое время вернет мне долг. Поэтому, когда я повидался с ним вчера, то…
Он замолчал, выразительно разведя загорелые руки с тщательно ухоженными пальцами.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — отчетливо произнесла Габи. — Вы имеете в виду, что если я не соглашусь поехать с вами, то мой договор об аренде не будет возобновлен?
— Как быстро вы все схватываете!
По телу Габи пробежала дрожь. Она чувствовала себя рыбой, беспомощно бьющейся на крючке и пытающейся спастись, пока искусный рыболов неумолимо тащит ее к берегу.
— Но он, же обещал мне!
— Ну, видите ли, — в голосе Эстрадо слышалась бесконечная печаль, — обстоятельства меняются.
— Да, я вижу.
Габи произнесла это автоматически, пытаясь мысленно заглянуть в будущее. Она долго искала эту квартиру, расположенную в тихом районе, почти в центре. Здесь было так много гостиниц и офисов, поставляющих ей пациентов. И почти идеальных размеров приемная на первом этаже… Что она будет делать, если лишится этой квартиры? Взгляд Габи скользнул по пушистому ковру мягких голубых и зеленых тонов, по обломкам окаменелых сосен, которые она коллекционировала, бледно-золотистое дерево которых словно светилось. Наконец ее взгляд остановился на человеке, который расположился напротив и смотрел на нее, словно рыбак, готовый подсечь свою добычу.
— Надеюсь, вы понимаете, что это шантаж, — нетвердо произнесла она, — неприкрытый шантаж…
— Не совсем. Просто наиболее эффективный способ обеспечить сотрудничество.
— Вы имеете в виду, что это ваш способ?
— Если вам так угодно.
— Не понимаю, зачем все эти хлопоты, — ледяным тоном произнесла Габи. — Слишком поздно. Мама уже умерла.
— Но вы ведь живы, и ваш дед хочет с вами встретиться.
— Но почему со мной? Разве у него нет кровных внуков? Или мама была его единственным ребенком?
