— Идём к декану, — строго говорю, намереваясь выйти из аудитории первой, но вдруг, когда равняюсь с ним, Семён выставляет вперёд руку со смартфоном.
— Откуда это у тебя, мать твою? — вырывается у меня, когда я вижу на весь экран своё фото по пояс в кружевном чёрном лифчике.
Он оттесняет меня обратно в аудиторию и закрывает дверь.
— Думаю, к декану мы уже можем не торопиться.
7
— Откуда это у тебя?
Я смотрю на фото и не могу поверить, что оно в телефоне моего студента. Это что-то нереальное. Не может быть!
Паша — фотограф. И вполне успешный, не зря его пригласили в команду одного из подразделений достаточно известной студии в Москве. Как профессионал он достаточно универсален, пробуется активно в разных стилях и жанрах. В том числе в весьма откровенных.
Но я фотографироваться не очень люблю. И меня всегда раздражало, когда он вдруг посреди разговора тормозил меня и бежал за камерой или телефоном, утверждая, что ракурс у меня идеальный или ему срочно нужно поймать эмоцию.
Наверное, я не творческая и не понимаю этих наплывов вдохновения, но меня такие моменты жутко раздражали.
Но однажды, когда мы праздновали один из его очень удачных заказов ещё в Волгограде, Паша уговорил меня на одно откровенное фото. Единственное. Прямо за столом я распахнула блузку, позволив софткать меня в кружевном бюстгальтере.
— Твой охуенный парень забыл телефон в клубе, когда тусил там без тебя. И я немного покопался.
— Там же пароль… — я совсем растерялась.
— Адамовна, ты серьёзно? Что такое пароль для геймера?
Я чувствую, как холодеют мои пальцы, а колени слабеют. Сердцебиение учащается едва ли не до головокружения.
У него моё эротическое фото. Не просто у кого-либо, а у Семёна Радича! Хотя, наверное, любой другой бы не рыскал в чужом телефоне.
— Ты в курсе, что твой ненаглядный выставил его на закрытом аукционе-фотостоке? — его слова пробиваются будто через толщу воды. — Лицо слегка заблюрил, но вполне всё узнаваемо.
— Не может быть, — шепчу сама себе.
Паша ведь не мог так сделать! Тем более зная моё отношение к этому. Зная, что в моей профессии подобные кляксы на репутации могут оказаться фатальными. А педагогика — моё призвание! Моя профессия!
— Да ладно тебе, — насмешливый голос Радича возвращает меня обратно в аудиторию. — Сиськи зачётные.
Засранец. Ещё и сидит довольный такой.
— И чего ты хочешь? — складываю руки на груди, немного выходя из шока и прекрасно осознавая, что ничто теперь не помешает ему шантажировать меня сколько угодно. Хоть до выпуска.
— Увидеть вживую, — говорит он так просто, будто всего лишь просит улыбнуться ему.
А взглядом наглым скользит вниз. Задерживается на губах, а потом ныряет ниже. Я прихожу в такой шок, что у меня испарина выступает на шее под волосами, а соски вдруг сжимаются до боли.
С ужасом понимаю, что они могут проступить через ткань бюстгальтера и блузку. И, кажется, так и происходит, потому что Радич поднимает брови, а его губы искривляются в улыбке.
— А больше тебе ничего не показать? — вспыхиваю и складываю руки на груди в защитном жесте.
— Ну не всё сразу. Я люблю распаковывать подарки медленно.
— У меня даже слов нет… — сжимаю виски. — Ты просто…
— Сексуальный? Офигенный? — снова ухмыляется, прислонившись спиной к тумбе кафедры.
— Наглый. Хамоватый. Испорченный!
— Уж какой есть, — подмигивает. — Но давай к делу. Я жду, — кивает вполне однозначно на мою блузку.
— Удали фотку, Семён. Это частное фото, я, между прочим, могу на тебя заявление написать за хищение телефона и вмешательство в частную жизнь, — говорю так серьёзно, как только могу. — Тебе ли, как будущему юристу, этого не понимать.
В какой-то момент мне даже кажется, что его это проняло. Но нет. Это просто весёлая игра с его стороны.
