Под левой лопаткой слепка, висевшего над кроватью Йойо, красовалась дарственная надпись: «Помни, дружище, единственный, кто тебя поддерживает — это твой позвоночник» и подпись «Камрад Аравийский». Она мало что объясняла, а сам Йойо лишь отшучивался, когда его донимали расспросами. Так что, где он разжился столь специфическим подарком, и кто был этот загадочный камрад Аравийский, так и осталось тайной, покрытой мраком.
В отличие от многих непризнанных гениев, у Йойо был свой стабильный круг почитателей, своеобразный клуб, причем ночной. Появлялись его адепты незадолго до полуночи, проникая к нам в комнату через окно. Несмотря на второй этаж, система была отработана до мелочей. Вдоль наружной стены, под окном, шла широкая труба. Забраться на нее можно было без особого труда по хитрой системе уступов, знали которую лишь посвященные. Комната наша была на отшибе, так что особых проблем с ночными гостями у Йойо не было. К тому же никто из них не отличался буйным нравом, а красть у нас было нечего. Но я подозреваю, что даже если бы Йойо решил вдруг избрать местом встречи кабинет директора, как более комфортный и просторный, никто и ухом не повел. Этот бесшабашный рыжий соловей был в интернате на особом положении, и на его проделки закрывали глаза и уши и наши старшие, и сам директор. Причем, Йойо был единственный из воспитанников, с кем он здоровался за руку.
Глава 4 Ночной клуб ЙОйо
Первая ночь прошла спокойно. Сосед, сидя на своей кровати в позе лотоса, негромко потренькивал на гитаре и бросал на меня насмешливые взгляды, которые вскоре стал сопровождать каким-то знакомым мотивчиком. Прислушавшись, я с некоторым удивлением узнал популярную тогда песенку, в которой рефреном звучали слова: «А так ли ты хорош, как кажешься?» Я нашел это довольно забавным. Когда я лег, узкая железная кровать приветствовала меня пронзительным скрипом, продолжая неделикатно постанывать при каждом резком движении. Но несмотря на это я быстро уснул и отлично выспался. Хотя, обычно попав в незнакомую обстановку, долго ворочался, пытаясь справиться с волнением. Думаю, Йойо просто решил дать мне время чуть-чуть привыкнуть и освоиться. Впрочем, уже на следующий вечер раздался условный стук в окно и в комнату, вместе с порывом свежего, пахнувшего прелой листвой, воздуха, ввалился первый посетитель. Поначалу я не слишком удивился. Ну, пришел городской приятель с визитом, дело обычное, в общем-то. Но следом за первым возник второй, потом третий, четвертый… Глаза у меня с каждым новым гостем распахивались все шире и шире. Надо сказать, Йойо был весьма доволен произведенным эффектом.
— Бемби, мы немного посидим с ребятами, потрындим, ладно? — произнес он очень вежливым, даже светским тоном, расплывшись при этом в широкой ухмылке.
— Мне выйти? — ошеломленно спросил я, обводя глазами набившуюся в нашу небольшую комнатку толпу и гадая, какими чрезвычайными обстоятельствами вызван этот, видимо, экстренный сбор всех друзей.
— Не-не-не, что ты, что ты! В самом деле! Ты нам нисколько не помешаешь! — всполошился Йойо.
Я вновь сел на кровать, где рядом со мной тут же пристроились еще два человека: светловолосая девушка с мелкими приятными чертами лица и мужчина не хилой комплекции в дорогой замшевой куртке. Из-под красной банданы на его голове выбивались длинные черные волосы.
— Брат, подвинься, — сказал он сочным выразительным басом, слегка подтолкнув меня локтем — дай даме сесть.
Я подвинулся, а что еще мне оставалось делать. Не мог же я оскорбить даму, игнорируя ее потребности. Девушка мило улыбнулась своему спутнику, влюблено глядя на него:
— Спасибо, дорогой, ты такой внимательный!
Они обнялись, а я вжался в спинку кровати, едва удерживаясь от желания начать грызть ногти, чтобы унять, охватившую меня нервозность. Все вновь прибывшие приветствовали собрание радостными возгласами, жали знакомым руки, хлопали по спине и плечам. Атмосфера становилась все более дружеской и сумасшедшей. Те, кому не хватило места на кроватях и стульях, расположились прямо на полу, отрезав, таким образом, мне путь к двери. Постепенно гул голосов стал стихать. Йойо взял гитару, и в этот момент кто-то сунул мне в руки щербатую кружку, содержимое которой тут же защекотало обонятельные рецепторы острым, пряным ароматом каких-то специй. Йойо начал что-то негромко напевать, а я с опаской понюхал странное, горячее зелье, не решаясь попробовать.
