Ознакомительная версия.
– Ночь уже на дворе, – пробурчал Заславский.
– Так сам же сказал, что подпись ему нужна уже утром!
– Давайте, Ванда Вольфовна, мне авторучку!
– Сиди на попе ровно, Катерина, – оборвала она меня. – И не ищи на нее приключений. Мне не нравится и про беспрекословное подчинение!
– Кому я должна подчиняться?
– Господину Давыдову, – развел руками Заславский. – Кому же еще?
– Современная женщина эмансипировалась не для рабской покорности мужчине!
– Вандуся, о чем ты? – недоумевал Заславский.
– О тебе, – в сердцах призналась Ванда Вольфовна. – Это ты, подлец и негодяй, ломал меня под себя, чтобы мое женское естество не мешало твоим адюльтерам.
Заславский принялся уговаривать ее, что он не ломал и адюльтеры себе позволял только в крайних случаях, когда под натиском обезумевших от страсти поклонниц отступать было некуда. Ванда утверждала, что отступать следовало в семью. В это время я сидела и представляла нашу с Давыдовым ячейку общества. Рабская покорность, полное молчание, близость на раздельных кроватях, вернее, полное ее отсутствие. Хорошенький такой брак, ничего не скажешь. Может быть, Ванда права и мне не следует на все это соглашаться? С другой стороны, это всего лишь фиктивный брак. Но в любом браке, пусть даже фиктивном, я должна отстаивать свою гордость.
– …Ты тоже хороша, Вандуся, – ругался Заславский. – Перепрыгнула из одной постели в другую с проворством озабоченной макаки!
Наверное, приятно, когда тебя любят, рассуждала я, глядя на разгоряченные спором лица. Вот так – неистово, бурно, исступленно и всю жизнь. Интересно, Давыдов способен в принципе на такие высокие чувства? Я в себе уверена на сто процентов, для меня любить и жить – это синонимы.
– …Ах ты, старый дурак! Нашел когда ревновать! Через сорок лет!
– Любви все возрасты покорны!
(Ну, эту фразу Пушкина вы знаете.)
– Подождите с вашей любовью, – возмутилась я. – Давайте поговорим о моей!
– О чем? – нахмурился Заславский.
– Ты влюбилась, дорогуша? – поразилась Ванда.
– Фиктивно. Ну, по идее, я же должна любить своего мужа?
– Сейчас посмотрим в договоре, – сразу успокоилась Ванда и углубилась в чтение. – В договоре об этом ничего не сказано, – резюмировала она через пять минут.
– Вот и хорошо, – вздохнула я с деланым облегчением. – Значит, я ему ничего не должна. Кстати, а сколько он мне должен?
Я продалась к утру, когда сил спорить с Вандой Вольфовной ни у меня, ни у Заславского больше не осталось. Но она неожиданно согласилась, сказав, что учиться лучше на собственных шишках, чем злорадствовать над чужими. Корявым росчерком пера… х-м, авторучки конечно же, я подписала договор и отдала его Заславскому. Они договорились встретиться с Давыдовым утром у памятника Маяковскому. Иван Сергеевич так и сказал мне:
– Катерина, раз ты все подписала, то приходи ровно в десять, потому что в пять минут одиннадцатого нас уже там не будет, и закорючку ты ставила зря. Давыдов – мужик деловой, у него каждая секунда на учете и приносит деньги. Короче, я тебя предупредил, не вздумай опаздывать. Король – вдовец, я и тебя пристрою.
Последняя фраза из фильма про Золушку, где роль мачехи исполняет великая Фаина Раневская. Собственно, это ее реплика. Заславский за чужим словом в карман не лезет, это уж точно.
Рассуждая над тем, зачем деловому мужику Давыдову понадобилась фиктивная жена, я пошла домой пешком. Обычно все те, кто кидался меня провожать после театра, жутко разочаровывались. Идти приходилось всего пять минут, я жила за поворотом. Специально сняла комнату поблизости, чтобы не опаздывать на работу. Но опаздывала часто, Заславский знал эту мою слабину, потому и предупредил.
Десять часов должно было стукнуть через пять часов. Выспаться за это время я все равно бы не успела, а вот проспать – наверняка. Я шла по городу, сверкающему новогодней иллюминацией, и радовалась тому, что впервые за много лет могу не спеша ее разглядеть. Отчего-то подумалось, что я многого себя лишала, трудясь в театре на благо режиссера Богомольцева. Он же исполнял роль худрука и директора театра, исполнял скверно, как говорила Ванда Вольфовна, и все время норовил не донести голос до задних рядов, до костюмерного цеха то есть. В этом моем труде тоже чувствовалась какая-то рабская покорность и молчаливое согласие работать на чужого дядю. Хотя вряд ли у него были племянники. Такие вредные личности обычно круглые сироты.
У меня была мечта. Да, у меня была мечта.
Я хотела работать сама на себя, шить в свое удовольствие – то, что хочу и нравится. И чтобы мои модели нравились другим. И чтобы у меня был свой костюмерный цех или хотя бы небольшая мастерская с большой вывеской «Екатерина Гринева». На самом деле у меня бескрайняя фантазия, и название вывески я бы придумала другое, более звучное, чем моя фамилия… Я могла бы нафантазировать много нарядов для выпускных балов, для свадебных торжеств, для золотых юбилеев… Дайте мне иголку в руки, и я переверну этот мир! Но судьба словно посмеялась надо мной – исполнила мамину мечту, дала мне роль и вывела на сцену, о которой я никогда не мечтала. Правда, роль оказалась не фартовой, а фиктивной, да и где находится эта сцена, я знать не знала. И в чем-то чувствовала себя обманутой.
Думая об этом, я перегнулась через перила и посмотрела на бурление речушки. Декабрь стоял теплый, река еще не замерзла. Холодные волны перекатывались, торопя друг друга, толкаясь и переговариваясь, словно спешили на самое главное свидание в своей бурной жизни. И я твердо решила не опаздывать! Кто знает, ведь эти богатые мужики и впрямь двинуты на своих комплексах: для одних опоздание – страшная провинность, для других – жениться, как утопиться, для третьих – рабская покорность – залог крепких семейных отношений.
Дома я достала большой бабушкин чемодан – другого у меня просто не было, переезжала я обычно с картонными коробками – и покидала в него вещи. Затем в десятом часу сварила себе кофе… Ну да. Вещи я собирала долго, разглядывая каждую тряпочку на предмет годности к образу Давыдова. Честно говоря, ни одна не годилась! Все они были мои, дизайнерские, но кто знал дизайнера Екатерину Гриневу?! Ванда Вольфовна знала, и она говорила, что у меня в этом ремесле есть будущее. Из ее уст приятно было такое слышать.
Ровно в половину десятого мы с чемоданом втиснулись в лифт.
Через пару секунд двери закрылись и…
…И лифт никуда не поехал!
Люди, если вы куда-то спешите, не пользуйтесь коварным вертикальным транспортом! Ноги – лучшее транспортное средство, поверьте опытной страдалице, напрасно поставившей закорючку в договоре про мнимую жену. А какой там был гонорар! А какие перспективы сотрудничества с богатым холостяком! Стоп. А с чего это я взяла, что Давыдов – холостяк?! Он мне об этом сам не говорил, Заславский тоже ничего про жену не знал. Может быть, это и к лучшему, что я никуда не попала?!
Ознакомительная версия.
