Лотти вернулась с полными чашками. Уселась на стул и нечаянно пролила на себя немного чая.
— Черт! — пробормотала она и взяла бумажную салфетку. — И что это со мной?
Бумага размокла, и белые катышки прилипли к ее черному джемперу.
Я пошла на кухню, взяла мокрую тряпку и бросила ей.
— Спасибо. И чем ты намерена сегодня заняться? — спросила она. — Ужин приготовить, посмотреть телевизор, а потом уснуть?
— Наверное. А Пит, как всегда, пойдет в тренажерный зал.
— Близкое общение — друг предсказуемости… — проговорила Лотти рассеянно, промокая джемпер тряпкой.
— Это ты сейчас придумала? — рассмеялась я.
Лотти подняла глаза и улыбнулась.
— Возможно, я имела в виду пословицу «Знакомый черт лучше незнакомого» или «Ленивая задница дома лучше двух в кустах»? Не можем с ними жить, так зачем терпим? Не знаю.
Я подумала о Пите и улыбнулась.
— Меня мой черт устраивает. Во всяком случае, нет сил искать другого. Так что пусть будет Пит.
С ясностью, приходящей по ночам, когда мозг не занят рутинными мыслями о работе, банковских документах и бутербродах к чаю, я вдруг точно вспомнила, когда совершила первую большую ошибку.
Погрузившись в «близкое общение», я решила, что в будущем у нашей пары нет сюрпризов. Однако за последние двадцать семь часов поняла, что никогда не узнаю всего, что необходимо знать.
Двадцать семь часов назад я считала, что мы с Питом неразделимы, однако теперь ясно видела: я понятия не имею, что будет, если случится несчастье. Я совершенно беззащитна.
Когда ваша лодка начинает покачиваться, вы либо действуете как одна команда — работаете веслами, уплывая от надвигающейся черной тучи, либо делаете вид, что ничего не происходит, что это лишь ваше воображение, ветер не усилился и беспокоиться не о чем.
Может случиться, что кто-то из вас выскочит из лодки, заметив большой красивый корабль. А ты в это время возишься с парусами, натягиваешь канаты и не слышишь тихий плеск: твой товарищ выпрыгнул в глубокое, опасное, бурное море.
Часы на моей тумбочке показали 2.45, а потом и 3.15. Я сдалась и встала. Нет смысла спускаться и включать телевизор: я не способна расслабиться и следить за картинками на экране. Контроль над мозгом и телом потерян. Адреналин зашкаливает, и мысли роятся в голове, как пчелы. Лучше согрею молока и посижу спокойно.
Через четыре часа на тумбочке Пита прозвенит будильник, и он встанет. Тогда я примусь за уборку. Он никогда не узнает, что бедлам устроила я. Ничего, все пройдет, успокаивала я себя, шлепая босыми ногами по нижнему этажу дома. Сердце — точно туго натянутая кожа на барабане. Как мне быть? Есть ли выход? Я прокралась на кухню, включила свет. Глория легонько пошевелила хвостом, но из корзинки вылезать не стала. Я одна не находила себе места.
Мы снова будем счастливы. Этот кошмар не повторится. Жизнь вернется в нормальную колею. Мой день рождения… когда он был? Всего две недели назад. В тот день мы были счастливы, значит, можем быть счастливы снова! Такого веселого дня рождения я и не припомню! И все благодаря Питу. Смешно! В среду на прошлой неделе я встречалась с Луизой и Амандой. Мне должно было стукнуть двадцать девять, и я заранее готовила себя к дерьмовому подарку, который преподнесет мне Пит.
— Он должен тебя удивить, — пожала плечами Аманда. — Возможно, на этот раз подарит что-нибудь от Тиффани[4].
Она закурила сигарету, и ее большие добрые карие глаза, неизменно сводившие с ума юношей, сузились и приняли жесткое выражение. Такой взгляд необходим в банке, где работает Аманда, и те, кто ее не знает, могут составить о ней ошибочное представление. На самом деле у нее золотое сердце.
— Сомневаюсь, — ответила я. — Наверняка подарок будет такой, как всегда. DVD с фильмом, который я уже смотрела, диск с понравившейся ему обложкой, а может, что-то из одежды не по размеру или не по моему вкусу… Хотя может быть и пострашнее. Помните, он однажды попросил свою мать выбрать мне подарок?
— Ну да, припоминаю, — оживилась Луиза. — Постельное белье и луковицы гиацинта.
— Она сделала это нарочно, — сказала я. — Старая ведьма.
— А чего бы хотела ты? — зевнула Луиза. — Извини, я сегодня страшно устала.
— Что, снова Бен не давал уснуть? — спросила Аманда.
— Днем-то он спит, а по ночам никому не дает покоя. Похоже, я родила хомяка.
Аманда недоуменно заморгала.
— Хомяки ведут ночной образ жизни, — терпеливо разъяснила Луиза.
— Это я поняла. Просто… не слишком ли резко говорить так о собственном ребенке?
— Это не мой телефон? — Луиза озабоченно порылась в своей сумке. — Нет, не мой. А я подумала, звонит мама. Она сейчас сидит с малышом. Все, в порядке. Ой, прошу прощения!
— Ты пукнула? — со смехом спросила Аманда.
— Да, — смущенно созналась Луиза. — Я сейчас как волынка, и это самая меньшая из моих неприятностей. Никогда не заводите детей… Извини, Миа, ты говорила, что…
— Да, чего бы мне действительно хотелось, так это встретить день рождения не дома. В домике в стиле Кэти и Хитклифа[5] в диком месте, продуваемом ветрами. Бродить по пустынным песчаным пляжам, пока не замерзнут уши и не покраснеют носы. А потом вернуться и пить горячий шоколад возле пылающего очага. Да ладно, мало ли что я напридумаю.
— Ох уж эти мне выходные! — вздохнула Аманда. — Что до меня, то пусть Ник увезет меня подальше и покажет что-нибудь экзотическое. Но скорее всего, никуда мы не поедем, так и будем торчать дома.
— Поезжай и прихвати с собой Тима, если хочешь. — Луиза отхлебнула из бокала. — Он помирает без секса.
— Господь с тобой, Луиза. — Аманда даже рот раскрыла. — Ты ведь уже четыре месяца как родила. Разве до сих пор не можешь?
— Что? — Луиза недоуменно взглянула на нее и покачала головой. — Ну, разумеется, нет. Я так измождена. Мне кажется, что передо мной три Тима, и все они хотят секса… И это отвратительно.
В этот момент в бар вошла очень юная и симпатичная пара. Молодые люди хотели казаться взрослыми. Принаряженная девушка нервно держалась за руку своего спутника. Он высвободился и покровительственно обнял ее за талию, а другой рукой озабоченно нащупал кошелек. Они нерешительно остановились у стойки, и юноша украдкой взглянул на свою подругу, словно не веря в свою удачу, а затем с невинностью девятнадцатилетнего подростка наклонился и поцеловал ее на глазах у всех. В этом поцелуе не было ничего сексуального, но и чмоканьем это никто бы не назвал. Старомодный романтический поцелуй.
— Охх! — выдохнули мы в унисон, словно старушки, вышедшие вечером из пансиона.
