— Это просто возмутительно! — подрывается на ноги Павел Алексеевич и брезгливо отряхивает испачканную одежду.
— Что поделаешь… — сдержанно сопит Ольга Владимировна. — Старость меняет людей до неузнаваемости. И мы, к сожалению, никак не можем это предотвратить.
— Он, будто, специально…
— Нет. Нет, что ты, Паша? Он тяжело болеет… Знаешь, меня больше беспокоит то, что он ночами разъезжает по дому. Коляска поскрипывает, Алексей Илларионович напевает эти ужасные портовые песни, еще и за окном то ветер завывает, то чайки кричат… Одним словом, жуть!
— Семейка Адамс, — мрачно шутит Ева, хватая яблоко и с облегчением поднимаясь из-за стола.
Мать с отцом не успевают ей ответить. Из комнаты Алексея Илларионовича раздается протяжный разрыв аккордеона.
— Я вам не скажу за всю Одессу. Вся Одесса очень велика. Но и Молдаванка и Пересыпь обожают Костю-моряка…
5
Ступая за порог квартиры, Адам сталкивается в холле с отцом. Закрывает дверь, пока Терентий Дмитриевич смотрит сквозь него и разговаривает по телефону.
— Что значит, могут быть проблемы? — небрежно накидывая плащ на плечи, говорит отец в трубку. — Леня! Судно зашло в порт — значит, должно быть отгружено. Не знаю! Выкручивайтесь, как хотите. Все должно быть в срок.
Адам бросает кожаную куртку на тумбу и, скрестив руки, опирается спиной на стену.
— Да, и насчет «Четвертого звена»… Слиянию быть. Да, уже решенный факт. Этот причал добавит нам необходимой мощи. Будем расширять базу, — довольно смеется Терентий Дмитриевич. — Исаев позеленеет от злости…
Уловив фамилию, Адам невольно напрягается.
— Дело двух-трех дней. Да, конечно. Именно. Хорошо. Нет. Точно, нет. Да… До связи, — разъединившись, отец еще некоторое время задумчиво смотрит на дисплей.
— Пап, — привлекает его внимание Адам.
— Привет, сынок, — рассеянно шепчет одними губами.
— Привет.
Терентий Дмитриевич прячет телефон в портмоне и, наконец, сосредотачивается на сыне.
— Днем звонила Ирина Викторовна. Ты пропустил прием, — говорит он со слышимым огорчением.
Адам ненавидит, когда голос отца становится таким сокрушенным. Будто сын — главное разочарование в его жизни. Будто он — ярмо на шее.
— Пусть эта сука сначала себе голову вылечит, — зло отмахивается парень.
— Адам. Мы с тобой тысячу раз обсуждали эту тему. Нельзя называть женщин суками, — терпеливо поясняет Терентий Дмитриевич, словно сыну все еще идет десятый год. Столько лет прошло, а ничего не изменилось. Разве только еще хуже стало. — Твоя мама…
Слушать что-либо о матери Адам не собирается. Одно лишь существительное «мама» до сих пор отзывается внутри него волнами боли.
— Они и есть суки, — взрывается, резко перебивая отца. — Все!
— То, что твоя мать так поступила с нами, не значит… — пытается упорствовать Терентий Дмитриевич.
— Папа, замолчи! — отталкиваясь от стены, Адам яростно надвигается на отца. Перед глазами словно пелена опускается. Все внутри немеет от напряжения. И только подойдя к ошеломленному отцу вплотную и нависая над ним, осознает, что ступает за черту. Отворачивается. Несколько раз тяжело вздыхает. Трет лицо руками. — Прости, папа. Хоть ты не занимайся промывкой моих мозгов. Ладно? — не дожидаясь от отца ответа, разворачивается. — Просто скажи этой суке… то есть, Ирине Викторовне, что у меня возникли неотложные дела, — окончательно расслабившись, натягивает на лицо привычную ухмылку. — Так и быть, я приду на следующий прием. Но передай, чтобы эта «мозгоклюйка» не смела больше обрывать мой телефон! И пусть приготовит хороший кофе. В прошлый раз были ужасные помои. Я даже куплю ей коробку конфет, — усмехается парень. — Пускай ее ж*па вырастет еще на три размера.
— Адам!
