выбросил сигарету в урну:
— Ладно, Колян, пора мне. А то глаза слипаются.
Шелудяков затянулся и стряхнул пепел, — Санёк, подожди. Столько лет не виделись, а так и не поговорили толком. Может вечерком сообразим по пять капель? — наигранный озорной взгляд прищурился от попавшего в глаза дыма и ребро ладони коснулось шеи, призывно намекая на суть сказанного, — Или ты занят?
Планы на день пролетели в Сашкиной голове и остановились на свинарнике, который предстояло убрать и не покалечить при этом соседа. Поэтому, предложение было как нельзя кстати. Сашка демонстративно почесал кадык и многозначительно улыбнулся:
— Да нет. Не занят. По пять капель, говоришь? А почему бы и «да»?
— Тогда в восемь в «Цезаре». Знаешь такой, в центре?
Сашка слегка напрягся от названия и недовольно сморщился:
— Да слышал, но что-то меня не впечатляет пить водку по цене алмазного фонда.
— Сафронов, не жмотничай. Я в этом баре почти каждый день зависаю. Да и поляну сам обеспечу.
На том и порешили. Колька зашёл в офисное здание, а Сафронов рванул на остановку.
Получив зарплату в головном офисе охранного предприятия и отправив денежный перевод на почте, мужчина зашёл в помещение междугородного переговорного пункта.
Несколько человек со скучающим видом сидели на откидных стульях и терпеливо ждали. Очередь в кабинки с телефонами двигалась неспешно и чем ближе становилась заветная цель, тем быстрее у Сашки колотилось сердце, а в ушах звенели детские голоса. Но, как и всегда, трубку взяла жена:
— Алло, я вас слушаю.
— Маш, привет.
— А, Сафронов, это ты, — разочарованно протянул женский голос, — Ты по делу или как?
— Я тоже рад тебя слышать. Вика с Димкой дома?
— А со мной поговорить не хочешь?
— Если ты про деньги, то отправил только что.
Недовольный вздох ворвался в ухо и за ним последовал привычный монолог:
— Сафронов, то, что я получаю последние три месяца, деньгами не называется. Ты собираешься на нормальную работу возвращаться? Или так и будешь штаны за три копейки протирать?
Сашка окинул взглядом помещение и прикрыл дверь переговорной кабинки плотнее:
— Маш, я тебе уже говорил, что на прежнее место выйду не скоро. Айболит не даёт пока допуск к оружию, а без него на сопровождение спец грузов не вернут.
— Вот только не надо на меня проблемы перекладывать! Мне своих хватает. Я одна двоих детей тяну, которых, между прочим, ты мне навязал, а теперь содержать не хочешь.
— Ты бы тон попроще сделала, а то молоко в холодильнике скиснет. Димка с Викой, не под дулом пистолета появились. Если тебе тяжело, то без проблем — я заберу их к себе.
— Куда? В общагу голодранскую?
— Нет, я соседу бывшему в военный городок звонил. Он сказал, что КЭЧ уже на ушах стоит и скоро будут квартиры распределять.
В трубке повисла тишина, и прорезался примирительный голос:
— Это хорошо. Саш, ты не злись. Мне просто тяжело, вот и срываюсь. В конце концов, это ты виноват, что мне пришлось от тебя уйти.
— Только я? Ты серьёзно думаешь, что два года без интима, могли закончиться как-то иначе?
— Сафронов, хватит уже вести себя, как подросток озабоченный. Нужна была бы, то жил интересами семьи, а не кобелировал в моей кровати.
— Вот поэтому, Маш, мы с тобой и разбежались. Потому что твоя кровать, мой диван, а совместного ничего и не было. Ладно, хватит об этом. С деньгами совсем что ли туго? Я постараюсь что-нибудь придумать и со следующего месяца зарплату буду целиком высылать, а не половину. Кстати, а что с моей военной пенсией? Перестали выплачивать?
— А при чём тут пенсия? — голос в трубке искренне удивился и перешёл опять в наступление, — Ты что, думаешь, я как монашка должна сидеть? Мне свою жизнь устраивать нужно. Про пенсию можешь не заикаться. Это моя компенсация за потерянную молодость. Тем более, что она на оплату кредита уходит.
Сашка сморщился, переложил трубку из руки в руку и прижался к динамику другим ухом, в котором ещё не стоял звон.
— Какого кредита? Ты о чём?
— О том. Я в прошлом месяце машину купила.
— Зачем? Ты права получила?
— Нет, но собираюсь. А ты, как я понимаю, передумал?
— Ты о чём?
— О квартире.
— Маш, не говори ерунду. Но если Вика с Димкой тебе и правда в тягость, то уж лучше всё решить сейчас.
— Значит, всё-таки нашёл кого-то?
— Я не собираюсь это обсуждать, тем более с тобой. Дай мне поговорить с детьми.
— Хочешь поговорить, звони завтра.
Сашка нахмурился и сжал трубку:
— Ты опять за своё? Что на этот раз я тебе должен?
— Да ладно, Сафронов, успокойся. Их правда дома нет. С моими родителями на дачу поехали.
— А сразу не могла сказать?
— А я обязана? Хватит того, что разрешаю Вике тебе письма писать. Общение с детьми заслужить надо. Вот обеспечишь семью жильём, тогда и будешь права качать.
Сашка хотел ответить, но положил трубку на рычаг и произнёс огорчённо:
— Служить бы рад. Прислуживаться тошно.
Но как бы ни было тошно, ради детей он готов был прислуживаться и соглашаться на любые условия.
Весеннее солнце брызнуло в глаза яркими искрами и Сашка зажмурился, едва шагнув из душного переговорного пункта на улицу.
Оживлённый проспект утопал в лужах, запасы которых беспрерывно пополняли ручейки, весело переносившие растаявший снег с тротуаров.
Люди оживали вместе с природой, и бесконечная вереница пешеходов сновала туда-сюда через проезжую часть, вызывая негодование водителей и громкие сигналы клаксонов.
Жизнь вокруг бурлила и мужчина, вдохнув полной грудью, застегнул молнию на куртке и влился в шумный поток. Размышления о жене и детях пытались вынырнуть на поверхность сознания, как дельфины из морской пучины, но усталость накрывала волной беспокойные мысли и подушка на кровати казалась уже важней. Мимо проплывали магазины, аптеки и развлекательные заведения, оставаясь незамеченными, несмотря на яркие вывески. Но взгляд зацепился за неприметную табличку и предательское урчание в животе напомнило о том, что организму нужно в сутки гораздо больше, чем пара беляшей с неопознанной начинкой.
Сашка остановился, сунул руки в карманы брюк и пнул пару раз грязную ледышку, пытаясь найти убедительные
