— Слушай, там, кажется, кто-то трахается, — прислушался один из преследователей. — Совсем оборзели эти малолетки, обдолбятся, а потом как собаки, в каждом углу…
Он подошел к кабинке и стукнул по двери снаружи. Катя так испугалась, что вцепилась в затылок прижимавшегося к ней мужчины, закрыла глаза и застонала. Ошалели все, и охранники, и она сама. Даже незнакомец ослабил объятия и уставился на нее, пораженный, наверное, чересчур натурально получилось. Катя сама толкнулась спиной в дверь.
«Ну же, что ты застыл, как чурбан!»
Он тут же очнулся и снова начал двигать локтем и коленом, при этом глядя Кате в глаза своими черными горящими угольями, придвинувшись совсем близко, почти касаясь ее губами, и тоже издавая хриплые звуки, которые казались ужасающе натуральными. И вообще, происходящее между ними казалось настолько правдоподобным, что Кате вдруг пришло в голову: а ведь она впервые в жизни занимается любовью… взглядами. С мужчиной, которого видит тоже впервые в жизни.
— Не лезь к ним, Серый, — заговорил второй охранник, и Серый отпустил ручку двери, — кто знает, чья там доця или сынок, будет нам потом, как Пашке. Помнишь, он дочку прокурора с наркотой спалил, а его на следующий же день выперли. Пошли они… Никуда тот штрык не денется, найдем, выход перекрыт, там Леха с пацанами.
Лишь только хлопнула входная дверь, Катя попыталась вырваться, но ее и не думали отпускать, черноглазый незнакомец наклонился к самому уху и не прошептал, а продышал:
— Тебя как зовут?
— А тебя? — она постаралась устоять и не сползти ему под ноги, когда ее шеи коснулась шершавая ладонь.
— Клим.
«Ага! Клим! Так я и поверила! За дуру меня держишь?»
— Алиса, — назвала первое, что пришло в голову, отстраненно удивившись, что там еще пробегают какие-то мысли.
— Тогда валим, Алиска! — Клим, или не Клим, как знать, так ли его зовут на самом деле, крепко схватил ее за руку и потянул в сторону окна.
Прыгать было высоко, но Клим поймал ее внизу и даже умудрился пробежаться ладонями по телу.
— Теперь туда, там мой байк, — скомандовал он, и Катя беспрекословно подчинилась, хоть где-то на отшибе несмелая мысль нашептывала, что охотятся за одним Климом, а Кате никуда бежать не обязательно, и если она сейчас не остановится, то с меньшей вероятностью переломает себе каблуки, а с большей — ноги.
Но цепко вцепившаяся в нее рука не отпускала, Катя прогнала последнюю на сегодняшний вечер здравую мысль и последовала вслед за Климом. Большой байк сверкал хромированными боками, отражая свет ночных фонарей, Клим подтащил к нему Катю, на ходу нахлобучивая шлем, и она остановилась, беспомощно оглядываясь. Платье слишком узкое, она не сможет даже до середины колеса ногу поднять.
А со стороны клуба уже бежали люди, грузились в машины, что-то бабахнуло несколько раз, и Катя поначалу даже не поняла, что это выстрелы. Не успела опомниться, как Клим склонился, рванул края разреза платья, и шов разошелся до самой талии.
Он запрыгнул на байк уже на ходу, Катя обхватила его руками, прижавшись к спине, внезапно ее пронзило насквозь, будто прикоснулся оголенный высоковольтный провод — это Клим успел поймать ладонь и поцеловать. Нашел время! Но байк сорвался с места и принялся нырять по таким закоулкам и улочкам, о которых Катя и не подозревала.
Плутали долго, зато когда мотоцикл, наконец, выскочил на трассу, погони нигде видно не было. Значит, оторвались. Она прижалась щекой к шершавой джинсовой ткани его куртки и поудобнее обхватила широкий торс, переместившись вверх по грудной клетке. Неожиданно на ее скрещенные руки легла широкая ладонь, и Катя испуганно вскинулась — он что, руль отпустил? Но ладонь успокаивающе погладила ее руку, она притихла и снова уткнулась в широкую спину.
