— За возврат телефона это слишком.
— Принципиальная Маша Ершова, — словно для себя констатировал Макс. — Не хочешь работать в офисе? Предпочитаешь официанткой? Ты понравилась Гене, и проблем устроиться сюда у тебя не будет.
Он отхлебнул уху с ложки, облизнулся, а я залипла на его губы. Раньше мне в голову не приходило «так» рассматривать парней. Бабушкино воспитание научило сторониться любой высказанной в мой адрес симпатии. Мальчишки вечно что-то ломали, дрались, шумели, подтверждая мнение бабушки — шалопаи и нет им веры. Растут, как трава при дороге, и вырастут из них подлецы.
Но Макс совсем не походил на других. Все, что он делал было нереально красивым, точно он тысячу раз до того отрепетировал каждый жест и слово перед зеркалом. Мне казалось, мы живем с ним в фильме, где все герои «слишком»: красивые, умные, правильные. Он совсем не казался опасным, как другие. Как любой идеальный, киношный герой он притягивал внимание. Я не могла не любоваться им. Сам он вряд ли сознавал, какое впечатление производил.
Вопросительно-насмешливый взгляд «героя» привел в себя, я открыла крышку на горшочке, разглядывая жаркое. С трудом вспоминала, как и чем это едят. В другом горшочке исходили ароматным парком пельмени. К ним прилагались соусы и сметана.
Выпад про симпатию Гены я проигнорила. Мне он не понравился. И дело не в его фигуре или манере общения. Гена в этом ресторане начальство, а персонал совершенно распустился. Вверенные ему сотрудники пасли нас всем табором минут пятнадцать — не меньше. Я глазастая — все вижу.
— Спасибо, Макс, — прям от души поблагодарила его. — Но я постараюсь как-нибудь без личных звонков. — Слизнула с испачканных губ сметану.
Макс завис ненадолго, но тряхнув блондинистой челкой, рассеянно поинтересовался:
— Почему? Можем поболтать про… бином Ньютона, например, — вернул мне подкол про математиков, хитро щурясь и уминая пельмени.
— Я-то с удовольствием. Люблю поболтать ни о чем. Но как представлю, под каким именем буду записана у тебя… — покачала головой. — Какая-нибудь Маруся… м-м-м… — на ходу придумывала сочетание слов, характеризующее меня, но в духе Макса.
Но, как всегда, ничего стоящего не придумывалось. Наевшись, потеряла всякую способность оригинально мыслить.
— Не можешь выбрать между «красивая» и «умная»? — с ехидством поддел меня Макс. — Извини, но этот ник у меня уже занят.
Довольная улыбка украсила лицо блондина. Он даже жевать перестал. Наверняка придумывал очередную шуточку или мое имя начнет рифмовать. Маша ни с чем хорошим не рифмуется.
Нужно срочно отвлечь его от этого дела. Вопрос какой-нибудь задать. Какой же… Думай, Маша, думай…
— Название ресторана, как я понимаю, — это твоя идея? Очень оригинально. Сразу можно догадаться, о чем думалось в тот момент. Пышечки — это так… сексуально…
Он уже хотел мне ответить, когда на стул рядом со мной опустилось грузное тело. В мою сторону дохнуло сигаретами и резким, мужским парфюмом. Блондин за сорок в помятом костюме и несвежей рубашке, расстегнутой у ворота. Когда-то он считался симпатичным, но правильные черты уродливо расплылись, лицо опухло, под глазами залегли мешки, на теме топорщились редкие светлые кудри. Отталкивающий образ дополнял общий неряшливый вид.
— Макс, какого лешего, я целый день не могу до тебя дозвониться! — рявкнул мой сосед — Черт, голова трещит.
От ядреного запаха перегара у меня заслезились глаза, и кулебяка попросилась наружу. С лица Макса слетела улыбка, он сжал губы, с которых готовы были сорваться грубые слова. Выдохнув, он тихо произнес:
— Витя, если ты не заметил, я обедаю с девушкой. Подожди меня в кабинете. Мы поговорим минут через десять.
Глава 5. Узнавательная… или и на осинке родятся апельсинки
— Бабы до добра не доведут, — назидательно произнес Витя и, не думая уходить. — Сначала поют сладко, а не нужен станешь — ноги об тебя вытрут… И э-эх. трубы горят..
Схватив мой стакан с водой, он жадно, с неприятным хлюпающим звуком вылакал весь. Я поморщилась, когда струйки потекли по заросшей щетиной шее, за расстегнутый ворот. Максим молча отвернулся, виновато глянув на меня.
