– Какого еще проекта? – терпеливо осведомилась Сабина, надеясь, что самообладание поможет ей выиграть в этом словесном пинг-понге.
Но ответа она не дождалась.
– Ну что ж, нет так нет. Я как-нибудь справлюсь, даже если ты всячески будешь вставлять мне палки в колеса. – Ружа развернулась и исчезла, и уже в следующее мгновение хлопнули входные двери.
Чтобы прийти в себя, Сабине потребовалось некоторое время. О возвращении к ритуальному умащиванию кремом не могло быть и речи. Она быстро оделась, невольно проигрывая в голове стычку с Ружей. Одну из многих, случавшихся едва ли не каждый день.
* * *
Сабина никогда в жизни не произнесла бы этого вслух, но порой она думала, что, возможно, лучше было бы иметь сына. Она считала, что с парнями проще, да и любить их легче. Но у нее была Ружа. Ружа – сперва милое созданьице, нуждающееся лишь в ежедневной порции пищи, затем спокойная, живущая в своем мире школьница с косичками, задающая интересные вопросы, демонстрирующие аналитический склад ума, – превратилась в исполненную претензий к миру, и прежде всего к собственной матери, эмоционально нестабильную бомбу с часовым механизмом.
Незадолго до совершеннолетия Ружа полностью сменила имидж, полагая, судя по всему, что образ нищего чахоточного поэта из романа девятнадцатого века автоматически перенесет ее в мир интеллектуальной богемы. В ее окружении на смену славным, прилично выглядевшим девочкам из гимназии пришли разговаривающие односложными предложениями бородачи с отсутствующим взглядом, неизменными, независимо от времени года, шерстяными шапками на голове, полотняными сумками через плечо и эспадрильями на босу ногу.
В выпускном классе выяснилось, что Ружа не намерена поступать ни на иберистику, ни на биотехнологии (а ведь в первый год лицея именно испанский и биология были двумя главными ее увлечениями, и она не знала, какому именно отдать пальму первенства).
– Это бессмысленно. И скучно, – заявила она остолбеневшим родителям, после чего сообщила, что единственным направлением, на которое она, так и быть, может поступить, является нововведенная в университете специальность под названием «мультикультурализм и цивилизационные трансгрессии».
– Что-что? – вырвалось у Анджея, обычно весьма сдержанного в комментариях по поводу идей дочери.
– Загляни в словарь, если не понимаешь, – со снисходительной улыбкой ответила Ружа.
Сабине и поныне не удалось узнать, что же именно изучали студенты данного направления. Несмотря на это, она регулярно оплачивала счета за интеллектуальное развитие дочери – избранная Ружей специальность была платной, и, возможно, именно поэтому вступительные экзамены сдавать не требовалось.
С книжной полки Ружи исчезла серия о вампирах. «Дешевка для идиотов», – заявила она, скривившись, и Сабина лишь в последний момент спасла зачитанные до дыр книжки от мусорного ведра (и вовсе не из сентиментальных соображений: писательница как раз задумывалась, не удастся ли перенести тренд с элементами фэнтези, так успешно эксплуатируемый ее американской коллегой, на почву польского свадебного романа, – впрочем, от этой идеи она, к своему счастью, вскоре отказалась). Тем временем вместо «дешевки для идиотов» в комнате Ружи появились выисканные в антикварных лавках и на «Аллегро» старые издания «Болезни как метафоры» Сьюзен Зонтаг и «Второй пол» Симоны де Бовуар, а также более новые позиции, как то: «Революция у ворот» Славоя Жижека и «Пансионат памяти» Тони Джадта. Сабина искренне сомневалась в том, что Ружа прочитала хоть одну из этих книг, тем не менее девушка ежедневно клала в сумку какую-то из них, дабы после занятий посидеть у окна в модной в альтернативных кругах кафешке клубного типа и – с книгой в одной руке и кофе в экологичном картонном стаканчике в другой – выглядеть подлинной интеллектуалкой. Новые литературные увлечения Ружи включали также и творчество нескольких польских писателей – разумеется, тех, которые находились на противоположном от Сабины полюсе.
– О чем это? – с невинным видом спросила у дочери в одно прекрасное утро создательница саги об Амелии Крук, указывая на лежащий у тарелки с завтраком (органические хлопья) роман некой Магдалены Телешко, нового кумира девушки. Название романа звучало более чем загадочно: «Пережидая лазурь».
Ружа окинула мать самым высокомерным взглядом, на какой только была способна.
– Ты все равно не поймешь. Это тебе не свадебная укладка волос и не сведение смысла жизни к поиску второй половинки.
