При упоминании женского имени Сирена почувствовала укол ревности. Стараясь, чтобы голос ее звучал как можно равнодушнее, она спросила:
– Кэрон – ваша жена?
Ее почему-то обрадовало, когда Ройоль отрицательно покачал головой, но после того, как он добавил: «Еще нет», – радость слегка потускнела.
– Сирена, дорогая, Джозеф ждет мистера Фергюссона у машины, чтобы отвезти домой.
В голосе мужа звучало неприкрытое раздражение.
– Спокойной ночи, леди Сирена, и еще раз – спасибо. Может быть, сегодня вы спасли мне жизнь. – Ройоль поцеловал кончики своих пальцев и слегка коснулся ими ее полураскрытых губ. Не дожидаясь ответа, он повернулся и быстро пошел к дорожке, где у джипа его дожидался Джозеф.
Сирена смотрела мужчине вслед, еле подавив опасное желание окликнуть его, позвать вернуться.
Высокая фигура почти мгновенно растаяла в бархатной темноте ночи.
– Нет, Сирена, даже не проси. Я не поеду.
Плотно сжав губы, Николас Фрейзер-Уэст был непреклонен.
Она метнула на него презрительный взгляд.
– Ты просто смешон в своем упрямстве.
Сирена с величайшим трудом сдерживала свой темперамент, зная, что, если хочешь добиться своего, нужно не терять головы. С тех пор как от Ройоля Фергюссона два дня тому назад пришло письмо, в котором он благодарил их за гостеприимство и приглашал отобедать у него, они непрерывно спорили.
Подняв глаза к небу, она попыталась успокоиться, наблюдая за одинокой белой цаплей, летящей в яркой безоблачной синеве.
Бело-розовые цветки гибискуса покачивались прямо перед Сиреной. Она потянулась, чтобы сорвать цветок, чуть не выпав при этом из гамака, в котором уже два часа праздно проводила время.
Пощекотав левое ухо стеблем цветка, Сирена выпрямилась и, свесив загорелую длинную ногу через край гамака, изобразила на лице капризную гримасу.
– Ну, Ники, дорогой, ради меня. Что тебе стоит?
Она ненавидела себя за то, что приходится клянчить, но другого выхода у нее не было.
– Хотя бы подумай еще раз, – прибавила она с надеждой в голосе.
– Я могу думать сколько угодно, но это ничего не изменит.
У нее вырвался тяжелый вздох.
– Ты просто невозможен, Николас.
– Прости, моя маленькая хитрюшка, но в этот раз ты своего не добьешься. Я категорически отказываюсь провести еще один вечер в обществе мистера Ройоля Фергюссона-второго. И как это он осмеливается величать себя вторым? – фыркнул лорд.
– Наверное, потому что его отец тоже был Ройолем Фергюссоном, – не удержалась Сирена.
Выбравшись из гамака, она направилась к Николасу, который лежал, вытянувшись во весь рост, на топчане, удобно устроившись на подушках.
Сирена присела у него в ногах и бросила на мужа изучающий взгляд. Он притворялся, что получает большое удовольствие от чтения серьезного романа Толстого, хотя она-то знала его вкус: лорда больше бы устроил хороший шпионский триллер.
Зачем изображать из себя интеллектуала? – думала Сирена. В конце концов у Николаса есть все, что по-настоящему ценится: хорошее воспитание, первоклассное образование, умный отец, который приумножил оставленное ему наследство, завещав единственному сыну после своей смерти пять лет назад значительное состояние.
Ее родители были в восторге и с облегчением вздохнули, когда новоиспеченный герцог Эттингтонский, лорд Фрейзер-Уэст, предложил руку и сердце их прекрасной, но безрассудной дочери накануне того дня, когда ей исполнился двадцать один год.
Радуясь, что теперь может бросить ненавистную работу у «Кристи» и не выносить более тирании отцовской опеки, Сирена не задумываясь приняла это предложение. Она не любила Николаса, но у нее было преимущество: Сирена не сомневалась, что он обожает ее. Выйти за него замуж означало делать то, что ей нравится. Это она и делала… большую часть времени.
– По моему мнению, мистер Ройоль Фергюссон – обыкновенный мошенник. Я не верю ни одному слову из всего, что он наплел нам в тот вечер, – произнес Николас, не отрывая глаз от книги. – Джозеф рассказал мне, что этот человек – бездельник и известный донжуан, у него повсюду любовницы.
– Джозеф ведет себя как старая бабка, – заявила Сирена. – Ему дай только посплетничать. Его слова не много стоят.
– Нет дыма без огня. – Николас опустил книгу. – А ты не думаешь, моя доверчивая женушка, что он по каким-то своим, возможно, не очень благородным соображениям хочет втереться к нам в доверие?
– О Господи, Николас, конечно же, нет, – раздраженно отрезала Сирена. – Он всего лишь хочет отблагодарить нас за гостеприимство. Неужели ты этого не понимаешь? Почему надо всегда и везде выискивать тайный умысел?
Она резко встала. На ее щеках с легкими следами веснушек запылали два алых пятна – знак сильного раздражения. Николас попытался удержать ее за талию.
– Ну же, Банти, ну, будет ссориться. Лучше полежи со мной.
Он сбросил одну подушку на пол и, слегка отодвинувшись, освободил для нее место рядом. Вырвавшись из его объятий, Сирена сделала шаг в сторону, раздосадованная тем, что муж назвал ее ласковым прозвищем, которое приберегал для моментов близости. Сделав глубокий вдох, она заговорила, расставив ноги и изо всех сил стиснув пальцы рук.
– Поступай как знаешь, Николас, но что касается меня, я пойду сегодня вечером на ужин к Ройолю Фергюссону. Так я решила. Если хочешь, присоединяйся, если нет – желаю тебе хорошо провести вечер по своему усмотрению.
Сирена повернулась, чтобы уйти, но вскочивший с топчана Николас удержал ее за плечи. Лицо его страшно побледнело, рот был плотно сжат. Она поняла, что зашла слишком далеко и переступила границу дозволенного.
– Почему для тебя так важно, Сирена, побывать в гостях у этого человека? – руки мужа с силой вцепились в ее плечи.
– Оставь меня, Николас, ты делаешь мне больно! – выкрикнула Сирена. Но он, казалось, не слышал ее. В глазах его появилось отрешенное выражение, он сильно дрожал, произнося имя, которое она прежде не слышала.
– Нет, Робби, не надо! Ты делаешь мне больно!
Няня Робертс сжимала его руки с такой силой, что мальчику казалось, – он вот-вот потеряет сознание. Рыдая, он просил отпустить его, но она сжимала его руки все сильнее, повторяя, что он плохо себя вел и должен быть жестоко наказан…
– Николас, что с тобой? – вскричала перепуганная Сирена.
Ни разу за два года супружества она не видела мужа в таком состоянии. Высвободив одну руку, она не придумала ничего лучше, чем дать ему пощечину. Он тут же опомнился и опустил руки.
– Прости меня, Сирена. – Николас понурил голову, прямые белокурые волосы свесились и закрыли его лицо. – Пожалуйста, прости. – Он говорил странным голосом, напоминающим напроказившего маленького мальчика, раскаивающегося в своих шалостях.