Почему он терпит? Почему не выставит его? На входе же дежурит охрана. Или они под старину косят, юродивых нарочно подкармливают. Чтоб уж совсем аутентично казалось. Только часики бы «юродивому» попроще и одежду. Костюм хоть и мятый, но видно, что не из дешевых. Для рубища уж слишком богато. Или для Москвы в самый раз.
Обед был окончательно испорчен. Я зло поглядывала то на Максима, то на непрошенного гостя. За последний час меня уже второй раз пытаются оскорбить, а Макс не особо реагирует Для него оскорбительное поведение в порядке вещей? Или этому «юродивому» разрешается все?
Грохнув стаканом о столешницу, Виктор ладошкой вытер рот. Я отвернулась, заметив, что от его пальцев на скатерти остались грязные пятна.
Еще откровенное свинство терпеть… Верный знак, что обед затянулся, и мне пора честь знать.
— Будешь? — Виктор кивнул на мясо в горшочке, мазнув по мне безразличным взглядом.
— Угощайтесь, — нервно сглотнула, глядя как Виктор, точно не евший несколько дней бомж, жадно цапнул мой горшочек, не побрезговав уже початым блюдом.
Шумно сопя, он принялся уминать жаркое, попивая мой отвар из ягод, ныряя кусочками хлеба в соусницы. Каждый раз как его рука взлетала над столом, я вздрагивала. Заметила, наглел местный «юродивый» только со мной, еду Максима не трогал.
— Чего не доедаешь блины?
— Спасибо, сыта, — булькнула, мысленно добавив «по горло», отвернулась от малопривлекательного зрелища — Приятного аппетита.
И как двое мужчин могут так по-разному есть. Одним любуешься, а от второго тошнит. Алина соседка утверждала, что мужчина как ест, так и сексом занимается. Шутила, наверно.
— Добрая какая, — На этот раз я удостоилась более пристального взгляда — Все вы добрые, а потом куда все девается… Куда?
Виктор с силой стукнул зажатой в кулаке вилкой по столешнице. С нее сорвался соленый огурчик и улетел в сторону стола, где обедали четверо. Оттуда послышался возмущенный вопль.
— Виктор, ты перешел все границы! Тебя за стол не приглашали. Дождись меня в кабинете, я сказал! — рявкнул на весь ресторан возмущенный Макс.
Я вздрогнула, не ожидая от Макса взрыва эмоций. Несколько посетителей удивленно покосились в нашу сторону. Крик, как ни странно, подействовал на бомжа»
— Ладно, ладно, не кипятись, Макс, — заискивающе заулыбался бомж — Девушка же не в обиде, да? Это твоя девушка?
Он громко икнул и уставился на меня заплывшими глазками, ожидая подтверждения своим словам. Я кивнула, вымученно улыбаясь, не понимая, что еще меня здесь держит.
Всегда не любила пьяных. А этот экземпляр вызывал во мне особую гадливость. С удовольствием оказалась бы от него как можно дальше. Напряглась, впившись ногтями в край вышитой скатерти. Из-за вбитых с детства манер приличия оставалась на месте. Сжатая, как пружина перед броском, старалась почти не вдыхать крепкое амбре соседа. Чувствовала, как глазки скользят по моему лицу, изучая каждую черточку. Для мужика, мучимого похмельем слишком долго и пристально. Шестым чувством поняла, что сейчас должно произойти что-то из ряда вон. И интуиция не подвела.
— Нюська? — с сомнением в голосе хрипло каркнул Виктор. — Это ты?
Невыразительные, выцветшие глаза с удивлением и недоверием остановились на мне. Он пару раз обалдело моргнул, махнул перед лицом ладонью, точно хотел развеять образ. Это стало последней каплей в чаше моего терпения. Не глядя на Виктора, я подорвалась с места.
— Макс, спасибо. Мне уже пора, — торопливо кинула в сторону нового друга, и сорвалась с места, почти бегом пробираясь к выходу, сама не зная чего испугалась.
Может быть того, что пьянчужка назвал меня именем матери. Не банальной Наташей или Леной, каких пруд пруди и можно, обознавшись, легко перепутать. Но тем, домашним, которым ее называла только бабушка. Этот странный Виктор обознался, но лишь частично. Он узнал во мне маму, значит, был с ней знаком. Не удивительно. Она училась в этом городе почти двадцать лет назад. У нее могли остаться знакомые и друзья. Виктор мог быть одним из них. Тогда почему он так меня напугал? Почему от его голоса и «Нюси» меня до сих пор колотит? Жаль, я его не сфотографировала. Отправила бы маме на опознание. Она наверняка узнала бы давнего друга. Вспомнив его обрюзгший вид и опухшее лицо, попыталась вспомнить, на кого он мог походить из маминых знакомых, оставшихся памятью на немногочисленных фотографиях.