— Хорошая попытка, Адамовна. Но телефон я отдал на ресепшн в клубе, а фотку всё же купил на аукционе на стоке. С лицензией. Ну а про шантаж… Мы же никому не скажем, правда? — он отталкивается от тумбы и встаёт на обе ноги ровно. — Но если не хочешь, то ладно, пойду пацанам покажу. Они заценят. И так как фото мною куплено, то можно и мерч запустить. Календарики там, тетрадки, кружки… К новому году от кафедры английского языка, к примеру. Как тебе?
Сучонок.
— Ну я пошёл? — делает стремительный шаг к двери.
— Стой, — я хватаю его за рукав прежде, чем мозг даёт оценку собственным действиям.
Радич останавливается и складывает руки на груди, всем видом понукая меня.
Засранец. Козёл. Да чтоб тебя…
Горло пересыхает, а на щеках появляется жар. Перед глазами плывёт всё от стыда.
— Чёрт тебя дери! — говорю и хватаюсь за верхнюю пуговицу блузки.
Рывком расстёгиваю её, а потом дрожащими пальцами берусь за вторую. И тут вдруг в дверь раздаётся стук. Я резко выдыхаю и в ужасе отшатываюсь. Хорошо, что не успела! Вот же я дура!
— Василина Адамовна, сегодня совещание кафедры в семнадцать часов, — сообщает, заглянув, секретарь декана. — Вас в чат ещё не добавили, поэтому я пришла сказать.
— Хорошо, — отвечаю сипловато, в надежде, что ничего подозрительного она не заметила.
— И ещё вот — подпишите, — она входит и вытаскивает из кипы на локте какую-то бумажку. — Это по поводу отпуска на лето. Мы списки заранее составляем и утверждаем.
Я беру на столе ручку и замечаю, как подрагивают мои пальцы, а пластик скользит по выступившей на коже влаге.
— В следующий раз тогда закончим, Василина Адамовна, — говорит Радич и подмигивает за спиной секретарши.
Он прикрывает за собой дверь, а я испытываю острое, почти болезненное облегчение. Едва не сползаю под стол на онемевших ногах, вовремя ухватившись за край столешницы.
— Ой у меня тоже под конец дня на каблуках уже ноги подкашиваются, — понимающе хихикает секретарша и кивает на свои ступни. — Поэтому вон: ближе к трём в балетки переобуваюсь.
— Угу, — растерянно киваю я.
Понимаю, что это не конец. И этот говнюк просто так не отстанет. Я в капкане.
Только почему-то соски так и саднят после его взгляда даже через одежду…
8
Семён
— Сём, ну ты покажешь фотку или нет? — толкает меня плечом Марк, пытаясь заглянуть в телефон.
— Хрен, — поднимаю руку и блокирую экран.
— Фига се, — бычится Марк. — Запал, что ли?
— Я её ещё не чпокнул. Как проедусь, так и подумаю, показывать или нет.
— Охренеть, ты таинственный, — ржёт Марк.
Мы открываем шкафчики и достаём снаряжение. Пересчитываю карабины, переобуваюсь в скальники и надеваю защиту на локти и колени. Марк делает то же самое, только ещё натягивает спецодежду.
— Ты перестегнул карабины? — кивает Марк на мои обвязки.
— Сейчас перестегну, мамочка, — подкатываю глаза в ответ.
— Сегодня на боулдеринг*?
— Нет, на пятнадцатиметровку на трудность**. На отвесную сегодня не хочу. А ты? Или снова тренить?
— Да, у меня сегодня две девчонки и дед.
— Дед — не кайф, — усмехаюсь. — Марик, тебе нафиг это надо? Ну пободался с батей. Успокоились же уже. Бросай работать. Или карты так и не разблочили?
— А мне понравилось бабки свои зарабатывать, Сём. Как умею. Я же не шарю, как ты, в играх, так что приходится тут и с дедами в том числе.
— Ну давай, — хлопаем рукопожатие и расходимся каждый в свой зал. Он обучать начинающих, а я сегодня сражаюсь с самой высокой скалой.
Пацаны ржут, что Марк решил поработать. А мне кажется, это круто. Постоянно рассчитывать, что у твоего папаши хорошее настроение и он тебе не блокнет карту — ну такое себе. Понятно, что долго Марик не повольничает, отец его приберёт к рукам сразу после выпуска. Там у семьи юридическая фирма, причём фамильная. Батя его как-то втирал, что адвокатская контора “Новокриницкий” была основана их там каким-то пра-пра ещё в девятнадцатом веке. Так что Марку не отбиться от семейного наследия.
