— Ну наконец-то! Ради всего святого, где ты пропадала?!
Услышав за спиной громкий голос мачехи, Эбигейл чуть не застонала от досады.
— Где была, там меня уже нет, — буркнула она, не оборачиваясь.
— Не груби мне, Эбигейл. Разве ты забыла, что через час мы должны быть на службе в церкви?
Эбигейл действительно напрочь об этом забыла. Но, если бы даже она и помнила, все равно не смогла бы отправиться в церковь на пасхальное богослужение: приступы тошноты становились все мучительнее.
— Я не поеду, Сьюзан. Не беспокойся, я сейчас позвоню викарию…
— Что значит «не поеду»? Ты непременно должна там быть!
Эбигейл промолчала: эта несносная женщина всегда действовала ей на нервы. Эбигейл выпала трудная роль Золушки — нелюбимой падчерицы в доме злой привередливой мачехи. А ведь она знала случаи, когда неродные матери готовы были в огонь и в воду броситься ради своих приемных дочерей.
Отец Эбигейл женился на Сьюзан, когда дочери не исполнилось еще и десяти лет. Девочка почти не помнила мать и надеялась, что ее полюбит новая жена отца: Эбигейл в детстве очень не хватало тепла и ласки. Однако вскоре она поняла, что обрела в лице Сьюзан ревнивую соперницу: Эбигейл и мачеха начали бороться друг с другом за любовь и благосклонность Кристофера Ричардсона.
Юная неопытная Эбигейл конечно же не обладала хитростью и изворотливостью Сьюзан, которая всегда умела представить перед Кристофером дочь в самом невыгодном свете. Сама же она искусно скрывала от мужа свою неприязнь к падчерице.
В конце концов Эбигейл проиграла эту борьбу. Будучи дальновидным и прозорливым в делах бизнеса, Кристофер Ричардсон не смог или не захотел разглядеть под маской «доброй мачехи», которую носила его вторая жена, хищницу, притеснявшую и изводившую юную Эбигейл. Девочка чувствовала себя в доме отца настоящим изгоем. Ее положение еще больше ухудшилось, когда Сьюзан родила Майкла.
Эбигейл отдали в пансион, и она стала все реже и реже наведываться в отчий дом. Мачеха постоянно третировала ее, и девочка чувствовала себя чужой в семье отца. Когда же ей исполнилось восемнадцать лет, она переехала в Ванкувер, откуда лишь изредка приезжала в родной город повидаться с отцом. После его смерти Эбигейл, согласно последней воле Кристофера Ричардсона, вынуждена была время от времени жить под одной крышей с мачехой, но ровно через два года ей исполнялось тридцать лет, и ситуация должна была кардинально измениться — она официально вступала в права владения домом Ричардсонов.
— Я жду тебя внизу ровно через сорок минут. Надеюсь, сегодня ты проявишь больше вкуса в выборе наряда, чем обычно, — не удержалась и пустила отравленную стрелу Сьюзан.
Эбигейл было плохо от тошноты, от слабости в коленях, но больше всего от присутствия мачехи.
— Сьюзан, оставь меня в покое! — взмолилась она. — Единственный наряд, который я сегодня еще способна на себя натянуть, — это пижама.
— Эбигейл, ты не должна так поступать! В нашей семье существуют старинные традиции, и мы должны соблюдать их. В течение уже многих десятилетий Ричардсоны на Пасху сидят на передней скамье в церкви Ричвилла, и я не потерплю твоих своевольных выходок! Прекрати капризничать, ты меня слышишь? Когда главой семьи был твой отец, ты всегда ходила на праздничные богослужения, так неужели ты думаешь, что теперь, когда его место заняла я, тебе удастся остаться дома? Ты хочешь свести меня в могилу!
Услышав всхлип Сьюзан, Эбигейл остановилась.
— Мне нет никакой необходимости сводить тебя в могилу, Сьюзан. С этим прекрасно справится твой сын Майкл, — сказала она, не оборачиваясь.
— Оставь его в покое! — взвизгнула Сьюзан. — Он еще ребенок!
Абсурдность подобного замечания окончательно вывела Эбигейл из себя. Она даже на мгновение забыла о своем недомогании.
— Ничего себе ребенок! — воскликнула Эбигейл, резко обернувшись к мачехе. — Ему уже стукнуло восемнадцать! Я только что была свидетельницей, как он чуть не сбил с ног пожилую женщину, а потом обругал ее такими словами, каких постеснялся бы и бродяга.
— Опять рассказываешь обо мне байки, сестренка? — раздался в холле голос единокровного брата Эбигейл.
— Дорогой, ну наконец-то ты вернулся!
Ласковый до слащавости тон Сьюзан, ее приторная улыбка, обращенная к сыну, были последней каплей, переполнившей чашу терпения Эбигейл. Она почувствовала, что ее сейчас стошнит прямо здесь, на лестнице. Быстро отвернувшись и зажав ладонью рот, она бросилась в свою комнату.
— Не вздумай запирать дверь! Мне надо поговорить с тобой! — крикнула ей вслед Сьюзан.
Оказавшись в своей спальне, Эбигейл повернула ключ в замочной скважине и с трудом добралась до ванной комнаты. У нее так кружилась голова, что, казалось пол ходит ходуном под ногами. Словно в полусне она слышала, как Сьюзан колотит в дверь и что-то кричит высоким истеричным голосом.
О Боже, неужели эти приступы тошноты никогда не прекратятся? — в отчаянии думала Эбигейл. Наступит ли когда-нибудь конец моим страданиям?
«Мой врач и я ждем от тебя письма с подробным перечнем семейных хронических заболеваний, которые могут переходить по наследству… Когда соберешь достоверные сведения, немедленно перешли их по этому адресу. И на этом мы прекратим всякое общение», — эти слова Эбигейл не выходили у Кена из головы. Перед его мысленным взором вновь и вновь вставало лицо Эбигейл.
— Черт бы побрал этих непредсказуемых женщин, — проворчал он себе под нос, уставившись в пустую бутылку из-под пива, которую осушил с час назад. — Что значит «прекратим всякое общение»? Если я отец ребенка, мисс Зазнайка, я должен, черт возьми, так или иначе позаботиться о его будущем, и здесь не обойтись одной справкой о наследственных болезнях!
Кен решил отправиться наутро в дом Ричардсонов и вызвать Эбигейл на откровенный разговор. Правда, пока он еще не знал, что скажет ей. Она явилась к нему с ошеломляющей новостью внезапно и столь же внезапно умчалась прочь на своей шикарной тачке. Нет, я не дам тебе завтра выспаться, проучу тебя, зазнайку, думал он. Кен не мог допустить, чтобы последнее слово оставалось за Эбигейл, он должен был заставить ее прислушаться к его мнению.
— Вот ты где! С каких это пор ты начал сторониться людей, Кен? Почему ты сидишь здесь один?
Кен повернул голову и увидел остановившуюся рядом с ним Полли Майлз. Она, как всегда, была ярко разодета и еще ярче накрашена.
Издали миниатюрная Полли походила на старшеклассницу, однако у нее уже был трехлетний сын, крестник Кена. Вблизи женщина не казалась такой уж юной и выглядела намного старше своих лет.
