Он не повышал голос, как остальные бывшие ухажеры матери, не кричал, не угрожал, ничего не требовал и не ставил перед невыполнимым выбором, чем и заслужил мое одобрение, а также и любовь. Александр Геннадьевич не перестал делать мне подарки, но они были не совсем обычными для девушки-подростка. Так мне казалось на первый взгляд, но во взрослой жизни я не раз вспоминала отца добрым словом. Занятия по скалолазанию, ночевка в палатке под открытым небом, уроки по самообороне, даже научил тому, как правильно удить рыбу. И это не считая дня, когда я смогла провести целый день в его части и наяву окунуться в мир отдачи долга Родине. С этого и началась наша крепкая дружба. Только в нем я нашла отцовское крепко плечо и поддержку, что так не хватало мне в жизни.
‒ Что ты там загадочно улыбаешься? ‒ папа зашуршал газетой, возвращая меня в реальный мир.
‒ Вспомнила нашу первую рыбалку, ‒ не стала я утаивать от него. ‒ Как мы принесли маме целое ведро карасей и пару щук.
‒ Ага, потом сами же их и чистили всю ночь. Где это видано, чтобы рыбак сам собственными руками потрошил свой улов, ‒ папа до сих пор ворчал, когда вспоминал этот случай.
Все потому, что рыбешки были мелкими, и я не захотела их выпускать, так хотела показать маме, похвастаться, что у меня получилось поймать не только одну рыбу, а целое половину ведра. Папа в ту ночь без слов чистил рыбу и складывал их в холодильник, рассказывая мне смешные истории и забирая себе под нож большую часть рыбы.
‒ Повторим? ‒ папа с хитрой улыбкой взглянул на меня.
‒ Что именно: рыбалку или ночь на кухне? ‒ и мы одновременно рассмеялись.
‒ Мы так давно не выезжали на отдых, даже начал забывать, какого это, ‒ его и без того морщинистое лицо стало печальным, еще больше покрываясь линиями.
Папины глаза потускнели, в них исчез дух свободы и адреналина. Мне и самой не помешало бы пары дней отдыха. Я уже не помнила, когда мой выходной день проходил без звонка из больницы, после которого я неслась на работу, зарабатывая при этом несколько штрафов.
‒ Я поговорю с Капралом насчет выходных, пока не наступили холода. Думаю, сможем сходить на шашлыки, ‒ ради мяса я готова на коленях просить Павла Николаевича, чтобы он отпустил меня восвояси. ‒ Мне и самой не помешает немного отвлечься от работы.
‒ Это очень хорошая идея, просто отличная! ‒ папа чуть ли не вскочил с кресла, предвкушая веселое времяпровождение. ‒ Насчет продуктов и гостей я решу сам.
‒ Только не как в прошлый раз, умоляю, ‒ с содроганием вспомнила летние выходные, когда гуляли компанией чуть ли не сорок человек.
‒ Я постараюсь, честно, ‒ папиным глазам, как у кота из мультфильма Шрек, доверять особо не хотелось.
Сегодня он думал об одном, а завтра уже менял свое мнение. Я покачала головой, ни на йоту не веря его словам, и снова раскрыла медкарту подростка, пытаясь найти там что-то еще, что помогло бы мне разобраться в его состоянии. Определенно ясно лишь одно, осмотреть его надо в срочном порядке…
Глава 3.
Ева
На другое утро позавтракала бутербродами, заботливо приготовленными моим отцом, выпила крепкий черный кофе, чтобы хоть как-то взбодриться после бессонной ночи. Вспоминала содержимое карты, снова и снова пытаясь наткнуться на что-нибудь, что могло бы помочь в этом деле. По дороге до больницы успела проснуться окончательно, поэтому около лифта в больнице я стояла с улыбкой на лице. За ночь наше отделение не пополнилось, такое бывает крайне редко. Не это ли повод радоваться?
В кабинете врачей меня дожидался заведующий нашим отделением, что не сулило ничего хорошего. Пришлось спрятать улыбку за хмурым выражением лица. И заодно виноватым.
‒ Сегодня все сделаю, обещаю! Вечером все отчеты будут лежать на твоем столе! Честное слово! ‒ прежде, чем он успел озвучить причину своего нахождения здесь, я затараторила так, что мне позавидовали бы многие рэперы.
