Ресторан удачно располагался на пересечении бизнес путей. Как это? А так. Рядом с «Ярославцем» много шикарных офисов, три банка, театр и клуб. Место «сладкое», доходное. И не видать бы Мите, как собственных ушей, такого местечка, если бы не один случай. Тот самый, что выпадает раз в жизни.
В день, когда Митя решил отправиться в Москву за лучшей долей, он стоял на вокзале в задумчивости. Дело в том, что на экспресс до Москвы остались билеты только в бизнес салоне. Дорого, но поворачивать поздно. Он и купил дорогущий билет в бизнес класс, хоть и принял волевое решение экономить каждую копейку, пока не наладит свое дело в столице. Нет, Широков не бедствовал, но кто его знает, как все повернется?
На платформе Митька заметил женщину с двумя детьми. Та, бедняжка, тяжело волокла кладь, ручную и колёсную, пытаясь прижимать к себе еще и двух пацанят дошкольного возраста. Широков подхватил чемоданы, парней, и засунул все это в вагон. Выслушал горячую благодарность от женщины, кивнул и ушел в роскошный бизнес класс. Уселся на свое место, краем глаза приметив соседа, мосластого, жилистого мужика с тяжелым свинцовым взглядом.
— Что, кавалергард, помог бабёнке? — голос у мужика скрипучий, неприятный, но не это подкинуло Митьку, будто ошпаренного.
Мать называла так его. Кавалергард. Митя смеялся и просил маму не позорить его такой стародревней кличкой.
— Сыночка, это похвала. Ты на офицера похож. Знаешь, а ведь в нашей семье есть немножко голубой крови, — и мать рассказала старую историю.
Еще во времена революции в Ярославле прятался один белогвардейский офицер. На свое счастье и на счастье пра — пра — прабабки маминой, он полюбил ярославскую мещаночку. Женился на ней и осел учителем в местной школе до поры до времени. Его посадили за подозрение в принадлежности к дворянскому сословию, но скоро выпустили. Вот от него и пошли в их роду симпатичные, крепкие мальчишки. Высокие, русоволосые, не лишенные обаяния «настоящих полковников».
Так вот слова мужика изумили Широкова. Откуда этот простоватый на вид дядька, знал это слово. Более того, употребил его именно по отношению к нему, Мите?
— Что уставился? Твоя что ль? А чего ты тут в красоте, а баба твоя в простом вагоне?
— Женщина не моя. Просто помог.
— Жалостливый, да?
— При чем тут жалость? Тяжело ей было, вот и помог. Да, вам-то какое дело?
— Вот я и говорю — кавалергард. Рыцарь, млин, — ну потешался мужик, как умел.
Митя такого не позволял никому.
— Дуло залепи, — его словами мужик не обиделся, даже засмеялся.
— Эва как. Борзый?
— Борзый, не борзый, а ржать надо мной не нужно. Сел в вагон и сиди себе, в окно смотри. Я в собеседники к тебе не набиваюсь.
— Ладно. Остынь, — мужик беседу решил продолжить, — Ты никак в Москву? На заработки или на постоянку?
— Тут все в Москву. Экспресс. Без остановок.
— Я это к чему, просто рожа у тебя решительная и напуганная разом. Я сам такой был, когда рванул из Ярославля в столицу. Что делать там будешь? — ну докопался по полной.
Митя не хотел заводить долгой дорожной беседы, но попал таки под обаяние «поезда». Да, в поездке случайному попутчику можно было рассказать даже то, что таилось ото всех. Просто потому, что знаешь — случайная встреча. И нет никакой надежды на то, что увидишь ты своего соседа хотя бы еще раз в жизни.
— Хочу открыть свой ресторан. В Ярославле было у меня свое дело. Но… В общем, хочу большего.
Мужик покивал и выдал свой вердикт:
— Дохлый номер.
— Вам откуда знать?
— Ты не кипятись, кавалергард. Если говорю, значит, знаю, — и на митькиных глазах превратился мужик из вальяжного, пошловатого типа, в серьезного «пахана».
Как? А так. Ехидный взгляд уступил место, хмурому, стальному. Лицо затвердело. Брови сошлись над переносицей. И голос тоже изменился.
— Я на платформе стоял и охреневал. Ведь ни одна тварь не подошла к бабе. Сам уж было ломанулся, а тут ты. Мля, что за долбучее время? Все боятся пупы надорвать. Лишний раз задницей ворохнуть не хотят. Ушлёпки. Бабе помочь чемодан дотащить — уже подвиг. Козлячья демократия.