— Пей, не бойся, — подбодрила меня девушка, — это — пунш.
Она прижалась к могучему плечу своего спутника и сказала: «Правда, хорошо…» И тогда я понял, что это надолго. Расходились они уже под утро. Я стал звать их — ночные люди. Не всегда это были одни и те же, иногда приходило всего двое-трое человек. Но, практически, ни одна ночь не обходилась у нас без визита гостей, и довольно скоро я научился засыпать под перебор гитарных струн, звяканье кружек, монотонный гул голосов и смех, бесконечные песни с маловразумительным содержанием. Хорошо хоть обходилось без плясок. Правда, первое время ходил с ошалевшими, красными как у кролика глазами и клевал на занятиях носом, старательно таращась на преподавателей и бесполезно пытаясь придать взгляду более осмысленное выражение. А потом привык, приспособился. Одного я никак не мог понять, когда спит сам Йойо, словно вечный двигатель, заряженный неистощимой энергией и редко терявший надолго свое благодушное настроение. Впрочем, от его ночных гостей была и определенная польза. Они частенько приносили вкусно пахнущие свертки с потрясающими деликатесами, став постоянным источником наших гастрономических радостей. И Йойо никогда не забывал при этом про меня. Мало кто из прежних жильцов выдерживал с ним больше недели, но мы как-то поладили.
Я однажды поинтересовался у Йойо, не могли бы все эти, разумеется, очень приятные, но и весьма своеобразные люди, наносить визиты днем. На что он, ничуть не обидевшись, наставительно заметил:
— Бемби, только ночью человек целиком принадлежит себе и способен постичь истинные глубины собственного сознания или что там у него есть. Днем все мы пленники суеты этой жизни…
Он мог еще долго рассуждать в таком духе, поэтому я вздохнул и сказал:
— Понятно.
На что Йойо, благодушно рассмеявшись, просто ответил:
— Они работают днем, Бемби.
Чем совершенно потряс меня. Я как-то не мог представить никого из племени его адептов занятых более-менее серьезным делом. Но, присмотревшись, понял, что это не так. Практически, все ночные посетители были гораздо старше нас. И, если не принимать во внимание их своеобразную манеру одеваться, словно персонажам зазеркалья, вполне могли сойти за достаточно деловых людей. Возможно, походы к Йойо были для них отдушиной, авантюрным приключением, разнообразившим скучные офисные будни. И, чем черт не шутит, действительно способом постичь глубины своего сознания. А может они просто любили Йойо и его музыку. Голос у Йойо был очень красивый, необычный: то сильный, чуть хрипловатый, то чистый, мягкий, даже нежный, завораживающий. Причем заметно, это было лишь, когда он пел. И вытворял он с ним, с голосом, все, что хотел. В репертуаре были собственные песни Йойо. Я не всегда понимал сложный философский посыл этих баллад, или, попросту говоря, о чем они. Но поклонники впадали в экстаз от восторга и, когда Йойо был не в настроении баловать их своим творчеством и что-то бессмысленно бренчал, обнявшись с гитарой, могли подолгу обсуждать каждую строчку. Нередко, кто-нибудь из гостей приходил со своим инструментом, и тогда завязывалась своеобразная музыкальная дуэль. Иногда, слушая Йойо, я ловил себя на странном ощущении, меня охватывало чувство беспричинной грусти или сожаления о чем-то несбыточном, но очень желанном, чему я пока не мог подобрать определения. А иногда какая-то из песен Йойо так застревала в памяти, что и на следующий день фоном звучала в голове, окрашивая все в свое особое настроение. Со временем у меня даже появилось несколько любимых композиций. И, когда Йойо бывал в хорошем настроении или я — в плохом, он исполнял их специально для меня. И тогда, я, забывая обо всем, уносился мыслями очень далеко. Порой я мог часами слушать его, погрузившись в себя, а порой вырубался в самом начале нашего ночного фестиваля, когда было где. Впрочем, скоро я усвоил, что спать при желании можно в самых невероятных местах и позах. Как говорил один приятель в моем предыдущем приюте: хочешь спать и на гвоздях уснешь. В справедливости этого утверждения, я убедился на собственном опыте.