— Кстати, она сказала, у моего имени тяжелая энергетика, — сообщая это, парень широко разводит руками, и Терентий Дмитриевич машинально отмечает, как бугрятся мышцы его груди и плеч. Мысленно возлагает молитвы, чтобы это были естественные результаты тренировок, а не последствия химических препаратов. — Она, бл*дь, кто? Психотерапевт или экстрасенс? Ее методика совершенно нелогична. Я даже больше скажу, она абсолютно некомпетентна. Я, — смеясь, высокомерно тычет себя в грудь, — профлитературы больше нее прочел. Она — тупая крыса с купленным дипломом.
— Адам, прошу тебя… Перестань оскорблять Ирину Викторовну.
— Хорошо, пап. Я понял, — отмахивается от отца. Взмахнув рукой в сторону двери, добавляет: — Ты, кажется, торопился.
Отец нерешительно смотрит на сына. Ощущает, как чувство крайней беспомощности затапливает его снизу доверху.
Адам растет красивым мужчиной. Уже сейчас выше отца, и шире его в плечах. Но как был неуправляемым и проблемным ребенком, таким и остается. Нет в нем зрелости. Нет ответственности. Не думает о последствиях. Творит, что вздумается. Обладая поразительным складом ума, постоянно направляет его в дурное русло. Каждый раз проявляет пугающе агрессивную изобретательность. Терентий Дмитриевич не знает, где границы его жестокости. Иногда ему кажется, что и сам Адам этого не знает.
— Галина Васильевна готовит тебе ужин, — сдавшись, вымученно говорит Терентий Дмитриевич. — Отдай распоряжение, где будешь есть.
Разворачивается к двери, но Адам внезапно останавливает его.
— Пап, ты сейчас по телефону назвал одну фамилию… Исаев, — Титов поворачивает голову и тревожно смотрит на сына. — Я познакомился с его дочерью, — последняя фраза заставляет мужчину сделать резкий вдох.
— Адам, ради всего святого, не трогай ее.
— Почему, папа? — сощурившись, интересуется Адам, и Терентий Дмитриевич чувствует себя так, словно попался на крючок.
— Что значит, почему? — с бессилием повторяет он. — Потому что, Адам.
— Хороший ответ. Я сразу все понял, — исходит сарказмом сын.
— Я не желаю сталкиваться с этой семьей, — пытается найти ответ, который утихомирит Адама.
Но, Бог видит, зря.
— Почему? — усмехается отпрыск.
— Боже, на что я надеюсь! Тебе бесполезно что-то запрещать. Ты все равно сделаешь наоборот. Назло мне.
Адам осуждающе качает головой.
— Как ты можешь, папа? Я ничего не делаю назло тебе. Я делаю то, чего сам хочу. Это разные вещи.
— Адам… — просит Терентий Дмитриевич, всматриваясь в лицо сына. — Послушай меня хоть раз. Не трогай ее.
— Ладно, — соглашается неожиданно парень. — Перестань беспокоиться, папа. Я ведь просто спросил.
Терентий Дмитриевич внимательно смотрит на безмятежное лицо Адама, и это пугает его еще больше.
— Не пытайся меня успокоить! Ты ничего не спрашиваешь просто так.
Адам присвистывая, усмехается.
— А ты растешь, пап, — похлопывает родителя по плечу. — Раньше ты мне всегда верил. Велся на любые мои слова.
— Не смей играть со мной в свои игры, — злится Терентий Дмитриевич.
Адам отходит. Усмехается.
— Удачного вечера, папа, — салютует отцу, прежде чем покинуть холл.
— Думаешь, это легко, иметь такого сына, как ты? — устало выкрикивает ему вслед Терентий Дмитриевич.
Адам оборачивается. Прижимает пальцы к губам, словно правда размышляет о словах отца.
— Не знаю, папа. Ты мне расскажи, — говорит он издевательским тоном. — Ах, да! Ты же уходишь. Как всегда, папа, — разводит руками в стороны. — Не задерживайся, тебя ждут важные люди. А я найду, чем себя занять. Уж поверь мне, — подмигивает оторопелому отцу и уходит.
Войдя в свою комнату, Адам стягивает верх курсантской формы и откидывается на кровать. Ощущает себя психологически изнеможенным. Несколько раз совершает планомерные вдох-выдох и впускает в голову Еву Исаеву. После обеда Титов пересекся со знакомым прогером-хакером, который в кратчайшие сроки соберет на выскочку всю необходимую ему информацию. Взломает ее социальные сети, кредитные и медицинские карты, влезет в домашний компьютер и телефон.
