Ознакомительная версия.
В своей решимости Константин спал как убитый. Но утро встретило его сомнениями. Оставалось три дня, делать совершенно нечего, а в дневник за весь отпуск он не занес ни одного имени, которое стоило бы запомнить. Он вышел из гостиницы и, сам того не замечая, побрел к «Черномору». Опомнился у входа. «Что ж, была не была». Поднялся, постучал в номер. Открыла. Сама любезность. Головку склонила, глазки потупила, извините, мол, за вчерашнее.
– Константин, я надеюсь, вы простите мою впечатлительность.
«Ох, и действительно извинения. Ну, стоило и хотя бы за этим прийти».
– Ну что вы! О чем вы говорите.
– Нет, право, я была ужасна.
– Вовсе нет!
– И, честно говоря, не думала, что увижу вас снова.
– Как вы могли подумать такое!
– Да нет, будь я на вашем месте, я бы обязательно…
– Да отчего же!
– Нет, несомненно…
– Да прекратите, наконец!
– Я просто неисправима!
– Вот тут вы правы!
– А может, на «ты»?
– Ах да, мы уже давно перешли. А может, кофе или сок?
– Или сок.
Нет, все-таки с театром удачно получилось. Чувство вины – огромнейшая движущая сила. До поры до времени, конечно. Но пока человек собирается сглаживать образовавшиеся в отношениях с вами острые углы, вы – хозяин положения. Людмила (хотя мысленно он уже называл ее Людочкой) старалась изо всех сил заслужить прощение: ни грубости, ни жеманства, ни высокомерия. Проста в одежде (белые льняные бермуды, желтый хлопковый топ) и легка в общении: непринужденный смех, не слишком подробный, но все же рассказ о работе: переводит какой-то французский любовный роман для второсортного издательства не из-за заработка, а языковой практики ради. О семье особо не распространялась, лишь упомянула вскользь о том, что в офисе отца у нее один сплошной английский, да болтать на нем приходится лишь о вагонах, контейнерах и партиях цветных металлов. После этого, правда, Константин снова спросил себя, не стоит ли притормозить от греха подальше, пока железный король не нашел его и не переплавил во что-нибудь менее ценное, но сидящая напротив добыча улыбалась так покорно, что интуиции было предложено заткнуться и как можно скорее.
После сока он предложил перейти к более крепким напиткам и, на свой страх и риск, съездить на экскурсию с дегустацией вин:
– Крымские вина – они, знаешь ли… – и тут, кстати, вспомнил: – Как же там у Цветаевой?
– Драгоценные?
«Уф, не зря учил!»
– Точно. Ты тоже помнишь это? Я еще Волошина обожаю…
Да, с театром он определенно не промахнулся. В такси, когда утомленная просветительскими речами и бессчетными стаканами полусладкого и полусухого девушка прикорнула на его плече, Константин поспешил поздравить себя с победой, и правильно сделал. У отеля последовало приглашение в номер. Вот и славненько. Три дня по нынешним временам – это уже очень достойно, это тебе не три часа – поулыбалась, поломалась, отдалась. Здесь ключик надо было подбирать да маслицем этот ключик смазывать.
– Проходи, – Людочка распахивает дверь, Константин галантно пропускает.
Нет, зря он сомневался. Зад фактурный. Отличный зад. Сиськи, правда, не его размера. Но опять же, если сзади…
– Вот с этого места, пожалуйста, – Людмила протянула ему книгу, указывая аккуратным пальчиком на абзац в центре страницы.
– Что?
– Ты разве не понял? Диктуй с этого места.
– Зачем?
– О господи! – Людмила раздраженно кинула книгу на кровать. – Я же тебе в лифте сказала: мне нужно занести кое-что в компьютер. Сейчас придет издатель. У меня не готовы материалы. Я тебя помочь прошу! А ты!
«Издатель… Какой издатель? Сейчас придет? А как же? Черт! Опять он все прослушал!»
– Что диктовать-то?
– Вот этот абзац.
– «Истероидный тип личности…» Что это за фигня?
– Не отвлекайся, пожалуйста!
– Извини. «…Формируется, как правило, из-за частых стрессовых ситуаций в семье, в результате резкой смены настроения у одного или обоих родителей…» Зачем тебе это надо?
– Так. Для перевода.
Константин надиктовывает «чухню» битых двадцать минут.
– Все. Дальше не надо. Спасибо. А теперь извини. Надо как-то в себя прийти. Я непозволительно много выпила, а ко мне сейчас придут.
– Издатель? – он не может скрыть раздражения.
– Ага. Важная деловая встреча. – Как ни в чем не бывало, но ему кажется, что она издевается.
Делать нечего. Приходится отступать. «Издатель к ней придет. Как же! Ариадна, блин, самомнения не занимать: «Парикмахерам не врут, парикмахерам не врут! Нашлись тут душеприказчики! Цирюльники – они и есть цирюльники! Ладно, посмотрим, что за птица залетит в это гнездышко».
Мужчина занял выжидательную позицию в холле этажа. Время послеобеденное, отель словно вымер: ни скрипучих тележек горничных, ни шума воды в ванных комнатах, ни движения лифтов. Минут через пятнадцать механизм одного оживает. Востроносенькая, миниатюрная, довольно молодая женщина волочит за руку такую же востроносенькую девочку лет десяти с ободранными коленками и хлюпающим носом.
– Быстрей же, Лара! Опаздываем.
Они робко стучат в номер Людмилы.
«Это что еще за цирк? Издатель тащит на переговоры ребенка? Бред какой-то».
Константин приложил ухо к двери. «Эх, раньше проблем с информацией не возникало. Замочные скважины были широкие. И услышишь все, что надо. И увидишь, что не надо. А теперь, кроме щели для пластиковой карты, никакого просвета! И как тут разобраться, что к чему?!»
Из-за двери доносился монотонный, перемежающийся всхлипыванием монолог старшей гостьи. Слов не разобрать. Людмила изредка вставляла короткие фразы, их удавалось различить:
– Так. Очень хорошо. Да? А она? Правда? Да ну? А ты что сказала (это, видимо, к девочке)? А потом? Да ну? Продолжай. Замечательно.
Действительно, замечательно. Лучше не придумаешь! Избавиться от него, сославшись на встречу с издателем, чтобы посочувствовать проблемам подружки, – это просто великолепно!
Константин спустился в бар и два часа караулил у телефона, когда «публикаторы» уберутся восвояси. Фронт работ свободен, и он набрал номер Людмилы:
– Еще совсем не поздно. Я подумал, может быть, вечером…
– Я хочу спать! – Она бросила трубку. Ни здрасте, ни до свидания! Зараза!
Все. Он испробовал все методы. Ну или практически все. Если бы позволяло время, он бы с удовольствием прибегнул к беспроигрышному игнорированию. «Чем меньше женщину мы любим…» Пушкина можно признать гением из-за одной этой фразы, которую Константин не раз проверял на деле. Вот ухаживаешь ты, ухаживаешь: и цветочки носишь, и в ресторанах кормишь, и ручки-ножки гладишь, а она ни в какую. Ничего страшного. Пропади на несколько дней и появись как ни в чем не бывало. И все. Она уже другая: и смотрит заинтересованно, и прижаться норовит, и упустить тебя боится. Эх, ему бы еще дня два-три, и она бы сама приползла. Но времени нет. Придется брать быка за рога. Конечно, к последнему способу прибегать не хочется. Уже два раза срывался и мучился потом. Ладно, чего уж там. Бог троицу любит.
Ознакомительная версия.
