на двоих.
— Я немного разочарован, что ни один из вас не поставил на трех.
— Это был твой первый заплыв, — сказал Диего. — В следующий раз я поставлю на четверых.
— На пятерых, — сказал Шэнк.
Я скрестил руки на груди.
— Господи, надеюсь, мне не придется проходить через такое количество телок, чтобы найти ту, кто действительно хорошо умеет сосать.
— Ничего, справишься, — сказал Шэнк. — Уверен, что твой член не откажется от больших нагрузок.
Черт, классно было вернуться к парням.
Я знаю Диего уже не меньше пятнадцати лет. Мы вместе ходили в старшую школу и выросли в одном районе. Шэнк был моим лучшим другом с девяти лет. Мы были практически братьями и прожили вместе более половины моей жизни. Когда моя мать исчезла, оставив двенадцатилетнего ребенка на произвол судьбы, меня забрал Бонд, отец Шэнка. Я жил у них, пока не закончил среднюю школу.
— Когда собираешься снова вернуться в Штаты? — спросил Диего.
Время отгулов распределялось между нами тремя, и количество свободных дней зависело от количества заключенных. Когда у нас выходило больше, чем несколько дней подряд, они оба обычно уезжали в Штаты. Я же оставался на острове Маргарита — недалеко от побережья Каракаса — острове, где мы построили тюрьму. Последняя поездка в Майами была моей первой поездкой за последнее время.
— На следующей неделе, — начал Диего, — собираюсь немного поохотиться, а остальное время буду трахаться и валяться на пляже.
— А во время охоты ты не трахаешься? — спросил я.
— И ведь он чертовски прав, — сказал Шэнк. — Ты же был в той хижине на севере штата, когда вы практически порвали задницу той девчонки. Той самой, которая из-за какой-то религиозной херни могла заниматься только анальным сексом.
— Это было после охоты, — возразил Диего. — Я отлично помню, потому что сам вымазался в кроличьей крови, а ее заставил набросить на себя шкуру.
— Теперь он тащится от меха, — пояснил мне Шэнк.
У нас все записано, но не на бумаге — просто мы держим в уме список всех фетишей Диего. И, видимо, Шэнк решил добавить еще один его фетиш в список.
— Боже, я скучаю по той цыпочке, — сказал Диего. — У нее была такая узкая попка, как замочная скважина.
Я знал, что они смеются над тем же, что и я, и это был нормальный разговор для нас. У нас всех было не в порядке с головой. В противном случае мы бы просто не оказались в этом бизнесе. У всех нас были разные причины быть в тюрьме, делать то, что мы делали. Некоторые люди употребляли огромную кучу наркотиков, некоторые просто жили со своими тараканами в голове.
А мы убивали.
И нам за это платили огромные деньги.
— Мне пора вернуться к работе, — улыбаясь и глядя на веревку, сказал Диего, затем вышел и закрыл за собой дверь.
Я сел за стол и открыл записи с отдельных камер. Диего был не просто мастером веревок. Он также был технарем и хорошим сварщиком. Он встроил камеры видеонаблюдения в решетки каждой камеры и микрофоны в выступы окон.
Мы видели все. Слышали все.
И любую собранную информацию могли передать клиенту.
Все началось десять лет назад, когда мы подумали о необходимости в такой услуге, и построили тюрьму, чтобы удовлетворить растущий список клиентов. Каждых клиент хотел получить у заключенного определенную информацию. Иногда они требовали конкретного наказания. Иногда оставляли все на наше усмотрение. Но со дня открытия у нас получился более чем устойчивый бизнес.
— Что это за новенький? — спросил я Шэнка, показывая на дальнее левое окошко, в котором я видел полностью голого парня, свернувшегося в углу у туалета.
Видимо, его окунули в одну из химических ванн и протащили через стекло и грязь, потому что он был покрыт темно-коричневой массой.
— Тот, кого отец нанял нас убить.
— И что такого он сделал?
— Он хотел отхапать огромный кусок южного магазина, — сказал Шэнк, почесывая руку и оставляя на той красные следы.
Я знал, что он не почувствовал ни царапин, ни капель крови, которые забивались ему под ногти. Шэнк едва ли вообще что-то чувствовал.
— Дай угадаю, он хотел запугать Бонда, если тот не собьет цену?
Шэнк кивнул.
— Долбаный идиот. — Я увеличил картинку с камеры, чтобы посмотреть, как над ним поработали Шэнк и Диего.
У него были порезы на спине. Глубокие. Они были на его плечах и руках, и спускались вниз к ногам. Которые тоже были больше похожи на мясо.
— Сколько он уже здесь? — спросил я.
— Два дня.
— Что вы на нем использовали?
— Ножи и малышей.
Малышами Шэнк называл остальных крыс, к которым не относился, как к домашним животным, и которых не таскал с собой. Он использовал этих ублюдков на заключенных, позволяя им пожирать те кожу и мышцы, до которых они смогут добраться.
— Этот тип так и ни слова не сказал, — продолжал Шэнк. — Отец думает, что он может работать с кем-то еще, но если бы он работал, думаю, он бы сдался и все уже мне рассказал.
Я еще больше увеличил размер картинки, чтобы присмотреться, не пропустил ли чего-нибудь. Черт, оказалось, что все-таки пропустил.
— Вы отрубили ему только два пальца на ноге?
— Посмотри сюда, — Шэнк указал на свой монитор, поэтому мне пришлось подкатить стул ближе к его стороне стола и посмотреть в Яму. — Вот сюда.
Яма — это то место, куда мы скидывали части тела до того, как они попадали в мусоросжигательную печь. Пальцы того чувака лежали прямо по центру.
— А это его рука? — спросил я.
Чей-то сосок тоже там лежал,
