Приезжаю в нужный город, до центра добираюсь, отсюда еще квартал и на месте буду, но глаза точно песком замело. Паркуюсь возле торгового центра. Рубит меня. Резко. Чуть контроль над тачкой не теряю.
Пауза нужна. Короткая. А вообще, отсюда и пешком дойду. Не вопрос. Так даже лучше.
На часах десять утра.
Я потираю глаза и кривлюсь. Блять. Сутки за рулем? Херня. Бывало гораздо дольше рассекал. Но надо кофе бахнуть. В этом центре точно можно купить. Заправлюсь и сразу в гости.
Выхожу, делаю заказ в первой подвернувшейся точке. Пока жду, взгляд на автомате изучает огромный магазин, отдел за отделом.
Везде гребаная мишура. Долбанные елки. Бесячие гирлянды. Вспоминаю, как собирался девчонку на Рождество вывезти, куда-нибудь в Европу. Ну если прикинуть, еще успеем. Хотя мне ближе совсем другой вариант. Скалюсь.
Лика. Голая. Горячая. На моем члене. Сутки напролет. Поймаю и завалю. Нагну прямо так, где схвачу. Набегалась. Нагулялась. Ее свобода закончилась раз и навсегда.
– Ваш заказ.
Повернуться за стаканом не успеваю. Меня прорезает. Прошивает насквозь. Сначала думаю, глюк поймал, просто почудилось. Но потом понимаю, нет, реально она.
Лика. Прямо по курсу. За стеклом витрины. Расплачивается на кассе, забирает подарочную коробку. Выходит.
Счастливая такая. Вся светится. Улыбается.
Сука. Она улыбается. Улыбается, блять. Без меня довольная, радостная, прямо парит по этажу. Еще красивее стала дрянь.
А потом девчонка видит меня. Точно взгляд чувствует. Застывает. Столбенеет. За секунду бледнеет. Губы дрожат. В глазах вспыхивает страх.
Она разворачивается и стремительно направляется в обратную сторону.
Охуеть. Удирает от меня. Это режет гораздо сильнее, чем ее безмятежный вид пару мгновений назад. Под дых врезает. Дыхание вышибает.
Я бросаюсь следом, настигаю добычу. Всю волю прикладываю, чтобы не придушить. Хватаю сучку за плечо, рывком разворачиваю и вглядываюсь в побелевшее лицо.
– Под кого ты легла, когда сбежала? – рычу. – Для своего ублюдка подарок выбираешь?
Раздается глухой стук. Перевожу взгляд вниз и понимаю, что девчонка выронила коробку, там теперь стеклянное крошево из елочных шаров.
Лика дергается. Рвано. Судорожно. И тут меня прошибает током похлеще прежнего, ведь я замечаю ее живот. Одежда свободная, но я это тело знаю, помню каждый изгиб, на ощупь различу среди тысячи других.
Я ловлю ее взгляд и спрашиваю:
– Когда ты собиралась сказать, что беременна?
Глава 4
Лика молчит. Напрягается. Губы поджимает. А я читаю ответ по глазам. Вижу до боли четко.
Никогда. Она, блять, никогда не собиралась мне ничего говорить. Она сбежала и надеялась, мы больше не встретимся, ни разу не пересечемся. Вычеркнула легко. Дальше пошла. Пока я дурел и бился о стены, ей просто плевать на все хотелось. Ей тупо без разницы.
– Пусти! – вдруг требует она, брови сдвигает. – Не смей ко мне прикасаться. Не трогай меня, Глеб.
Мои пальцы разжимаются. Сам едва осознаю, просто так происходит. От ее голоса мозг точно перемыкает.
Я склоняю голову к плечу, держу Лику под прицелом.
– Скажешь, это не мой ребенок? – оскаливаюсь.
– Мой, – выдает холодно, накрывает живот ладонью. – Мы расстались. Между нами нет никаких отношений. Ты сам выбрал свободу, вот и не надо теперь меня преследовать.
– Ты хотела паузу, – цежу сквозь зубы. – А в итоге удрала на другой конец страны, еще и под прикрытием, чтобы я тебя не нашел.
– Ты сказал достаточно, – бросает глухо. – Благодарю. Ты дал понять, нам лучше разойтись. Мы все выяснили, Глеб. Теперь обсуждать нечего.
– Да ну?
Охреневаю от такого расклада. Она и бровью не ведет. Как будто уже и не боится. Скрыла от меня ребенка. Решила, нас ничего не связывает.
– Ты беременна, – чеканю.
Внутри такой огонь разгорается, что я едва могу себя сдерживать. А эта сучка ведет себя, будто мы и правда чужие, абсолютно посторонние люди. Стоит передо мной как ледяная статуя. Голову вздернула. Подбородок задрала.
