вскакиваю с кровати, включаю свет и быстро собираюсь. Надеваю футболку, свитшот с капюшоном, спортивные брюки и кроссовки. С волосами возиться некогда, и я просто завязываю их в невысокий хвост, отбросив на спину. Увидев себя в зеркало, прикладываю ладони к щекам — они горят и хорошо бы остудить их холодной водой, но Мэтью ждет меня и, в конце концов, я сдаюсь.
Кейт вернулась домой с вечеринки вскоре после меня. Я слышала внизу ее недовольный голос, но сейчас половина пятого утра, и мне хочется верить, что все домочадцы крепко спят. И отец тоже, твердо уверенный в том, что его дочь дома.
Я спускаюсь вниз, крадусь по темному холлу и тихо выскальзываю на улицу. Выхожу по аллейке к дороге и сразу же вижу его — младшего Палмера.
Черный мотоцикл стоит у обочины, словно тень, и парень не шевелится все то время, пока я к нему приближаюсь.
— Привет, Мэтью!
— Привет, ночная красавица.
Всегда, когда мы встречаемся, мы смотрим друг на друга. Сейчас наши лица почти не разглядеть, но все равно есть секунда, которая снова нас соединяет.
В руке у Мэтью еще один шлем. Он протягивает его мне и пододвигается на сидении.
— Садись. Справишься?
— Да!
Я сажусь позади парня и обнимаю его под грудью. Спрашиваю негромко, чувствуя, как моим рукам приятно это объятие.
— Куда мы едем?
И вновь я знаю, что он улыбается, хотя не могу видеть его лица.
— Ни за что не догадаешься!
— А может быть, я люблю сюрпризы.
— Тогда, Эш, нам лучше быстрее уехать отсюда, пока твой отец не проснулся и не разрядил дробовик в мою задницу! Не уверен, что выбрал лучшее время, чтобы тебя похитить. Держись!
Вокруг все спят, а мы срываемся с холма. Подозреваю, что сам Мэтью привык разгонять свой черный «Кавасаки» еще быстрее — до предела, но со мной не рискует. И все же на шоссе он набирает достаточную скорость, чтобы я ощутила ветер на лице и обхватила его крепче.
Вчерашний вечер не забыт, и близость парня кружит голову. Мы проносимся по городу и спускаемся к побережью. Вновь поднимаемся на дорогу, граничащую с лесом. Однако я не сразу узнаю то место, куда он меня привез, а только тогда, когда мы останавливаемся на большой поляне, и двигатель «Кавасаки» затихает.
Удивление сложно скрыть и эмоции тоже. Встав с мотоцикла, я снимаю с головы шлем и оглядываюсь вокруг.
— Постой, Мэтью. Но это же… Утес?! — Обернувшись к Палмеру, изумленно выдыхаю: — И это действительно сюрприз!
Парень тоже встает с мотоцикла и ставит его на подножку. Снимает свой шлем, проводит рукой по волосам и вместе с моим шлемом оставляет на руле. Подойдя ко мне ближе, находит мои пальцы.
— Да, это Утес. Но не бойся, Эш, ты здесь со мной.
— Я не боюсь. — И это действительно так, иначе бы я ему сказала.
— Это место может быть очень красивым, если ему позволить быть собой. Жаль, что почти никто не видит Утес настоящим. Пойдем!
Я слышу спокойный рокот океана и его соленое дыхание. Но кроме этих звуков, здесь так тихо, словно сюда никогда не ступала нога человека.
Мэтью берет меня за руку, увлекает за собой, и я старательно обхожу те места, которые бы могли с этим поспорить и возле которых еще недавно кто-то был.
Мы подходим почти к самому краю скалистого Утеса, которому уже столько сотен лет, что его поверхность давно счесал ветер, а птицы засеяли редкой травой. И Палмер притягивает меня к себе. Повернув лицом к океану, прижимает к груди, уверенно обнимая.
Когда-то первое, что я ощутила, оказавшись в Сэндфилд-Роке — было влажное дыхание океанского бриза. И вот я снова его чувствую — запах соли, озона, пенного прибоя и особенной неповторимой свежести, которую ощущаешь, ступив босыми ногами на влажный песок. Он касается моих ноздрей, входит в легкие, и я вдыхаю его глубже, встречая немигающим взглядом огромную чашу океана, раскинувшуюся под нами.
Тонкую полосу горизонта освещает легкое розовое зарево. Еще неясное, оно уже неотвратимо прогоняет сумрак ночи, обещая скорый рассвет и ясное утро. Пройдет совсем немного времени, и это зарево разгорится в костер. Раскрасит небо и океан в тысячи ярких оттенков нового дня — и я, кажется, увижу это первой.
— Здесь так спокойно, словно другого мира не существует, — наконец, говорю восторженно. — Какой же он красивый… Утес!
— Это место портят люди. Когда я это понял, то перестал его ненавидеть. Он другой, и я хочу, чтобы ты это увидела.
Мэтью говорит, а мой висок обжигает его дыхание. Плечи греет тепло груди парня и под этим объятием я не хочу шевелиться.
— Замерзла?
— Нет. Такой ночью невозможно замерзнуть.
— Тогда просто смотри!
Здесь нет времени, нет правил и нет условий. Здесь даже слова исчезают, теряя любую значимость. Мы сейчас словно одни во всем мире, и когда губы Мэтью касаются моих волос, а затем щеки… в моем животе трепещет что-то настоящее, очень похожее на счастье.
Я стою, смотрю на океан и улыбаюсь своему чувству, пока Мэтью меня целует. Он снял с моего хвоста резинку и рассыпал пряди под пальцами. И я могу стоять так очень долго, наблюдая за рождением рассвета, лишь бы эта осторожная ласка не заканчивалась. Лишь бы чувствовать за спиной тепло его сильных плеч.
Когда край солнечного диска показывается из-за горизонта, стремительно разъединяя землю и небо, окрашивая волны золотым бархатом, я слышу свое имя:
— Эшли… Я покажу тебе, как можно увидеть рассвет, но только доверься мне. Хорошо? Я никогда тебя не обижу.
От звуков его голоса у меня бегут мурашки по телу, а в ответ на обещание — отзывается доверием каждая клеточка.
Конечно же, я соглашаюсь:
— Да!
Он не пытается произвести на меня впечатление ни своей внешностью, ни красноречием, хотя не обделен ни тем и не другим. Он просто меня обнимает — разве могу я не согласиться?
