Ознакомительная версия.
Я опустилась на деревянное кресло-лежак, откуда можно было любоваться западным побережьем озера Юнион, где на водной глади уютно расположились лодки и плавучие домики. Справа простирались покрытые изумрудной травой холмы, повсюду высились заброшенные промышленные сооружения, которые выглядели почти как скульптурные группы. Вспоминая сведения, почерпнутые из путеводителя, который я пролистала в самолете, я решила, что это, очевидно, был Гасуоркс-парк, разбитый на месте старого газоперерабатывающего завода. Потом я целый час наслаждалась зрелищем скользящих по водной глади яхт. Ветер доносил протяжные звуки скрипки, но понять, откуда они раздаются, было совершенно невозможно. Я вспомнила, как Джеймс как-то сказал, что звуки, распространяющиеся над поверхностью воды, обманчивы, и иногда можно слышать шепот, произносимый на расстоянии в полмили. Я как зачарованная внимала чудесной мелодии, когда она вдруг прервалась. За спиной послышались шаги, и мужской голос произнес:
– Генриетта!
В его голосе слышалось беспокойство, и на какое-то мгновение я испугалась, уж не произошло ли какое-нибудь несчастье. Я осторожно прошла на край палубы, чтобы посмотреть, что творится на причале. Мужчина стоял ко мне спиной. Он был высокого роста и довольно строен для своих преклонных лет. Он повернулся. Судя по усталому взгляду, ему было никак не меньше шестидесяти. Седые волосы, разделенные косым пробором, падали на лоб, как у Эрнеста Хемингуэя на фотографиях в музее в Ки-Уэст, придавая ему довольно лихой моложавый вид и своеобразную привлекательность.
Наконец он меня заметил.
– О! Вы, должно быть, наша новая соседка. – Его лицо осветила приветливая улыбка. – Прошу прощения за яхту, – продолжил он, указывая на суденышко, пришвартованное у моей палубы. – Я собирался убрать ее оттуда до вашего приезда. Понимаете, я нанял людей, чтобы починить палубу своего дома, и мне пришлось…
– Не волнуйтесь, все нормально, – ответила я, направляясь в его сторону. – Меня зовут…
– Джим, – представился он.
– Ада, – сказала я, пожимая его руку. – Я приехала вчера вечером. Сняла этот дом.
Он улыбнулся.
– Ну что ж, позвольте мне первому поприветствовать вас с прибытием на Лодочную улицу.
Я взглянула на него с недоумением.
– О, мы так называем наш причал, – пояснил мой новый знакомый.
Я улыбнулась.
– Простите, не сразу поняла. Я вижу, вы кого-то ищете? Кажется, вы звали Генриетту?
Улыбка мгновенно исчезла с его лица, он нахмурился.
– Ах да, – он потряс головой. – Хейнс, где ты там, старичок?
Я ждала, что произойдет дальше, окончательно сбитая с толку. Через минуту из-за угла робко выглянула голова селезня. Он вразвалочку поковылял к Джиму, остановившись на мгновение, чтобы посмотреть на меня.
– Понимаете, у этого самого Хейнса есть жена – прекрасная уточка по имени Генриетта. К сожалению, эта парочка часто ссорится, и прошлой ночью они учинили жуткий скандал.
Джим говорил безо всякого сарказма, словно нисколько не сомневался в том, что любовные отношения пары уток заслуживали исключительно серьезного отношения. Я с трудом сдерживала улыбку, но в конце концов рассмеялась.
– Думаете, она от него сбежала? – спросила я, изо всех сил стараясь вновь стать серьезной.
– Да нет, – ответил Джим. – Она просто сидит в каком-то уголочке и дуется. На прошлой неделе я нашел ее в каяке. Она отсутствовала целых два дня, и Хейнс был сам не свой от горя.
Джим опустился на колени перед селезнем, который тут же нахохлился и громко крякнул.
– Вы знаете, утиные пары неразлучны всю жизнь.
– Я слышала об этом, – ответила я. – Это так трогательно.
– Как бы то ни было, – продолжил он, поднимаясь на ноги, – мы надеемся, что хоть в этом году появится выводок утят.
Я невольно повторила с улыбкой: – Утят?
Он озабоченно кивнул.
– Они вместе уже целых пять лет, и пора бы уже иметь наследников.
– Будем надеяться, что в этом году у них появится желанное потомство, – тихо проговорила я.
– Вполне возможно. Во всяком случае, если увидите Генриетту, дайте мне знать. Я живу через четыре домика от вас.
– Вот как? – произнесла я, вспоминая садик, мимо которого я прошла прошлым вечером. – Значит, это вы посадили все эти цветы. Надо сказать, они просто великолепны.
– Нет, это не я, – поспешно сказал он. – Это сад моей матери. Мои родители живут в соседнем от вас домике. А я вырос на этом причале. – На несколько мгновений он погрузился в раздумье. – Я надолго уезжал отсюда, но когда в прошлом году соседний домик был выставлен на продажу, я решил его купить.
Джим пристально смотрел на причал, словно восстанавливая в своей памяти картину пятидесятилетней давности.
– Когда я уехал, то поклялся, что больше никогда не вернусь. Полагаю, в восемнадцать лет все так думают. – Он пожал плечами. – За эти годы я усвоил лишь одну истину – время все лечит. – Джим сделал вид, что внимательно изучает цветы перед родительским домом. – Несмотря ни на что, дом есть дом. И сердце всегда принадлежит ему.
Я неуверенно кивнула в знак согласия, думая о родительском доме. Уже много лет я не была в Канзас-сити. Мне неприятно было вспоминать о причине, по которой я избегала поездок туда, я старалась вытеснить ее из своего сознания, словно заливала тлеющие угли водой. Нью-Йорк… Нет, он теперь тоже не может считаться моим домом. В настоящее время я не привязана ни к одному месту в мире.
– Во всяком случае, мне просто необходимо было вернуться. У родителей плоховато со здоровьем. Прошлой осенью мама сломала бедро. Слава богу, сейчас она уже на ногах, но все еще очень слаба. А у отца проблемы с памятью. Правда, временами наступает улучшение.
– Мне очень жаль, – искренне произнесла я, вспомнив о собственных родителях, и на минуту почувствовала раскаяние из-за той стены молчания, которую я невольно выстроила между нами. Просто я не могла сейчас слышать их голоса, видеть их лица – на них ясно отражалась та боль, которую я испытывала сама. За год до того, как произошла трагедия, мы летом навещали их… Я на секунду прикрыла глаза и отчетливо увидела Эллу…
Туманный, обычный для Среднего Запада теплый вечер… моя девочка весело прыгает по двору, пытаясь поймать светлячков. Вот она подбегает ко мне со сложенными вместе ладошками. «Смотри, мама, – ее звонкий голосок отчетливо раздавался в моей голове, как будто это происходило в действительности. – Я одного поймала! Как мы его назовем?»
Я улыбаюсь и отвожу ее в дом. Там на кухне в буфете мы находим старую стеклянную банку с крышкой, и я показываю дочери, как правильно оборудовать домик для светлячков, положив на дно несколько веточек и листьев и проделав отверстие в металлической крышке с помощью острого столового ножа, чтобы крошечное создание могло дышать. «Ну вот, – говорю я, – теперь у тебя есть собственный светлячок». Она прижимает носик к стеклу. «Можно мы возьмем его домой в Нью-Йорк?». Я качаю головой. «Нет, милая, – мягко говорю я. – Пусть он живет здесь».
Ознакомительная версия.