Собственно, это во взрослении Ружи и было самым несносным: с тех пор, как в ней начали происходить перемены, главной мишенью своего бунта она избрала именно мать. Если вне дома Сабина воспринималась как обожаемый тысячами читательниц автор, «человек успеха», то собственная дочь считала ее ослепленной деньгами карьеристкой, которая совершенно не заслуживает всех этих восторгов, поскольку занимается одурачиванием и без того безмозглой черни.
– Так, может, ты мне объяснишь? Как ребенку. Вдруг что-то да раскумекаю… – Сабина старалась не терять терпения.
Ружа невозмутимо покачала головой.
– Оставь это, Сабина. Не трать моего и своего времени.
– То есть ты и сама понятия не имеешь, о чем она пишет? – не сдержалась мать. Она уже пролистала эту книгу тайком от Ружи и пришла к выводу, что это практически лишенный диалогов поток сознания, воплощенный специфическим, заумным, в значительной степени выдуманным самой писательницей языком.
На такое оскорбление дочь не нашла нужным отвечать. Захлопнув книгу, она шумно отодвинула стул, вскочила и вышла из кухни, задрав нос до потолка.
Сабина очень часто размышляла, где же она допустила ошибку. Может быть, что-то проглядела? В детстве Ружа не создавала проблем, была сообразительной, быстро приобретала навыки самостоятельности. Возможно, именно это усыпило материнскую бдительность. Вероятно, следовало посвящать дочери больше внимания, более пристально наблюдать, не мучит ли, не беспокоит ли ее что-то. Неужели она, Сабина, поглощенная своими бестселлерами, пропустила предостерегающие знаки? Нет, она не припоминала ничего эдакого… Но важнее всего был ответ на вопрос: есть ли еще шанс все исправить, не потерять дочь окончательно?
Но пока пришлось отодвинуть эти невеселые мысли в сторону: ее телефон вот уже четверть часа трезвонил без устали. Сабина была почти уверена, что знает, кто же это так нетерпеливо домогается ее внимания.
– Люцина? Извини, что не взяла трубку раньше, я была на встрече. – Она не собиралась посвящать собеседницу в свои домашние неприятности. – Буду у тебя через пятнадцать минут. Что? На площади? – Сабина скривилась. – А в офисе нельзя? – Какое-то время она, недовольно закатывая глаза, слушала голос своего агента. – Ладно, раз ты ничего не ела, не буду же я заставлять тебя голодать. Только займи столик где-нибудь в уголке.
* * *
Припарковать машину у Площади Спасителя в это время суток было примерно так же просто, как оградить некогда стоявшую здесь знаменитую Радугу[2] от фанатов во время Марша Независимости, то есть почти невозможно. Сабина вот уже четвертый раз объезжала площадь, выискивая клочок свободного места. С каждым преодолеваемым метром ее раздражение росло.
– Ненавижу этот город, ненавижу! – шипела она себе под нос, маневрируя между паркующимися с правой стороны фургончиками доставки, которые даже включали аварийные огни, чтобы водители могли спокойно разгрузить товар или доставить курьерские отправления.
Наконец – уже на пятом кругу – Сабине удалось высмотреть вожделенное место для парковки. Но стоило ей включить поворотник, как с противоположной стороны подъехала белая БМВ и принялась втискиваться в нишу.
И тут Сабина взорвалась.
– Вот тварь! Ты что вытворяешь, мать твою?! – завопила она, открывая окно. – Я же паркуюсь – не видишь, что ли?!
Открылось тонированное переднее окно БМВ, и в нем показалась голова крашеной блондинки с огромным ртом, жевавшим жвачку.
– Какие-то проблемы? – нахально прочавкали толстые губы.
– Проваливай, баба! Ты паркуешься на моем месте! – проорала Сабина, потеряв остатки терпения при виде этой рыбехи.
– Сорри, а где тут написано, что это твое место? – Блондинка хладнокровно начала закрывать окно.
Сабина почувствовала, как в нее вселяется дьявол, как злые силы толкают ее на поступок, которого она в нормальном состоянии отродясь бы не совершила. Она выскочила из машины, достала из кармана ключ от квартиры и поцарапала безупречный кузов БМВ.
Блондинка тут же остановила машину:
– Чокнутая! Я вызываю полицию!
Услышав ее визг, с ближайших скамеек повскакивали папарацци, охотившиеся на звезд, которые то и дело попадались в этом районе.
– Мать их за ногу, пошли они все в жопу!
Сабина краем глаза заприметила приближающуюся толпу с фотоаппаратами. Легко было догадаться, что будет завтра на первых страницах бульварной прессы.