‒ Я не за отчетами, но раз ты сама начала об этом разговор, то уж будь так добра, чтобы вечером занести их в мой кабинет, ‒ и больше никаких эмоций, что удивляло.
Раньше, когда мы вовремя не сдавали отчеты, от Борисыча нам попадало и еще как. Но сегодня он был каким-то отстраненным, будто никак не мог начать разговор, который ему навязали. Не может быть! Только этого мне не хватало.
Я все поняла по его лицу. Борисыч хотел, чтобы я встретился с родителями и проконсультировал их. Очередные богатеи, ищущие для своего здорового чада самого лучшего врача. Их чем-то не устраивал свой лечащий врач, они искали другого, с громким именем. Конечно, они же достойны только самого лучшего.
‒ Нет, даже не уговаривай! ‒ зло кинула сумку на стул и прошла за ширму переодеваться в рабочий костюм ‒ в брюки с рубашкой, на ноги удобные балетки. ‒ Ничто не заставит меня изменить свое мнение! Разве так трудно войти в мое положение и учитывать его, не уговаривая меня каждый раз на одно и тоже?
Бывало, что врачи, а также младший персонал, других отделений просили за своих родственников. Кто-то сомневался в поставленном диагнозе, кому-то не нравилось лечение, третьему что-то еще. Зная, что я не выношу встречи с родителями, действовали через главврача или заведующего. Они шли на встречу, ведь каждый сотрудник был своим человеком и был на счету, никто не спешил устраиваться к нам на работу за копейки. Но из всех случаев, что мне приходилось рассматривать, сомнения возникали лишь в одном или в двух случаях из ста или больше. Затем в благодарность они совали мне в руки бутылку коньяка и коробку шоколада. Не принять не получалось, пакеты с аналогичным содержанием находила потом на своем столе. Сладкое отдавала медсестрам, бутылку относила отцу. Он уважал хороший коньяк.
‒ Это не моя просьба, ‒ и Борисыч, с поднятым вверх указательным пальцем, тыкнул в воздух, давая мне подсказку. ‒ Павел Николаевич еще вчера ночью ко мне домой звонил, упрашивал поговорить с тобой. Я не мог отказать.
‒ Так ты у нас в роли мирного переговорщика? ‒ Павел Николаевич быстро сдавался под моим натиском, вот и отправил на амбразуру вместо себя другого. Умный ход, ничего не скажешь. Борисычу я не сумею отказать. Он меня многому научил, всегда защищал и поддерживал, да и косяки сам исправлял, когда я только-только начала работать в его отделении.
Матвею Борисовичу было уже за пятьдесят, через год или два он собирался на заслуженный отдых. На первый взгляд, все его считали добряком, за что между собой мы обращались к нему по отчеству, но свое отделение он держал в справедливых ежовых рукавицах. Отчитывал он знатно, но в основном за дело. В других случаях мог промолчать, либо покачать головой, перед этим прожигая тяжелым взглядом. Его уважали, к нему ходили за советом, его ценили. И боялись. Боялись день уго ухода, который всё равно настанет…
‒ И что мне за это будет? ‒ я прикусила губу, прищурила глаза и посмотрела на потолок, делая вид, что задумалась над поблажками для себя. ‒ Стоит над этим подумать…
‒ Только не наглей, ‒ Борисыч пригрозил мне пальцем, но глаза его улыбались. ‒ Дам полноценные выходные, никто тревожить не будет, вместо тебя отдежурю лично сам. На большее не надейся, сама знаешь, в каком мы положении находимся.
Это было мне на руку. Можно со спокойной совестью выбраться на природу, спозаранку засесть с удочкой на берегу и наслаждаться утренней свежестью. Вот отец обрадуется. Только мне придется переступить через себя и выслушивать не одну ложь от настырных родителей про состояние своего ребенка. В таких случаях я не могла отправить на осмотр вместо себя кого-то другого, но их присутствие могла устроить. Пусть учатся.
‒ Кто на этот раз? ‒ в душе молила бога, чтобы они были не из столицы, но мои надежды не оправдались.
‒ Какой-то бизнесмен из самой Москвы. Хочет, чтобы ты посмотрела на его дочь. И там непростой случай, у девочки транспозиция…
‒ Зеркальное расположение органов? ‒ не даю я ему договорить, мой удивленный вопрос прерывает его. ‒ И что с ней не так?