– И что? – спрашивает.
– Беременна от меня, – заявляю отрывисто.
– Я знаю твою позицию насчет детей, – нервно плечом ведет, пальто плотнее запахивает. – Не волнуйся, проблем не возникнет.
– Чего? – кривлюсь.
– Я не стану делать аборт, – произносит девчонка. – Насильно не заставишь. По сроку поздно. Но и ребенка я тебе не отдам.
– Какой нахуй аборт? – взрываюсь, планка падает, перед глазами багровая пелена. – Что за херню ты несешь?!
Она залепляет мне пощечину. Круто врезает. До звона в ушах.
– Я эту грязь терпеть не намерена, – шипит.
Накрываю ее плечи ладонями. Сжать тянет, сдавить. До боли, до хруста. А не выходит. Пальцы по тонкому телу скользят бережно, осторожно, едва трогают. Глазами девчонку пожираю. Нутро аж выкручивает.
– Что за бред? – рычу. – Откуда ты это дерьмо берешь?
– От тебя, – выдает сдавленно, дышит тяжело и шумно. – Может, ты забыл, что говорил, а я нет. Ты тогда подробно все расписал. Случайный ребенок тебе не нужен. Ты много про детей сказал, про методы воспитания. Повторять не стану. Мы разные, Глеб. Очень разные. Жаль, я поздно поняла тебя до конца. Хотя теперь не важно. Все кончено. Забудь обо мне.
– Забыть? – рявкаю.
– Не кричи, – морщится и пробует вырваться из моего захвата. – Я не позволю тебе отобрать ребенка. Даже не…
– А мне ребенок не нужен, – отрезаю.
На ее лице вспышка радости. Ничего. Это продлится недолго.
– Мне нужна ты, – ухмыляюсь. – Вы оба. Я все хочу получить. И у меня на вас все права.
– Нет у тебя никаких прав, – бормочет. – Ты с ума сошел?
– Нагулялась и хватит, – обрываю ее жестко. – Забудь про свободу. У меня на твою жизнь свои планы. Клянусь, ты с моего хера теперь не слезешь. Спермой захлебнешься.
– Пусти, – шипит и глаза округляет. – Прекрати. Ты что творишь?
Сначала хочу привычным жестом перебросить ее через плечо. Но торможу, округлившийся живот смущает. Животик. Совсем маленький. Осторожно надо подойти. Мягко. Скрутить так, чтобы не повредить. Поэтому я просто хватаю девчонку на руки, прижимаю к груди и уношу прочь.
– Глеб, – выдает она пораженно, строго прибавляет: – Отпусти.
Лика застывает. Смотрит на меня широко распахнутыми глазами, будто и правда поверить не может, что я так легко и просто беру ее в захват посреди торгового центра. Девчонка моргает, дышит тяжело и шумно. Я прямо ощущаю, как нарастает ее возмущение, как все сильнее напрягается гибкое тело под моими пальцами. Моя девочка дергается. Смазано, судорожно. А потом начинает вырываться по-настоящему. Извивается, лягается, пытается вцепиться в меня ногтями и расцарапать лицо. Реально верит, будто я ее отпущу. Наивная. Еще надеется освободиться, не принимает собственное будущее всерьез. Ну ничего, нам теперь спешить некуда. Я все объясню. Покажу наглядно. Долго и со вкусом. Мощно, размашисто. На всю, блять, длину. Покажу так, что голос сорвет. Затрахаю до воплей и судорог. Я ее накачаю семенем до отказа. Помечу изнутри и снаружи. Сам не знаю, как умудряюсь обуздать животный порыв и не наброситься на нее прямо тут.
– Эй, мужик, ты чего? – рядом возникает левый хмырь. – Быстро отвали от девчонки. Она явно тебе не рада. Пусти ее. Слышишь? Ты чем так круто обдолбался? Глаза стеклянные.
Упырь лезет под руку. Сам нарывается. Грабли вперед тянет. Освободитель херов. Пробует мое у меня отобрать.
Я вырубаю его с одного удара. Врезаю башкой по его башке. Придурок валится вниз, а ни черта не чувствую, только морщусь, когда раздается женский визг:
– Полиция! – орет какая-то тетка. – Помогите!
Я даже не оборачиваюсь. Некогда.
– Глеб, ты совсем обезумел? – бормочет моя девочка. – Зачем набросился на человека? Ты что себе позволяешь? Очнись! Прекрати меня зажимать. Я все равно с тобой не останусь. Силой не удержишь.
– Вот и проверим, – хмыкаю. – А ты чего так распереживалась? Знаешь того ушлепка?
