Дульсина выглянула в окно.
— Так и есть. Это воришка из Вилья-Руин. А ну-ка давай спустимся в сад…
Служанка кинулась за Дульсиной по пятам.
Роза заметила преследовательниц вовремя. Но вскарабкаться на ограду оказалось не таким простым делом. В последний момент Леопольдина, оказавшись шустрее или смелее своей хозяйки, ухватила девочку за джинсы и стала стягивать с ограды.
— Вот я тебя сейчас!
— Воришка! Нахал! Бандит несчастный! — вторила ей Дульсина.
— Эй, поосторожней, я же так шмякнусь… — довольно миролюбиво объявила Роза, не оставляя попыток взобраться на забор.
— Ты, негодник из трущобы! Вот я тебя! — продолжала вопить Леопольдина, стягивая Розу за джинсы с ограды.
— Да брысь ты! — Розе резким движением ноги удалось стряхнуть Леопольдину, со стоном рухнувшую в траву. Но теперь в нее вцепилась Дульсина.
— Вставай же, Леопольдина, помоги мне!
Леопольдина, кряхтя, присоединились к хозяйке, и вдвоем им наконец удалось стащить Розу с ограды.
— Вот старые кобылы, — недовольно признала Роза свое поражение.
— Ворюга!
На эти вопли в саду появился Себастьян.
— Где вы пропадали, — крикнула ему Дульсина, — вы что, не видите, что этот парень того гляди удерет через ограду?!
— Я был в розарии…
— Карамба! Я спрашиваю, где вы шлялись?
— Я же говорю: в розарии был.
Роза, раздраженная своей боевой неудачей, решила, что настала пора вмешаться в эту перебранку:
— В розарии, в розарии — заладил, как попугай.
Она не спеша сняла свою шапочку, рассыпая по плечам густые волосы и наслаждаясь произведенным эффектом.
— Чего вылупились? Тетки никогда не видели? Все остолбенели.
В это время в саду появился красивый молодой человек. Вид у него был спортивный, как будто он только что покинул беговую дорожку или волейбольную площадку. Загорелую золотистую кожу очень красиво оттеняли голубая с желтым майка и такие же трусы — форма спортивного клуба университета города Мехико.
Он подошел к застывшей в молчании группе.
Дульсина и Леопольдина продолжали судорожно сжимать рукава Розиной куртки.
— Что здесь происходит, Себастьян? — спокойно спросил молодой человек.
— Да вот, сеньор Рикардо, девчонка за сливами залезла. Дульсина снова взяла инициативу в свои руки:
— Знаешь ли ты, негодница, что залезть в чужой дом — это преступление? Отвечай!
— Какое преступление-то? Это слив-то насобирать, которые никто не ест, потому как червивые? Вот так преступление! Совсем спятили…
— Ах ты, воровка!..
Роза вскинула на нее глаза.
— Возьми назад «воровку», а не то…
— Ах ты со мной еще и на ты!.. Ну я тебе задам урок, чтобы неповадно было воровать.
— Да вы что, и впрямь спятили? Что я такого сделала? Дульсина вдруг очень спокойно обратилась к служанке:
— Вызови полицию, Леопольдина.
И Леопольдина, смотрящая иногда телевизор и проглядывающая газеты, рявкнула на Розу тоном свирепого полицейского сержанта:
— Стоять!
Услышав вопли и шум борьбы, мальчишки, притаившиеся за оградой в ожидании спелых слив, бросились наутек.
Теперь они сидели у совсем развалившейся хибары, за пустырем, и по-разному переживали случившееся.
— Давайте в шарики сыграем, — неуверенно предложил один.
— Лучше в футбол. В футбол же хотели! Если бы не Роза…
— Ты насчет Розы помолчи, Пирикин. Еще неизвестно, чем это для нее кончится.
— Сама же виновата, Кот! Я предупреждал: прошлый раз еле ноги унесли…
— Помолчи, а то я тебе сейчас как звездану!..
— Ладно, ребята. Все равно — чем мы ей поможем? Давайте в шарики играть.
Рикардо, как и его брат-близнец Рохелио, недолюбливал Леопольдину. Эта женщина пользовалась особым доверием его сводных сестер и имела в доме влияние, редкое для служанки, хотя бы и старшей. И всякий, кто был ей несимпатичен, уже одним этим был приятен Рикардо. Сейчас он стоял и с интересом смотрел на девчонку, залезшую к ним в сад.
— Леопольдина, немедленно вызови полицию, — напомнила Дульсина.
— Какую полицию? Ты что?! Тут всего и дела-то… Девчонка была явно напугана происходящим, но храбрилась.
— Я мигом, сеньорита Дульсина. — Служанка поспешил? к воротам.
— Эй, ты что, глухая что ли, осади назад, — крикнула ей вслед Роза.
Рикардо усмехнулся.
— Леопольдина, — позвал он. — Позволь я сам займусь этим делом.
— Но, голубчик Рикардо, — фамильярно, на правах почти члена семьи отозвалась та, — сеньорита дала мне поручение. Эта девчонка залезла сюда, чтобы ограбить нас.
— Нас? Вы имеете в виду нас, Линаресов? Или себя? Леопольдина оскорбленно поджала губы.
— Какое это ограбление? Ну съела девочка сливу… Они же все равно сгниют.
— Что же прикажете мне делать, сеньорита Дульсина?
— Слушаться меня, — спокойно сказал Рикардо.
— Ты что, намерен защищать эту чумную зверюшку? Дульсина фыркнула.
— Ты полегче выражайся, со мной это не пройдет, я не вислоухая какая-нибудь, — пробурчала Роза.
Рикардо взял ее за руку.
— Успокойся, — улыбнулся он. — Зачем тебе сливы?
— Ну, парень, ты даешь… Такой большой — и не знаешь, зачем сливы? Затем, чтобы их лопать.
— Естественно… Но ты ведь понимаешь, что поступила плохо, правда? Ну, если честно?..
— Да чего уж… Если честно… Но ведь всего две-три сливы. Они же там просто так висят. Гниют даром. Вы же их и не едите никогда. А вот Кот их любит.
— Какой еще кот? И неправда, что мы их не едим — я из них варенье варю, — снова завопила Леопольдина.
— Как же — уж вы сварите…
— И Рохелио их любит! А ты…
— Прошу, Леопольдина, хватит, — сказал Рикардо. Он снова улыбнулся Розе. — Ты ведь больше не будешь?
— Нет!
— Обещаешь?
— Ну обещаю. Пусть у меня глаза на лоб вылезут, пусть печень-селезень лопнет…
— Не селезень, а селезенка. Невежа! — Леопольдина только что не шипела от злости.
— Не невежа, а невежда, вы ведь это имели в виду, Леопольдина? — не удержался, чтобы не съязвить, Рикардо.
— Этот парень — он меня понял. — Роза совсем успокоилась.
— Конечно, мы друг друга поняли.
— И все дела, — закрыла тему Роза. Все стояли, не зная, что делать дальше.
— Себастьян, — позвал Рикардо, — нарви слив, положи в сумку и отдай девушке.
Себастьян, куривший поодаль, затушил сигарету.
— Позволь, Рикардо… — начала было Дульсина. Но Рикардо жестом отправил Себастьяна выполнять поручение.
— А вы, Леопольдина, ступайте в кладовую и набейте сумку съестным.
Он подмигнул Розе:
— Небось проголодалась?
— Да уж и не помню, когда мы с матушкой Томасой ужинали.
