Договариваюсь о рассрочке на год. Надеюсь на чудо: вдруг Лешка снова найдет работу? Но уже тает снег, и с ним тает наша надежда. Вечерами, когда у Лешки выходной, мы гуляем вдоль горной реки, протекающей через Болдер, и подолгу молчим. Еще пару месяцев назад, прогуливаясь мимо милых ресторанчиков в downtown – городском центре Болдера – мы мечтали о том, как когда-нибудь в одном из них обязательно посидим у камина. Теперь мы обходим стороной даунтаун и глушим в себе даже воспоминания о тех каминных мечтах.
Мы молчим, и я поднимаю глаза к небу. Вижу одну звезду. Остальные за тучами. Вот выглянул полумесяц. Вспоминаю: бабушка говорила, что когда одна звезда и месяц, можно загадать мечту. Мечта теперь одна – чтобы Лешка нашел работу. Смотрю на звезду, не отрывая глаз, и они наполняются слезами. Я не знаю, как Лешка видит их в темноте. Иногда мне кажется, что в него вшит датчик, сигнализирующий о том, что со мной что-то не так. Он останавливает меня, обнимает своими медвежачьими лапами и надтреснувшим голосом говорит:
– Белка, пожалуйста, не плачь. Я обещаю – все будет хорошо. Слышишь? Я обещаю.
Я чувствую его боль. Боль ангела, у которого связаны крылья. Боль мужчины, не могущего помочь. Я прижимаюсь к моему Медведю-Мишутке-Мишке, и молитва моя летит к звездам: «Господи, я его так люблю! Сделай так, чтобы у него все получилось! Сделай так, чтобы ушла его боль!» Мы долго стоим обнявшись. Мы погружаемся в болдерскую темноту, но на нашей общей душе светлеет.
О том, что Лешке позвонили из Лос-Анджелеса, я узнаю вечером во вторник, придя домой с занятий. Казалось, он потерял рассудок: говорит о происшедшем отстраненно, как будто речь не о нем.
– Они пригласили меня на собеседование в пятницу, но я сказал, что смогу приехать только в понедельник.
– А они?
– Сказали, что перезвонят…
– А почему ты сказал в понедельник?? Почему в понедельник??? Ты что, не понимаешь, что они могут больше никогда не позвонить???
– Я понимаю… Но я же работаю… Мне нужно все обдумать… Мне нужно какое-то время, чтобы собраться с мыслями…
Я смотрю на обезумевшего Лешку и не верю своим ушам. Время? Думать??
– Так. Звони им прямо сейчас. Говори, что в пятницу будешь. Выезжаем на машине завтра. Вдвоем. Я еду с тобой.
Лешка смотрит на меня не мигая. Кажется, он не понимает смысла того, о чем я говорю.
– Леша, очнись! Звони и говори!! Срочно!!! У нас шесть, значит, у них пять. Есть еще шанс дозвониться!
– Белка, мне трудно говорить по телефону. Мне трудно понимать их английский. Я вообще не уверен, что правильно тебе пересказал…
– Вот заодно и уточнишь!! – уже кричу я. – Давай! Звони!!
Не оставляя места для маневра, тычу аппарат Лешке в руки. «Господи, спасибо! Спасибо, что услышал мои молитвы! Спасибо, что помог глупому человечеству изобрести умные телефоны! Спасибо, что они умеют запоминать номера!!!»
Лешка звонит, а я боюсь слушать. Трусливо спрятавшись в ванной, опускаюсь на пол и, сцепив пальцы рук в молящийся комок, неистово повторяю: «Господи! Господи! Господи!» Мысль о том, что в последний момент Лешка может сдрейфить, подбрасывает меня и швыряет обратно к порогу – туда, где я оставила его и телефон. Вижу Медведя – опершегося спиной о стену, смотрящего в никуда.
– Леш… Леш… Тебе плохо?
Подхожу ближе и вижу, как по его вискам стекает пот.
