— Пожалуйста, предоставь эти заботы моему помощнику. Он все сделает. Они будут готовы к тому времени, как ты будешь в состоянии путешествовать.
— Почему ты это делаешь? Почему так добр ко мне?
Казалось, ее слова удивили его.
— Ты иностранка. Тебе нужна помощь. И я был выбран.
Выбран?
Она списала эту странность на различие культур и продолжила:
— Ты вытащил меня из машины. Для многих людей этого было бы достаточно. — Затем она подумала, что сказанное звучит неблагодарно, и добавила: — Я знаю, что обязана тебе жизнью.
Это спровоцировало еще один поклон с его стороны.
— Все в руках Всевышнего.
Ради бога! Хватит поклонов…
— Я ни в чьих руках, кроме как в своих, — парировала Люси.
Может, она и обязана ему жизнью, но она знала, что не стоит ни на кого полагаться. Даже на тех, кому доверяешь, а об остальных и говорить нечего.
— Мы все в руках Божьих, — ответил он, не обращая внимания на ее обидные слова. Конечно, делал скидку на ее положение.
— Извини. Ты был так добр ко мне. Я, наверное, кажусь неблагодарной.
— В таком состоянии любой бы вел себя не так, как обычно.
Его мастерское умение смягчить любую ситуацию вызвало у нее кривую улыбку — все, на что она была способна, учитывая состояние ее лица.
— Тебе надо есть, набираться сил, — сказал он. Люси покачала головой в знак протеста, но он тут же ее остановил: — Мне будет легче, если ты не станешь противиться. По крайней мере день или два. — Он нежно коснулся ее щеки. От этого прикосновения она дернулась. — Что я могу тебе предложить?
Сейчас ей хотелось только воды. Но Люси представила себя снова проливающей все содержимое стакана на себя, как будто ненормальная, пускающая слюни. Может, она сказала это вслух или он догадался по ее взгляду на стакан, потому что взял его и предложил ей, подставляя свою руку как опору, но в то же время не касаясь Люси.
— Я справлюсь, — произнесла она, пытаясь приподняться на локтях. Она сделала неосторожное движение, и боль калейдоскопом отозвалась во всем теле. Но прежде чем она упала назад, он подставил свое плечо и грудь.
— Не торопись, — сказал Ханиф, держа стакан у ее губ. Она с трудом подняла руку, чтобы поддержать стакан, пытаясь сконцентрироваться на питье и не смотреть ему в глаза.
— Всё? — спросил он, когда она отвернулась от стакана.
Люси посмотрела ему в глаза, благодарная за терпение. Ей казалось, что он видит ее насквозь, и от этого стало неприятно.
Ханиф со стуком поставил стакан на тумбочку.
— Я уверен, ты хочешь чашечку чая. И что-нибудь легкое поесть.
— На самом деле мне очень хочется принять душ и вымыть голову.
Люси Форестер снова попыталась приподняться на локтях, которые были покрыты синяками. Она не хотела отступать.
— Не слишком ли это много для первого раза? Может, я принесу тебе таз с водой, и ты…
— Я не инвалид. У меня несколько ссадин и синяков, — сказала она и вскрикнула от боли, резко дернув плечом.
— Больно? — спросил Ханиф, стараясь не показать свое раздражение от ее упрямства.
— Нет. Послушай, я знаю, что ты пытаешься помочь, но если покажешь, где ванная, я сама справлюсь. Или ты хочешь пойти со мной и закончить то, что начал в больнице?
— Прости, но в моем доме нет женщин и помочь тебе некому. Если ты считаешь, что справишься…
— Абсолютно верно, я справлюсь. Думаю, ты бы не позволил, чтобы какой-нибудь незнакомец омывал твою жену. Наверное, даже медбрату не позволил бы.
Ханиф знал мужчин, членов его семьи, которые действительно не позволяли докторам обследовать их жен или чтобы медбрат оставался с ними наедине. Сам он давно преодолел эту глупость.
— Я с превеликим счастьем позволил бы даже марсианину прикоснуться к моей жене, если бы ей это тогда помогло.
Почему он сказал «тогда»?
Нет, Люси не станет лезть в его личную жизнь.
— Слушай, я тебе очень благодарна за заботу, но справлюсь сама, как только встану на ноги.
На лице Ханифа читалось сомнение.
— Правда! Кроме того, мне надо не только помыться. Пожалуйста, не удерживай меня.
— Ты очень упрямая, Люси Форестер. Если упадешь и травмируешь себя, то снова окажешься в больнице.
— Если так произойдет, это будет моя вина.
— Очень хорошо. — Ханиф посмотрел по сторонам, ища что-то. — Погоди, не вставай. — С этими словами он вышел из комнаты.
Люси сделала внушение своим конечностям, что они могут двигаться, и откинула одеяло. Даже такое движение причинило ей боль, и пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Возможно, она действительно поторопилась.
Спустив ноги с кровати, она поняла, что такое настоящая боль. Но не издала и звука, когда упала на пол. Правда, пыталась, но сил не было и на это. Даже когда Ханиф с грохотом уронил что-то из рук, увидев ее на полу. Он подбежал к ней, прошептав какое-то слово, которое она не поняла. Но о смысле догадывалась.
Идиот! Хан не мог поверить, что оказался таким глупцом. Он так привык к повиновению людей, что даже не мог представить ситуации, когда его ослушаются. Ему даже в голову не пришло, что Люси могла встать до того, как он принесет ей костыли.
Снова и снова он просил прощения и, только когда взял ее на руки и почувствовал, как она расслабилась и положила голову на его плечо, позволил себе пожурить ее.
— Неужели нельзя было подождать две минуты, Люси?
— Я думала, что справлюсь. Что со мной не так?
— Ты потянула связку на лодыжке, вот и все.
— Все? — она страдальчески посмотрела на него.
— Я знаю, — произнес он. — Это очень больно.
Она вспомнила.
Все произошло так быстро, что она ничего не почувствовала. Это была самая сильная травма среди всех, которые она получала. Теперь, она могла промотать события в своей памяти, как замедленную пленку.
Держа ее, он поднес простыню к ее рту, прежде чем Люси поняла, что она ей понадобится. Ее вырвало водой.
Люси бросило в жар, она дрожала от бессилия. Не выпуская ее из рук, он предложил ей попить, вытер лоб и губы так аккуратно, что она поняла: они выглядят ужасно.
— Ты здорово справляешься, — процедила она, злясь на него неизвестно почему и злясь на себя за то, что натворила дел. — Ты уверен, что не работаешь медбратом?
— Абсолютно. Но я заботился о жене, когда она умирала.
Его голос, лицо отражали боль. От нее не скрыть такие вещи.
Люси сама очень долго прятала свои чувства. До тех пор пока в ее жизнь не вошел Стив. Он излечил ее от этого. Но она знала, когда люди пытались не показать то, что чувствовали.
