— К чему формальности? — Когда он встал на колени, она уже было подумала!.. Чушь, Лайам не такой дурак, чтобы даже заикнуться об этом.
— У меня кровь застывает в жилах от одной мысли, что моего ребенка будет воспитывать какой-нибудь… вроде этого Джастина.
Джо сердито отдернула руки.
— Ты считаешь, я не способна поставить интересы моего ребенка выше своих?
— Нашего ребенка, — напомнил он.
Джо утомленно вздохнула — к чему эти бессмысленные споры, жизнь и без того достаточно сложна.
Неожиданно Лайам взял в ладони ее лицо.
— Я не собираюсь давить на тебя и даже скажу маме, что свадебных колоколов не будет. — Он криво усмехнулся и отпустил ее. — Ни пуха.
Хорошо, что он не скрепил поцелуем эту попытку договориться. Джо перевела дух и тут же почувствовала тошноту. Она не рискнула подняться на ноги, пока тряслись колени.
— Ты рискуешь испачкать свои прекрасные туфли, если зайдешь сюда, — предупредила Джо. Вид длинных ног в роскошных лаковых туфлях сразу нарушил ее мирное настроение. Она не спеша выпрямлялась, давая сердцу время замедлить ход. — Я кормлю Наполеона.
Билл Смит обожал приводить в дом всяких сироток и бродяжек. Наполеон, козел с несносным характером, был одним из них.
— Догадываюсь, что ты не рада моему приходу. — Лайам с опаской взглянул на козла. — Эта скотина всегда меня недолюбливала.
Начало было вполне невинным, но у нее вдруг часто забился пульс и задрожали руки.
— Кому-нибудь другому я бы сказала, что не следует приписывать животным человеческие качества, но в данном случае… привяжу-ка я его. А то мне всю жизнь не расплатиться, если ему придет в голову пожевать этот элегантный костюм. — В свободном сером итальянском костюме Лайам был неузнаваем. — У нас не принято торжественно одеваться к воскресному обеду, — пошутила она, чтобы скрыть нарастающее смятение.
— По-моему, меня не приглашали, — сухо отозвался он. — Твой папа сказал, что ты здесь. — Темные брови сурово сдвинулись. — У меня собрание в Манчестере, — добавил он, непринужденным жестом поглаживая шелковый галстук.
Джо отставила пластиковое ведро и, засунув руки в карманы джинсов, вышла на слабый утренний свет.
— Итак, ты виделся с папой. Было очень страшно?
— Скажем, мы откровенно обменялись мнениями. А его мнение таково, что я эгоистичный, непорядочный сукин сын, злоупотребивший его гостеприимством, чтобы соблазнить его дочь.
Джо подумала, что могло быть хуже — накануне вечером папа выражался куда менее сдержанно.
— Мне очень жаль, Лайам. Он сейчас довольно сильно расстроен.
— Я не говорил, что я с ним не согласен.
— Только, пожалуйста, без самобичеваний, — огрызнулась она, — хватит с меня и папы. Я пыталась ему объяснить, что если там кто и соблазнял, так это я! — Как ни неприятно это было сознавать, но притворяться не приходилось. Она вызывающе выпятила подбородок.
Что-то блеснуло в глубине его глаз.
— Это, наверное, произвело впечатление. Удивительно, как он не спустил на меня собак.
— Или не задушил слюнявыми поцелуями. Помнишь, как тогда?..
— Нам надо серьезно поговорить, Джо. — По его лицу было видно, что он не расположен предаваться воспоминаниям. — Нельзя вести себя так, будто ничего не изменилось.
Это он ей говорит!
— Предпочитаешь греческую трагедию? Мне отрепетировать душераздирающие вопли? Я, видишь ли, сама догадалась об этом, несмотря на мой ограниченный интеллект.
Он положил руку ей на плечо.
— Понял, Джо. Просто ты кажешься такой… спокойной.
Она не смогла сдержать улыбку. Если бы он знал, какой ужас охватил ее, когда она поняла, что беременна.
— Тебе вовсе ничего не надо менять в своей жизни.
Его пальцы сжались у нее на ключице, и она поморщилась.
— Извини, — проскрежетал он, опуская руку. — Ты заранее уверена, что отцовство не для меня?
Злость, с которой это было сказано, вызвала в ней недоумение.
— Ну почему же? Я просто говорю, что тебе нет необходимости этим заниматься. Я превосходно сама…
Гнев, вспыхнувший в голубых глазах, заставил ее замолчать.
— Только не сама. У тебя будет мой ребенок. Джо вдруг поняла, какого дурака сваляла. Она совсем забыла о его чувстве собственника.
— И ты у него будешь. Только не все время. — Она старалась говорить примирительным тоном.
— Но ты предоставишь мне право посещения?
— Думаю, обойдемся без юридических бумаг. — Ее поразила горечь в его голосе.
— Это ты сейчас говоришь. А если снова появится какой-нибудь Джастин? Тебе не приходило в голову, что я не хочу быть отцом на полставки?
Интересно, а каким отцом он хочет быть? Джо с удивлением взглянула на него. Лайам был какой-то чужой, совсем чужой, даже неприятный.
— Что за ерунда.
— Я серьезно. Я не собираюсь ждать, когда все утрясется само собой. Речь идет о моем ребенке.
— О нашем ребенке, — тихо произнесла она.
— Что ты сказала?
— Я сказала, о нашем ребенке. Ты все твердишь, мой ребенок — то, мой ребенок — это. Я тоже имею к нему отношение, — ехидно заметила она.
Под загаром у Лайама проступила мертвенная бледность, и глаза от этого стали еще ярче.
— Тебе не удастся проигнорировать тот факт, что я отец твоего ребенка. Так что смирись с тем, что я никуда не исчезну.
— Даже в Манчестер? — напомнила она.
— Я должен ехать, — огрызнулся он. — Если бы не необходимость, я бы не поехал. Понимаю, что это совсем не вовремя, но завтра я вернусь. Тогда поговорим.
— Завтра я буду на работе.
— Останься дома и жди меня.
Он элегантно повернулся и вышел. Эта уверенность, что ему не осмелятся возразить… Пусть не надеется, она и не подумает его ждать!
— Спасибо, Джастин, не стоит утруждать себя.
— Чем бы все ни кончилось, Джо, думаю, мы должны оставаться цивилизованными людьми, деревянным голосом ответил тот. Впрочем, Джастин всегда держался несколько чопорно.
— Я очень признательна, — мягко сказала она. Джастин укладывал в чемодан книги, которые Джо ему передавала. Она обвела печальным взглядом полупустой кабинет.
— Разреши мне поговорить с коллегой о твоем необоснованном увольнении, — хмуро проговорил Джастин. — Это совершенно не по правилам, тебе полагается пособие. — Его юридический ум не мог смириться с тем, что она не использовала возможность получить пособие. — Я бы сам тебя представил, но это не по моей части.
Джо была тронута его предложением.
— Не надо, я все обдумала, не хочу, — твердо ответила она.
Все было сделано в высшей степени учтиво. Ей не было сказано, что репутация матери-одиночки повредит имиджу компании «Макгру и Бартнетт».