Они неслись по трассе, Клим вел байк одной рукой, а второй прижимал ее руки к груди, и Кате казалось, что это время и пространство спрессовалось в широкую ленту ночного шоссе. Все ощущения были обострены до предела, ей хотелось только одного — лететь так бесконечно долго, не останавливаясь. Было чувство, будто они слились в одно целое — Клим, она и байк, и Катя голову давала на отсечение, что этот странный мужчина, к чьей спине она так доверчиво прижималась, чувствует то же самое.
Они еще только подъезжали к шлагбауму, а Катерина сразу узнала самый козырный загородный поселок, где жили не просто небедные люди, а практически небожители. Клим промчался вглубь поселка, не сбавляя скорости, и притормозил только перед домом, в темноте показавшимся Кате просто огромным. Ворота съехали в сторону, и они с разгону влетели в подземный гараж.
Катя чувствовала себя неловко, стягивая сзади рукой платье. Старательно скрывая смущение, она спросила Клима:
— Тебя что, убить хотели?
— Убить вряд ли, — покачал тот головой, снимая шлем, а она лишь ахнула про себя, увидев, как возбужденно блестят черные глаза под такими же черными вразлет бровями, — а вот подстрелить вполне. Так что ты меня сегодня спасла как минимум от больничной койки.
— Но почему они за тобой гнались?
Вместо ответа Клим достал из внутреннего кармана куртки пакетик с белым порошком, и Катя попятилась.
— Ты продаешь наркотики?
Клим прицелился и щелчком отправил пакетик в корзину для мусора.
— Нет, конечно, это мука, — а потом, видимо, прочитав что-то в ее лице, подошел и подцепил пальцами ладонь. — Алиска, не бойся, все хорошо. Хозяин клуба — мой друг, он попросил выяснить, торгуют ли в его клубе наркотой, вот и пришлось изображать наркодиллера.
— Но почему ты убегал? Раз охранники хотели тебя сдать в полицию, так и признался бы, кто ты. Другу бы позвонил, ведь они отлично справились.
— Они не поэтому хотели поймать меня, Алиса, — Клим придвинулся ближе, его дыхание было слишком опаляющим, и она сама не заметила, как задышала с ним в такт, — а потому что место давно занято, я зашел на чужую территорию. Охрана в доле, крышует продажу наркоты в клубе, так что целым я бы сегодня оттуда не ушел. Ты моя спасительница!
Они уже оба дышали как марафонцы, первым не выдержал Клим, обхватил ладонями ее лицо и впился поцелуем, вышибающим почву из-под ног, а разум из головы подчистую. Катя только успевала отвечать, она забила на свое разорванное до талии платье и вцепилась пальцами в затылок Клима. Передвигались как получалось, продолжая не просто целоваться, со стороны наверняка казалось, что они намереваются друг друга укусить. Или загрызть.
Катя с трудом переставляла ноги, которые без конца заплетались и подламывались, и когда они добрались до холла, вдруг куда-то подевалась вся одежда, а ее подхватили сильные руки и легко, как пушинку понесли наверх по лестнице. Смотреть по сторонам она не могла, поцелуй Клим не разрывал ни на секунду. Да и не больно хотелось.
Как он ее целовал! Она в жизни ни с кем не целовалась чтобы так, до звездочек перед глазами, до умопомрачения, до полной отключки всех существующих тормозов. Шелк простыней был будоражаще прохладным, но это была кажущаяся прохлада, поскольку остудить их сейчас не смог бы даже ледник Эймери.
Она каждой клеточкой тела ощущала свою принадлежность этому едва знакомому мужчине, она сливалась с ним и текла сквозь его кожу, и то, что между ними происходило, казалось происходит не впервые, а длится уже целую вечность. С Климом творилось то же самое, она точно знала, потому что каждое его движение, каждая ласка, каждый поцелуй были именно такими, как надо ей и когда надо. Никто никогда не чувствовал ее так как он, ничего в мире не было более гармоничного и правильного, чем переплетение их тел, они словно приклеились и не могли оторваться друг от друга…
…Еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Да уж, знатно она нагородила и нафантазировала себе, правда не надолго, ровно до тех самых пор, пока не пролилось отрезвляющим душем вальяжное «Я снял девочку в «Саламандре».
В груди снова сдавило, Катя опомнилась и обнаружила, что сидит, уставившись в потухший экран монитора, на нее внимательно смотрят черные глаза, а идеально очерченные губы что-то говорят. Те самые губы, вкус которых она до сих пор помнит, и которые не оставили на ее теле ни одного неисследованного сантиметра.