Митя разумно промолчал в ответ на вдохновенную речь.
— Ресторан в Москве дело гиблое. Там их, как грибов после дождя. Все закрываются, не успев открыться, — а дальше пошла беседа обо всем.
Двое мужчин говорили долго. Ночь промелькнула незаметно. Высказано было много. Похоже, что разговор принес облегчение обоим. О чем говорили? О жизни. Пересказать такое сложно, да и не нужно.
На вокзале в Москве Митю ждал сюрприз и тот самый, заветный, счастливый случай. Шанс. На платформе встречали того мужика (дядю Славу) крепкие ребята в костюмах. Подхватили его вещи и застыли в ожидании приказа. Дядя Слава обратился к Мите, не замечая своих подчиненных, видимо.
— Митяй, я не благодетель по жизни, сам понимаешь, но долг хочу один отдать. Когда в Москву приперся, ошалевший и дурной, мыкался как умел. Бедовал. И тогда помог мне мужик один. Помер потом, а я так и не успел ему отплатить. По ходу придется мне тебе помогать, раз такая оказия вышла. Забирай свои манатки, и поехали. По дороге озвучу тебе свое решение, а ты сам думай.
В салоне дорогого авто премиум класса дядя Слава (Вячеслав Сергеевич Бахирев) сделал Мите предложение от которого никто бы не отказался. И Митя тоже, не отказался.
— Есть у меня здание одно. Сойдет тебе под ресторан. Я бы мог стрясти с тебя бабла, но если уж долги отдавать, то сполна. Даю тебе год. Если к исходу выгорит у тебя дело твое, здание подарю. Если нет, не обессудь. Стрясу аренду по полной программе.
Выгорело. Но, не просто так. Митька жилы рвал. Работал до темноты в глазах. К концу оговоренного срока, дядя Слава пришел в «Ярославец», поужинал. Огляделся.
— Да. Парень ты не фуфло. Добро. Забирай дом. Мне уже ни к чему. Врачи говорят, допрыгался дядя Слава.
Дальше они напились. Что было, что творилось, Митя не помнил. Да это и неважно. Просто знайте, что Митька был с дядей Славой до самого его конца и все время думал о том, что слово «кавалергард» было Знаком. От мамы. Оттуда. Даже за гранью, она нашла способ помочь ему, своему сыночке.
* * *
— Дмитрий Алексеевич, — Гена Кудрявцев, завхоз «Ярославца» гудел приятным басом над ухом уставшего хозяина, — Все путём. Гости разошлись. Езжайте домой. Вера сказала мне про пол в холле. Завтра днем порешаю. Печку починим, по гарантии. Я заменил диван в эркере на новый. Там стол большой, диван нужен покрепче. Гости подлокотники расшатали. Непорядок.
— Ага, — Митя выдавил из себя одно только слово и направился к выходу.
Дома был к двум часам ночи. Переоделся, умылся, сварил кофе и захотел курить. Широков не был курилкой. Но, от усталости бывало, хотелось посмолить. Взял сигарету из пачки, купленной месяца два тому назад, чашку с кофе и вспомнил о новом законе, который запрещал курить на балконах. Ладно, не проблема. Спуститься по лестнице и покурить у подъезда тоже недурно. В доме не смолил, потому, что запаха въевшегося табака не выносил.
Накинул пальто на плечи и вышел на площадку. Из двери квартиры Якова Моисеевича показался молодой человек, характерной внешности. Высокий, сутуловатый, с печальными черными глазами. И это в два ночи? Кто таков?
— Приветствую. Новый сосед, верно?
— Здравствуйте. Он, самый, — Митя протянул руку черноглазому, получил солидное рукопожатие, — Дмитрий Широков.
— Давид Гойцман. Можно — Дава.
Стало быть сын Якова Моисеевича?
— Можно — Митя, и на ты. Я покурить, — Широков кивнул в сторону лестницы.
— Идем. Место покажу.
Парни тихо, ночь же, направились туда, куда вел Дава. А вел он на черную лестницу. Между вторым и третьим этажом была дверца неприметная. Вот туда соседи и ввинтились. Прошли коридорчиком, который заканчивался небольшой площадкой с тремя дверьми. Одна — на лестницу и две в помещения, предположительно, хозяйственные. На площадке диванчик искусственной кожи, стоячая пепельница, фикус в огромной кадке и окошко. Его и приоткрыл Дава.