– Нет. Мне не плохо, – тихо отвечает Мишка. – Меня там ждут в пятницу к десяти утра. Я думаю, что теперь делать.
– Леша, ну ведь это же прекрасно!! Это же то, чего мы так хотели!! Это же мой сон!! Господь посылал нам знак!!! Два лебедя, выход из леса, звезды!! Это же об этом!! У нас все получится, вот увидишь!!! Очнись, Лешка!!! Мы едем!!!! В Калифорнию!! Через Лас-Вегас!! Это же наша мечта!!
Лешка смотрит на меня отстраненно, и я отступаю. Я понимаю его взгляд. Деньги. Деньги. Деньги. На счету чуть больше тех самых пяти тысяч, которые нужно отдать. Что, если Лос-Анджелес не состоится? Это будет потеря всего: денег, мечты, друг друга. Если Лос-Анджелес не состоится, Лешка улетит прямо оттуда. На Украину, домой. Туда, где есть работа. А я продам машину и останусь дописывать докторскую. Я не брошу ее. Я дотяну. Даже если будет очень больно.
Этот сценарий мы проговаривали много раз. Казалось, мы давно к нему готовы. И вот момент настал. Не поехать – оставить маленькую надежду на чудо. Надежду на то, что работа найдется и в Болдере. Очень маленькую надежду. Потому что в Болдере работы для видеокомпозитора нет и быть не может. Эта работа есть только там, в Голливуде, а на другие работы – попроще – длинные очереди из своих. Поехать в Лос-Анджелес – поставить на кон все. Aut vincere aut mori. Победа или смерть. В нашем случае победа или долгая-долгая жизнь в разлуке.
Лешка смотрит на меня, и я понимаю его молчание. Мы вообще понимаем друг друга. Я подхожу к нему и говорю, обнимая:
– Мишутка, все будет хорошо. Я знаю. Вот увидишь.
Я обнимаю Медведя, и его тепло наполняет меня злостью. Почему мы должны бояться?? Сколько можно бояться?? Надо ехать! Надо рисковать. Надо. Все у нас обязательно получится. Я знаю. Я верю.
Выезжаем в полдень. С утра Лешка едет на гору – вернуть обмундирование и сообщить о том, что больше на работу не выйдет. Я в это время варю и жарю все, что есть в холодильнике – в дорогу. Слава Богу, в субботу были в Wallmart – накупили дешевой еды на неделю. Вспоминая свое детство, проведенное в украинском селе, критически оглядываю свой «тормозок» по-американски, Размышляю о цене модерна: замороженные куро-бедра, выцветшие желтки, водянистый огурец без намека на овощной привкус. Ах, Жан Бодрийар, как же ты прав! Симулякр. Один сплошной симулякр. Мертвечина с претензией на натуральность.
Складываю продукты в корзинку – память о прошлогодней Пасхе. Первый раз в жизни я пекла пасхальные куличи сама, обпекши руки. Раздобыла рецепт в Интернете и весь день провела с тестом, выстаивая его, вымешивая, распределяя по чашечкам и кастрюлькам. Миксера не была – месила вручную. Когда увидела, что верх куличей пригорает, чуть сама не стала черной. Бросилась резать кружочки из бумажечек. Намочив, накрывала ими подгоревшие шапочки из теста – так делала моя бабушка. Вынимала пасочки в салфетки, как детей. Потом пеленала их и укладывала на подушку. Когда закончила, не поверила, что сделала все сама: политые глазурью и присыпанные разноцветными точечками, передо мной красовались миниатюрные пасхальные крепыши!
На сайте русской православной церкви Денвера нашла расписание богослужений. Оказывается, куличи здесь святят перед всенощной, в одиннадцать вечера. В десять выезжаю. Церковь нахожу не сразу, но при подъезде к ней понимаю – я на правильном пути. За два года жизни в Болдере я впервые увидела, чтобы машины были припаркованы на пешеходных тротуарах. Кажется, все наши – православные Колорадо – съехались к церкви в эту пасхальную ночь.
