— Он говорил, что по четвергам выступает в баре в Верхнем Ист-Сайде, не то «Трикс», не то «Рикс», как-то так. Надеюсь, вам это поможет.
Брук могла пересчитать по пальцам одной руки, когда она оказывалась на «живых» концертах. Прежде она не выслеживала и не искала незнакомых парней и, если не считать десяти — пятнадцати минут ожидания подруг или бойфрендов, не сидела в барах одна, однако это не помешало ей сделать десяток звонков в поисках «Трикса-«Рикса», и после трехнедельной борьбы с собой и короткой поездки в метро душным июльским вечером она вошла в бар-буфет «Никс».
Присев на одно из последних оставшихся мест в самом дальнем углу, Брук сразу поняла — затея того стоила. Бар был похож на сотни подобных заведений на Второй авеню, зато публика собралась необычайно разношерстная. Вместо вчерашних выпускников университетов, с наслаждением упивавшихся пивом, растянув узел новеньких галстуков от «Брукс бразерс», бар заполняли студенты Нью-Йоркского университета, протопавшие пешком полгорода, среднего возраста парочки, потягивавшие мартини и нежно державшиеся за руки, и орды облаченных в кроссовки «Конверс» битников и хиппи, редко собиравшихся группами в Ист-Виллидже и Бруклине. Вскоре «Никс» едва ли не трещал по швам — все места были заняты, и не меньше пяти-шести десятков посетителей стояли между столиками. Все пришли сюда с одной целью. Для Брук стало открытием, что не только ее одну потрясло выступление таинственного пианиста; у него оказалось множество преданных поклонников, готовых добираться через весь город, чтобы послушать его.
Когда Джулиан сел к инструменту и пробежался пальцами по клавишам, толпа загудела от нетерпения. Когда зазвучала песня, слушатели, закрыв глаза, стали тихо покачиваться в едином ритме, бессознательно подавшись к сцене. Брук ощутила необычайную легкость и свободу. То ли на нее так повлияло красное вино и чувственные баллады, то ли окружавшие ее незнакомые люди, но она поняла, что не сможет больше без всего этого обходиться.
Целое лето она каждый четверг приходила в «Никс», причем одна, без подруг. Когда они насели на Брук с требованием признаться, куда она исчезает каждую неделю, та придумала очень правдоподобную историю о книжном клубе и школьных друзьях.
Когда Брук сидела в «Никсе», глядя на Джулиана и слушая песни, ей начинало казаться, что она давно его знает. Раньше музыка была для Брук лишь ритмом для ходьбы на беговой дорожке, задорной танцевальной мелодией на вечеринке или фоном, помогавшим скоротать долгую поездку. Но тут было что-то новое, невероятное. Первые же аккорды Джулиана будоражили, настраивали на иной лад, вызывали самые разные мысли, поднимали над повседневностью.
До музыкальных четвергов в «Никсе» недели Брук походили одна на другую: львиную долю времени поглощала работа, изредка перемежаемая досадно краткими вечеринками с бывшим и однокурсниками и любопытными соседками по квартире. Брук считала это нормой, хотя порой ей казалось, что она задыхается. Теперь у нее появился Джулиан, он принадлежал только ей, и то, что они пока не обменялись ни единым словом или взглядом, нисколько ее не беспокоило. Ей было достаточно просто видеть его. После выступления он обходил зал — несколько неохотно, как казалось Брук, — пожимая руки и скромно принимая щедро сыпавшиеся похвалы, но она ни разу даже не подумала подойти к нему.
После печально известного одиннадцатого сентября прошло две недели, когда Нола предложила Брук пойти на свидание с парнем, с которым сама познакомилась на каком-то деловом мероприятии. Многие друзья и знакомые тогда либо сбежали из Нью-Йорка под благовидным предлогом навестить родных, либо спешно возобновляли старые любовные связи. Город был охвачен едким дымом и нестерпимым горем. Нола нашла себе нового парня и оставалась у него почти каждую ночь, а Брук чувствовала себя неустроенной и одинокой.
— Подбрасываешь мне кота в мешке? — холодно уточнила Брук, не отрывая глаз от монитора.
— Он прелесть, — сказала Нола, сидя рядом на коротком диванчике: они вместе смотрели по телевизору шоу «В субботу вечером». — Вряд ли вы потом поженитесь, но он достаточно красив, неглуп и сводит тебя в приличное место. Если не будешь изображать фригидную стерву, может, он даже закрутит с тобой роман.
— Нола!
— Никто тебя не заставляет! Сходи и развейся. Кстати, раз уж мы подняли эту тему, от душа и маникюра ты тоже не умрешь.
Брук машинально согнула пальцы и впервые заметила обкусанные ногти и неаккуратную кутикулу. Руки действительно выглядели ужасно.
— Это один из твоих бывших? — наконец спросила она.
Нола, презрительно фыркнув, ничего не ответила.
— Вот, значит, как? Тебе он надоел, и ты подбрасываешь его мне? — возмутилась Брук. — Нол, это гадко! И должна признаться, удивительно. Даже ты раньше так не делала.
— Успокойся, — не выдержала Нола, саркастически глядя на нее. — Я познакомилась с ним неделю назад на благотворительном вечере. Он был там с моим коллегой.
— Значит, ты все-таки с ним крутила.
— Нет! С его коллегой — да, не отрицаю…
Брук застонала и закрыла глаза.
— …Но не о том речь! Я помню, что его приятель был красив и одинок. Студент-медик, если я не путаю, но ты, по-моему, не страдаешь болезненной разборчивостью, тебе лишь бы живой был…
— Мерси, подруга.
— Ну что, пойдешь?
Брук уткнулась в компьютер.
— Если перестанешь меня понукать, я, так и быть, подумаю, — сказала она.
Вот так и вышло, что через четыре дня Брук сидела в уличном итальянском кафе на Макдугал-стрит. Трент, как и говорила Нола, оказался классным кадром — приятной внешности, чрезвычайно вежливым, прекрасно одетым и занудным до безумия. Разговор получился преснее лингуини[3] с помидорами и базиликом, которые он заказал на двоих; Трент был так серьезен, что Брук подмывало ткнуть вилкой ему в глаз. Однако когда он предложил продолжить вечер в ближайшем баре, она, сама не зная почему, согласилась.
— Правда? — переспросил он с не меньшим удивлением.
— Да, почему бы и нет?
В самом деле, подумалось ей, почему бы и нет? Других перспектив не предвиделось, даже телевизор с Нолой посмотреть не удастся. Завтра нужно было начинать пятнадцатистраничный доклад, который следовало сдать через две недели. И еще в планы Брук входили такие интереснейшие мероприятия, как стирка, посещение спортзала и четырехчасовая смена в кафе. Чего ради спешить домой?
— Отлично! У меня как раз есть на примете одно местечко. — Трент любезно настоял, что сам оплатит счет, и наконец они ушли.
