Дебора повернулась к лимузину. Желая скрыть свое смущение, она мельком взглянула на Гейджа через плечо:
— Мистер Гатри, вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что вы нахал?
— Часто, мисс О'Рурк.
Он сел рядом с ней и протянул ей красную розу на длинном стебле.
— А вы подготовились, — пробормотала она. «Интересно, — пронеслось у нее в голове, — цветок предназначался блондинке или рыжеволосой?»
— Стараюсь. Так куда вас отвезти?
— В Дом правосудия. Это на углу Шестой и…
— Я знаю, где он находится. — Гейдж нажал кнопку, и стекло, отделяющее их от водителя, бесшумно опустилось. — В Дом правосудия, Фрэнк.
— Хорошо, сэр.
Стекло снова поднялось.
— Мы обычно работаем на одной стороне, — заметила Дебора.
— И что же это за сторона?
— Закона.
Он повернулся к ней и бросил на нее почти гипнотический взгляд темных глаз. Она невольно спросила себя, что он видел, когда много месяцев пребывал в этом странном мире, пограничном между жизнью и смертью.
— Вы защитница закона?
— Хотелось бы так думать.
— И все же вы с удовольствием заключаете сделки и снимаете обвинения.
— Система перегружена, — пыталась защититься Дебора.
— Ах да, система. — Легким движением плеча он, казалось, отверг все сказанное ею. — Откуда вы?
— Из Денвера.
— Нет, для уроженки Денвера у вас в голосе не чувствуется шелеста кипарисовых деревьев и цветов магнолии.
— Я родилась в Джорджии, но мы с сестрой много где жили. До, переезда в Урбану я жила в Джорджии.
Сестра, заметил он. Не родители, не семья, а только сестра. Но давить на нее не стал. Пока.
— А почему вы переехали оттуда?
— Потому что это был вызов. Я хотела показать, что годы учебы не прошли для меня бесследно. Мне хочется верить, что я умею различать добро и зло. — Она подумала о деле Мендеса и четырех членов банды, которые были арестованы и теперь ожидали суда. — И недавно я сделала это.
— Вы идеалистка.
— Может быть. Что же в этом плохого?
— Идеалистов подчас ждет трагическое разочарование. — Некоторое время он молчал, рассматривая ее.
Уличные фонари и фары проходящих машин прорезали темноту салона лимузина и блекли. Прорезали и блекли. Она была красива и при свете, и в темноте. Более чем красива, в ее взгляде чувствовалась сила. Сила, происходящая от сочетания ума и решительности.
— Хотел бы я увидеть вас в суде, — сказал он.
Она улыбнулась, и к силе и красоте добавился еще один элемент. Честолюбие. Поразительное сочетание.
Ему хотелось дотронуться до нее, лишь слегка провести кончиком пальца по этим прекрасным белым плечам. Он спрашивал себя, достаточно ли будет одного прикосновения. Опасаясь, что этого будет недостаточно, он с трудом себя сдерживал. Когда лимузин подкатил к тротуару и остановился, он испытал облегчение и разочарование.
Дебора повернулась и равнодушно посмотрела из окна на старинное, украшенное башней здание Дома правосудия.
— Быстро, — пробормотала она, тоже немало разочарованная.
Когда водитель открыл дверцу, она ступила на тротуар.
— Мы еще увидимся?
С секунду она смотрела на него через плечо.
— Может быть. Спокойной ночи.
Некоторое время он сидел, вдыхая шлейф ее духов.
— Домой? — спросил водитель.
— Нет. — Гейдж сделал долгий, успокаивающий вздох. — Оставайся здесь и отвези ее домой, когда она закончит. А мне нужно пройтись.
Как боксер, ошеломленный слишком большим количеством ударов, Гейдж пытался отделаться от кошмара. Он просыпался бездыханный и весь в поту. Когда мучительная тошнота проходила, он снова ложился и смотрел на высокий узорный потолок спальни.
Пятьсот двадцать три гипсовых розетки. Он считал их день за днем во время своего медленного и мучительного, выздоровления. Почти как заклинание он начинал считать их снова, ожидая, что его пульс станет ровнее.
Ирландские льняные простыни смялись и промокли, но он оставался неподвижным и считал. Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь… В комнате стоял легкий острый запах гвоздик. Одна из горничных поставила их на стол с выдвижной крышкой у окна. Продолжая считать, он пытался догадаться, в какую вазу она их поставила. Уотерфорд? Дрезден? Веджвуд? Гейдж продолжал этот монотонный счет, пока не почувствовал, что начинает успокаиваться.
Он не знал, когда сновидение снова явится ему. Он полагал, что должен благодарить судьбу, что не видит этот сон еженощно, но все равно в его внезапных, капризных появлениях было что-то ужасное.
Успокоившись, он нажимал кнопку возле постели. Шторы на широком окне раздвигались, и комната наполнялась светом. Он осторожно расправлял один мускул за другим, чтобы удостовериться, что еще контролирует их.
Как человек, преследующий собственных демонов, он снова и снова пересматривал свой сон. Как всегда, все ощущения с кристальной чистотой всплывали в его памяти.
Они работали под прикрытием. Гейдж и его напарник Джек Макдауэлл. После пяти лет они были больше чем напарниками. Они были братьями. Каждый рисковал жизнью, спасая другого. И каждый готов был без колебаний сделать это снова. Они вместе работали, вместе пили, ходили на бейсбольные матчи, спорили о политике.
В течение более чем года они действовали под именами Демереса и Гейтса, изображая двух экстравагантных торговцев кокаином и крэком. С помощью терпения и хитрости они проникли в один из самых крупных наркокартелей Восточного побережья. Урбана была его центром.
Они могли бы произвести дюжину арестов, но и они, и департамент пришли к соглашению, что их цель — заправила.
А его имя, к всеобщему разочарованию оставалось тайной.
Но сегодня они с ним повстречаются. Сделка была заключена с большим трудом. Демерес и Гейтс несли в своем армированном сталью портфеле пять миллионов долларов наличными. Они должны были обменять их на первосортный кокаин. И должны были иметь дело только с тем, кто этим занимается.
Они ехали к гавани на выполненном по индивидуальному заказу «мазерати», которым Джек так гордился. Имея поддержку из дюжины человек и собственное солидное прикрытие, они пребывали в приподнятом настроении.
Джек был смышленым, неразговорчивым ветераном-полицейским, верным семьянином. У него была хорошенькая, спокойная жена и маленький пострел-сынишка. С каштановыми волосами, зачесанными назад, с перстнями на пальцах и в шелковом костюме, идеально сидящем на нем, он сильно смахивал на богатого бессовестного дельца.
Контраст между напарниками был огромен. Джек происходил из семьи потомственных полицейских и вырос в трехэтажном доме без лифта в Ист-Энде, мать воспитывала его одна. Иногда сына навещал отец, любивший бутылку не меньше, чем пистолет. Джек поступил на службу в полицию сразу после школы.
